Особая милость - Таиска Кирова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О, живой человек. Давно я не встречала живого, – голос хриплый и тихий, – давно, очень давно.
Старуха покачала головой, пауки заволновались, пытаясь удержаться на седых волосах.
Тут целитель и рассказал, зачем пожаловал. Волос Марушин достал из кармана в тряпицу завернутый.
Она протянула открытую ладонь, по которой сновали паучата. Целитель осторожно положил скрученное волосяное колечко и поспешно отдернул руку.
Карга засмеялась:
– Мои детки, славные, они тебя не тронут. Пока я не попрошу. – Она растянула губы в улыбке, выпуская на волю еще несколько «славных деток».
– Лишь однажды я видела, как Маруша отдает свой волос. Да, тогда я могла еще видеть, – задумчиво протянула Паучиха. – Должно быть, ты очень хороший человек, раз удостоился особой милости.
– Я не для себя просил, – ответил лекарь, – кузнецова жена..
– Кузнецова жена уже здесь, – ощерилась ведьма, – опоздал ты малость. Но, уж коли пришел, гостем моим будь.
Отвернулась и пошла из пещеры прочь, не сомневаясь, что он идет следом.
Огорчился старец, что не справился, да, делать нечего, побрел за хозяйкой, уже и не чая, что выберется из горы живым.
Скоро факел в его руке зашипел и погас, и Молец оказался в полной темноте.
– Погоди, почтенная, – окликнул он старуху, – я ничего не вижу.
Она взяла его за руку холодной костлявой, будто птичьей, рукой и повела за собой. Время от времени по его запястью скользили крошечные ножки, лекарь мужественно терпел, содрогаясь от отвращения. Постепенно, глаза его начали видеть, сначала силуэты, а затем и предметы вокруг. Оказалось, легкий свет шел от паутины, которой были заплетены стены и потолок. Чем больше было паутины, тем светлее становилось. В паутине копошились пауки, намного крупнее тех, что несла на себе карга. Некоторые достигали размера с кулак, а некоторые и того больше. Они сновали туда и сюда, занятые бесконечным плетением круговых узоров. Лекарь, наконец, заметил, что старухин плащ поредел – паучки по дороге соскакивали с волочащегося подола и карабкались на стены. Внезапно, с потолка под ноги Намольнику шлепнулся огромный паук, перевернулся на спинку, несколько раз дернул лапками и замер. Тут же к нему подбежали паучата, облепили со всех сторон, а когда расползлись в стороны, старец увидел лишь пустой хитиновый панцирь. И таких панцирей на полу оказалось великое множество.
– Славные детки, славные, – бормотала ведьма, – судьбы людские им ведомы, все дела – добрые и худые. Хороший человек – паутина вверх, вверх. Злой, плохой – вниз, в колодец.
Намольник догадался, что речь идет о пещере, где он впервые повстречал Паучиху.
– А есть такие, что ни вверх, ни вниз? – спросил он.
– О, да. Большинство, и все они здесь, со мной – мои детки…
Сколько они так шли, старец не знал, время для него потеряло всякое значение. Как ни странно, голода и жажды он не испытывал, да и припасы остались далеко позади. Наконец, они остановились у стены с единственной сплетенной паутиной. В центре серый и неряшливый узор в пятнах черноты, постепенно переходящий в изящное плетение, белоснежное по краям. Паук, большой, наверное, самый большой, из тех, что видел гость, медленно перебирал лапками по краю.
Паучиха остановилась перед ним, словно любуясь, и сказала:
– Почти закончена, правда, красивая?
– Да, – согласился старик, не совсем понимая.
– Она твоя, – ведьма захихикала, – еще чуть-чуть, и мы узнаем. Вверх или вниз?
Карга тряслась в припадке неудержимого смеха, приплясывая на месте, паучки сыпались с нее мелким дождем и разбегались в стороны. Самые неповоротливые остались на полу мокрыми пятнышками. Ведьма, словно не замечала, продолжая танцевать и смеяться. Внезапно, она остановилась и замолчала, повернула к Намольнику слепое лицо и тихо зашипела:
– Но у тебя ведь есть волос. С его помощью ты можешь продлить себе жизнь или исправить любой узор.
Голос ее постепенно набирал силу:
– Хочешь, еще сто лет? Сколько жизней сможешь спасти. Я давно не вижу глазами, но это не мешает мне смотреть сердцем. Это все сон, который преследует тебя. Каждый раз, когда ты помогаешь больному, ты надеешься, что больше никогда его не увидишь. Но всегда недостаточно, так, может, еще сто лет перевесят твои злодеяния?
Намолец с ужасом слушал старуху. Та продолжала:
–Только все имеет свою цену. Когда-то я была человеком, как и ты. И я тоже получила от Маруши волос. За это я попала сюда, и останусь тут до тех пор, пока меня кто-нибудь не заменит. Но волосом я так и не смогла воспользоваться, потому что умерла. Лишь живой человек способен изменить свою судьбу. Торопись, пока Ядвига не закончила работу.
Она ткнула костлявым пальцем в вяло копошащегося паука, отчего тот пискнул и отполз подальше.
– Откуда ты знаешь про сон? Я ведь никому, ни единой душе, – лекарь отшатнулся от старухи.
Она поманила его рукой:
– Иди, иди, иди сюда, добрый человек. Пойдем со мной, вверх или вниз? Тут нужна особая игла.
С этими словами она достала из складок платья тонкую и длинную золотую иглу. Ловко распутала волосяное колечко и вдела волос в игольное ушко. Словно и не была слепой.
– Положи руку мне на плечо и ни за что не отпускай, чтобы ни случилось.
Сказала так и ткнула иглой с волосом в темное пятно в центре паутины. В момент, вокруг них заклубился туман, наполнил пещеру густым сырым воздухом. Задыхаясь, лекарь ухватился за старуху и согнулся, кашляя, а когда распрямился, увидел, что пещера исчезла. Стоят они с Паучихой за кустом куманики в лесу, а мимо по дороге телега едет. Вокруг в траве кузнечики стрекочут, бабочки