Княгиня Ничего-Не-Знаю (Княгиня Вера-Вики Оболенская) - Елена Арсеньева

Конечно, ей тогда было только девять лет, когда ее родители, бакинский вице-губернатор Аполлон Аполлонович Макаров и его жена Вера Алексеевна, пережив революцию и два кровавых года Гражданской войны, бежали через Константинополь в Париж. Сначала им казалось, что жизнь в Турции будет чем-то напоминать жизнь в Закавказье, но нет — Константинополь их, как и многих других русских беженцев, едва в гроб не загнал. Возможность поехать в Париж восприняли как счастье, однако и тут медом не было намазано — никто их особо не ждал. Отец умер; мать и ее сестра, Верочкина тетка, держались обособленно от других эмигрантов и по крохам проживали вывезенные из России драгоценности. Денег только-только хватало платить за пансион мадам Дарзан на бульваре Шато.

Дома Верочке было не то что скучно, но просто невыносимо — уж очень унылыми дамами оказались матушка и тетушка. Верочка отличалась от них, как небо от земли: веселая, общительная, она мигом выучила французский (а заодно английский, итальянский и немецкий) и болтала на всех этих языках так бойко, что ее никто уже не принимал за русскую. Тем паче что и во внешности ее не было ярко выраженных славянских черт: глаза темные, волосы тоже темные, да еще она их стригла коротко (во-первых, с длинными волосами трудно, когда нет мыла, а во-вторых, ей эта короткая стрижка невероятно шла), неправильное подвижное лицо исполнено чисто французской пикантности — лицо из тех, которое можно назвать каким угодно, даже красивым… И ростом, и фигурой она выдалась не в матушку: была высокая, худющая, длинноногая, широкоплечая и узкобедрая. Такая юношеская фигура считалась в то время необычайно модной. Веселая, смешливая, ласковая, с чудными, сверкающими глазами, длинными, очень красивыми бровями и свежим большим ртом, , напоминающим розовый цветок, elle etait ravisante, как часто говорили о ней французы, — она была обворожительна! У нее всегда было море поклонников, которых не смущали ее простенькие платьица и убогий дом, в котором она жила. Гораздо важнее то, что в присутствии Вики (ей было семнадцать, когда она потребовала называть себя только так и на имя Вера больше не отзывалась!) жизнь искрится и пенится, словно шампанское, а уж танцует эта длинноногая девчонка так, что у самых выносливых кавалеров ноги начинают уже заплетаться, а ей хоть бы что. Любимыми танцами ее были чарльстон и фокстрот, и она не раз хохоча заявляла, что главное — ночь протанцевать на хорошей танцевальной площадке, а потом… а потом по пословице: apres nous le deluge[1].

Вообще в эмигрантских кругах она была притчей во языцех. Особенно когда стала подружкой (нет, одной из многочисленных подружек) Александра Бильдерлинга. Он тоже был русский, довольно долго вел обычное для эмигранта весьма недостаточное существование, как вдруг взял да и получил порядочное наследство от весьма состоятельного дядюшки. Разумные люди советовали Александру положить деньги в банк и жить на проценты. Конечно, тогда будет не до роскоши, но достаток твердый, думать о завтрашнем дне не потребуется…

— Да я и не намерен о нем думать, об этом самом дне, — ухмыльнулся Александр и поклялся промотать дядюшкино наследство на dolce vita, сладкую жизнь, а потом покончить с собой.

Так он и поступил. Денежки осели в ресторанах и ночных заведениях. Компания его близких друзей и подруг, среди которых ближайшей была Вики, два месяца жила не зная горя, стирая подметки и ломая каблуки на танцевальных площадках… а потом бывший богач действительно застрелился. Немедленно широкий круг его друзей сузился так, что и не разглядишь. Вики была среди тех, кто все же сбросился на его похороны (от наследства не осталось ни сантима, даже гроб купить оказалось не на что!), а потом тихонько всплакнула на кладбище.

Тетушка и матушка были страшно обижены. Они считали, что дочка должна была не мотаться дни и ночи по кабакам, а выцыганить у влюбленного в нее Александра кругленькую сумму «на будущее». Вики только плечами пожала, услышав это.

— Что же, мне надо было к нему в содержанки идти? — спросила она высокомерно.

— Да хоть бы и так! — в один голос ответили старшие дамы. — А теперь что? На что жить будешь? У нас денег нет тебе помогать! Ищи работу, вот что!

— Ну и найду, — пожала плечами Вики.

А между тем это было легче сказать, чем сделать! В 30-е годы Франция уже начала остывать от первого прилива жаркой любви и сочувствия по отношению к русским эмигрантам, которые весьма значительно увеличили население этой страны (к началу Второй мировой войны во Франции насчитывалось 50 тысяч русских эмигрантов, не считая принявших французское гражданство!), и они заняли много рабочих мест, которых в годы начавшегося кризиса и французам-то не хватало! И даже девушке с такой хорошенькой мордашкой, с такой прелестной фигуркой и такими ножками, как у Вики (но с полным отсутствием образования и специальности), в самом деле было довольно трудно куда-то устроиться. Разве что и правда в содержанки или… или в манекенщицы.

Кстати, русских манекенщиц в то время в Париже было множество, они пользовались в модных домах немалым спросом. С одной из таких девушек Вики была знакома: встретилась с ней в развеселой компании Александра Бильдерлинга (царство ему небесное!). Девушку эту звали Софья Носович, она была на десять лет старше Вики и находилась в полном расцвете красоты. В ней было что-то от роковой женщины, с ее бесподобной изящной фигурой, темными и томными глазами, с ее страстной натурой. Она была не то полька, не то белоруска и предпочитала называть себя просто Софка. С ее легкой руки все остальные звали ее так же. Дочь сенатора императорской России, Софка была сестрой милосердия в Добровольческой армии Петра Николаевича Врангеля, переболела тифом (она еле выжила, и пострадал ее слух), эмигрировала вместе с войсками барона в Константинополь, за одного из офицеров вышла замуж, но брак ее был недолгим, потому что Софка заболела сначала туберкулезом, а потом у нее обнаружили рак груди. Муж исчез. Однако Софка была редкостно привлекательной женщиной, и рядом с нею непременно оказывался какой-нибудь мужчина, готовый всю жизнь на руках ее носить, и только буйный Софкин нрав (уж очень она была, как в старину говорили, переборчива!) мог ему помешать. Между прочим, даже несмотря на то что ей оперировали пораженную раком грудь, Софке было сделано, как подсчитал один из ее друзей, чуть ли не двести предложений руки и сердца!

Софка была ведущей манекенщицей (манекеном, как говорили во Франции) модного дома «Итеб». Его держала баронесса-эмигрантка Елизавета Бартольдовна Гойнинген-Гюис, известная в Париже под именем Бетти Буззард, а то и просто мадам Итеб. Жалованье было не бог весть как велико, однако позволяло Софке помогать матери и бабушке, да еще и отсылать какие-то деньги брату, завербовавшемуся в Иностранный легион.