Папочкина зависимость - Би Джей Альфа

— Мне нужно уехать по делам, — снова вздыхает он.

Я не понимаю, зачем он мне это говорит — обычно его дела меня не касаются. Вместо того чтобы обращать на него внимание, я отвожу взгляд, показывая свое безразличие. Весь смысл моего брака с Зеней заключался в том, чтобы они оставили меня в покое с моим наследством, но они захотели большего. Они приняли меня за дурака. Я должен был тогда понять, что будут дополнительные условия для получения наследства. Ублюдки ожидали, что я подарю им наследника, не меньше. Я фыркаю при воспоминании.

— Дочь Зени собирается погостить у меня, — добавляет он, и я смотрю на него в недоумении. — Она вернулась из школы-интерната на каникулы, — его тон звучит почти грустно из-за того, что он не сможет увидеть ее.

Я закатываю глаза. У моего отца больше сочувствия к чужим детям, чем к своим собственным.

— И какое это имеет отношение ко мне? — спрашиваю, как бессердечный ублюдок, коим и являюсь.

Почему я должен заботиться о ее ребенке? Особенно учитывая, что они даже не сообщили мне о ее существовании. Где мои братья получили невинных невест, я получил вдову с прицепом. Она испорченный товар. Как и я, наверное.

— Она будет жить у тебя, — он смотрит на меня.

Моя спина выпрямляется, я подаюсь вперед, едва сдерживая ярость.

— Только через мой труп! — с ядом выплевываю я.

Он поднимает руку, как бы останавливая меня, как дрессированного пса.

Я знаю, что лучше не спорить с ним. Видел, на что он способен в гневе и на что может пойти, чтобы добиться своего. Если не насилием, то манипуляциями. Мои кулаки сжимаются, тело вибрирует от гнева из-за очередного вторжения в мою жизнь.

— Она будет жить у тебя, — его взгляд пронизывает меня, такие же темные, мертвые глаза, как у меня.

Мои губы непроизвольно раздвигаются для возражений.

— А как же остальные? Разве она не может остаться с кем-то из них?

Отец широко открывает рот и поднимает брови в удивлении.

— Твои братья работают, Томми. У них свои обязанности, а у тебя свои, — его взгляд не отрывается от моего.

— Она не моя гребаная ответственность, — рявкаю я в ответ. — Я узнал о ней только после смерти Зени. Я даже не знаю этого ребенка и не хочу знать, — сжимаю губы, пытаясь удержаться от дальнейших комментариев.

Он тяжело вздыхает, не скрывая разочарования.

— Джейд. Ее зовут Джейд. И ты будешь заботиться о ней, как о своей собственной, — он поднимает бровь, и в его тоне нет места для обсуждения.

Я ошарашено издаю странный звук, словно захлебываюсь. Единственная женщина, с которой я хотел бы иметь ребенка, давно ушла, и я точно не хочу возиться с чужим ребенком. То, что у него есть слабость к маленькой сироте, не значит, что она есть и у меня.

С тех пор как Зеня умерла шесть лет назад, отец стал для этой девочки лучшим родителем, чем когда-либо был для нас. Я избегал ее при любом удобном случае, поэтому легко было не пересекаться с ребенком, который по закону является моей ответственностью. Еще одна вещь, которую они мне подсунули. Скриплю зубами от несправедливости.

До сих пор отец не просил меня ни о чем, касающемся девочки, поэтому я никогда о ней и не спрашивал. Зачем мне? Я живу своей жизнью, она живет своей.

— Как долго тебя не будет?

— Шесть недель.

— Шесть? — я в ярости. — Шесть чертовых недель?

— Томми, если ты хочешь продолжать свой образ жизни, как прежде, тебе придется сделать перерыв на шесть недель. Всего шесть недель, — он разглаживает ладонями рубашку, показывая, что разговор закончен.

Я откинулся на спинку кресла. Он снова наказывает меня. Единственная его власть надо мной — деньги. Без него у меня ничего нет, и он это знает. И я, черт возьми, это знаю.

Проведя рукой по волосам, я пытаюсь придумать план. Может, нанять ей няню? Или сиделку? Поручить это домработнице?

Да, да, так и сделаю. Я могу продолжать жить своей жизнью, пока за ребенком присматривают. Шесть недель. Я справлюсь. Моя жизнь не изменится.

— Она должна быть в безопасной обстановке, — добавляет он, словно читая мои мысли.

Он не имеет в виду ее проживание со мной как форму защиты, потому что это само собой разумеется. В нашей мафиозной семье мы все защищены. Нет, он имеет в виду мой образ жизни: наркотики, алкоголь и секс.

— Я серьезно, Томми. Никаких наркотиков. Шесть чертовых недель, — он смотрит мне в глаза.

Ха, как будто это так просто.

— Ладно, — выдыхаю я. — Когда она приедет? — встаю и направляюсь к двери, заканчивая разговор.

— В субботу, — произносит он, когда я выхожу, но я слышу нотки надежды в его голосе, и меня от этого тошнит. — Присмотри за ней, — произнес он едва уловимо.

Глава 2

Томми

Всю неделю я был на взводе, как черт знает кто, но теперь готов выпустить пар. Поэтому, когда раздается звонок в дверь, оповещая о прибытии моей субботней девушке из «Индульгенции», я мчусь вниз по лестнице, как настоящий наркоман, готовый к следующей дозе.

Проходя мимо зеркала внизу, я самодовольно улыбаюсь своему отражению. Мне повезло с внешностью, по крайней мере, шлюхам, которых я трахаю, везет спать с красавцем. Я с нетерпением открываю входную дверь и вижу перед собой молодую женщину с большими зелеными глазами, полными неуверенности. Осматривая ее с ног до головы, я замечаю ее растрепанный вид: она вся промокла, и меня злит, что машина явно не высадила ее у дверей, как обычно. За ее спиной льет дождь, и она дрожит, привлекая мое внимание к ее наряду.

Она выбрала школьную форму. Уголок моих губ приподнимается от восторга. Это что-то новенькое и необычное, и мой член сразу реагирует, напрягаясь и пульсируя от одного только взгляда на нее. Мои яйца сжимаются от желания, особенно когда я смотрю на ее дрожащие губы и напряженные соски, умоляющим, чтобы их пососали и поиграли с ними. Я провожу рукой по своему затвердевшему члену, давая ей понять, насколько мне нравится ее наряд. Ее глаза расширяются в невинном удивлении. Черт возьми, она очаровательна и аппетитна одновременно. Я собираюсь развлечься с ней. Уже много лет мой член не реагировал так на женщину.

Мой рот жаждет ощутить ее вкус, а член стремится поглотить ее и наполнить, пока влага из ее киски не потечет по бедрам. Блять, да.

Ее промокшие волосы прилипают к лицу,