Охотники за первым снегом - Роман Верховский

– Поэтому все будет законченно раньше срока, а потом я поеду в отпуск.

– Ты еще пригодишься, не думай, что все закончится на детском саду. Проект еще пойдет в школу и только потом будет зрелым. Мы творим интернет эпоху.

– Мне нужно в этот отпуск.

– Да что с ним не так?

– Первый снег. Ну да, ничего не объяснил. В общем, это не просто открытие горнолыжного сезона.

– Ничего страшного, – отмахивается макаронинами генерал, – после сдачи проекта тебя ждет приятное удивление от весьма выросшей заработной платы. Скатаешься в Альпы.

Все это ложь. Мы делаем заурядные вещи и получаем заурядную зарплату.

После сочного обеда и тусклого метро до дома, потом тусклого метро из дома, я очутился в лофте своих знакомых. Они устроили возвращенскую вечеринку. Компашка только прибыла из Австрии. Недовольные, хмурые, без искрящего снега в глазах. Сначала они пробовали оправдываться, но потом начали признаваться друг другу, что ожидали совершенно другого. Курорт приелся. Снега мало. Вышло глупо. Большую часть времени шел проливной дождь.

– Потусовались и все, – комментируют участники.

– Да и по деньгам вышло дороговато для пьянки.

– Только лыжи поцарапали, – дополняют картину ребята, – открывашки не получилось. Будем ждать снега в Шерегеше…

В конце вечеринки я шатался по лофту и пытался придумать, что же мне все-таки предпринять с работой. Под косые взгляды одной девочки думалось не очень. Ее прозвали Бани, потому что она катается в шапке с плюшевыми кроличьими ушами. Она приблизилась ко мне, когда я торчал у бара и смешивал себе третий Манхетен.

– Смешаешь мне? – она присаживается за бар.

– Ты даешь мне чувствовать себя нужным.

– Я следила за тобой, – Бани подмигивает, – у тебя неплохо получается.

Без шапки у нее комичное и запутанное каре из темных волос.

– На мой извращенный вкус, – я крошу лед ножом, рассыпаю по мартышкам на ножке, выливаю содержимое шейкера, естественно, часть проливаю на стойку.

– Откуда такие навыки? – Бани делает маленький глоточек, удивленные брови поднимаются вверх, – очень вкусно.

– Был определенный опыт, – я чокаюсь с ней.

– А ты опытный кролик, – она подмигивает мне.

– А ты уже заигрываешь со мной? Тебе очень идет этот изящный бокал с терпким напитком.

– Что тебя беспокоит, кролик?

– Это так заметно? Не знаю, Бани. Мне предложили повышение, но во мне все еще то чувство.

– Что ты занимаешься не тем?

– В яблочко.

Она улыбается:

– Ты просто не хочешь взрослеть, кролик.

– Почему ты меня так называешь?

– Я часто так называю тех, кто мне нравится.

Утро будит меня телефонным звонком, я выползаю из-под своих простыней.

– Шалом, – сонно отвечаю Кате М.

– Кое-что случилось. Я могу приехать?

2.

Добиралась она вечность, хотя моя квартира не так уж и далеко от центра. За Садовым, конечно, зато рядом есть парк, в котором я так и не был. Прогулять бы там с Катей М, – мечтаю я.

– Сильно болеешь?

– Сильно, – признался честно, – нужно перестать пользоваться алкоголем. И .

– БОЛЬШЕ РАБОТАТЬ – произнесли хором.

– Тише, тише, не так громко.

Катя М приехала с очередного интервью с каким-то модным модником. Она работала на несколько крупных западных блогов и иногда на известный интернет– журнал. Назовем его «Фыр-фыр». Именно так и выглядит икона эпохи – успешная, маневренная девушка с маленьким ноутбуком в стильной пуленепробиваемой сумочке.

– Что у тебя стряслось? – я прекратил ее рассматривать.

Катя М заерзала на месте, прихлебнула чай.

– А есть что-нибудь покрепче? О, виски!

Она поднялась, взяла с барной полки односолодовый, нашла себе бокал с толстым дном.

– Андрей, мне кажется, хотя, наверное, не кажется, то есть без «наверное» и без «кажется». Так же не бывает? Это чувствуется, это есть. Не какая-то неопределенность, – она замялась, сделала еще глоток, – странно, не действует…я влюбилась.

Кант режет склон, после небольшого дропа я врезаюсь в свежий, только выпавший, мягкий снег, перемещаю вес на заднюю ногу, и доска мягко выныривает из пухляка. Время останавливается, снег замирает в воздухе, отражая выглянувшее солнце.

– Он главный редактор журнала «Фыр-фыра» (что бы в твоей повести не было рекламы). А еще он предложил стать редактором раздела об арте. Сам понимаешь, вовсе не потому, что мы нравимся друг другу.

– Если здесь и есть камни, то под очень большим слоем снега. – я вдруг увидел ее маленькой девочкой – растерянным и несчастным ребенком, – то есть на открывашку сезона ты не поедешь?

– Дурак!

После рефлексивного рабочего дня я брожу с Катей М по пятиэтажному музею современного искусства. Она фотографирует понравившиеся работы на камеру, а я фотографирую ее на телефон и выкладываю черно-белые снимки в свой Инстаграм.

– Подожди, встань вот здесь и смотри вдаль.

Митя тут же комментирует фото: “Ракурс – дрянь“.

Времена навсегда изменились. Теперь, просыпаясь после крутейшей вечеринки, мы открываем свои записи в Твитере и краснеем за орфографические ошибки. Следом идет Инстаграм: пьяные лица на фотографиях друзей и пьяные друзья на своих фотографиях. Космический мусор. Поп-эфир.

Уже на улице Катя М разгоняется на длинный монолог:

– Знаешь, – говорит она, – я часто встречаю людей, которые говорят, что ничего не понимают в искусстве. Но как можно понимать? Не важно, знаешь ты художника или нет, или не можешь отличить импрессионизм от экспрессионизма. Искусство – это область не знания, а чувства. И те, кто не чувствуют, возможно, они мертвы? Ведь как можно не понять, что ты чувствуешь. Значит, не чувствуешь вовсе, но мы здесь, что бы чувствовать. Только почему меня это так пугает?

Лирическая пауза

У художника не существует личного пространства, убранство бункера выглядит как разрисованный черным маркером разворот модного журнала с красивой моделью на обложке. Он не коллекционирует кошек: для теплоты ему достаточно бороды; борды и лыжи стоят вдоль стены, а рядом – зимней заснеженной кучей – улеглись большие штаны на разноцветные куртки. К ним можно пройти вдоль горной гряды из ботинок с белыми разводами соли. На кухне чисто, как будто на ней никто никогда не готовил ничего серьезней, чем кофе. Траверсируем к софе у мониторов, угадайте, что на обоях? Везде лежат камеры, вспышки; ружья для охоты или винтовки в чехлах под столом, но скорее всего штативы. Время поймано на картины. С ними разговаривают шепотом, фотошопом, полным пакетом Adobe к плоской реальности, если уж на то пошло. Изображение в пространстве оттаивает только с первым снегом на склонах,

вещи приходят в движение, просыпается жизнь.

– Не могу уже, честно, – изнывает Митя, он сидит на кухне с ноутбуком на коленях.

Я смотрю, как он вытягивает свет на видео. Можно сказать, что монтаж почти закончен, а можно и не сказать.

– А олени были?

– Нет, обошлись фейерверками. В другом смысле, конечно, были. В студии хороший материал получился.

– О, карлик!

– Это ребенок.

– Уродливый.

– Не говори.

Какие бы тривиальные и однотипные свадебные ролики не снимал Митя, он оставался настоящим художником в зимнем видео. Зимой обычно пропадал по горнолыжным курортам и соревнованиям, очень привязался к парочке Про и смонтировал небольшой фильм из материала прошлой зимы. Получилось неплохо.

Но для этого сезона Митя приготовил кое-что особенное. Даже для себя самого.

Я пихаю его в бок.

– Я думаю, через пять дней нужно вылетать.

Митя кивает и я продолжаю, —

– Сюжет расскажешь?

– Неа, не расскажу.

3.

В Москве зарядили дожди. Теперь абсолютно все захотели зиму.

Катя М наслаждалась новыми отношениями и работой, а Митя готовил какой-то материал и постоянно пропадал на съемках. Я же занимался своей работой. Квартира начала обрастать чешуйками а4. Готовил тексты, медиапланы и прочее…

С момента назначения примерной даты отъезда моя мотивация получила удар электрошока. Я разговаривал больше чем с десятью людьми в день, опаздывал, устраивал, создавал. Суммарный чек выпитого кофе составил заработную плату небольшой плантации. График функции моих перемещений на карте метро выдавал эпилептический припадок. И я был похож на Одиссея, который возвращается домой.

За усердие я даже получил похвалу от Генерала. По телефону. Смской. Куда любопытней вышло сообщение от Бани на Фэйсбуке. Она прислала фотографию какого-то хмурого, едва напоминающего меня человека у барной стойки в лофте, смешивающего коктейль в хромированный шейкер.

«Твоя ксерокопия)» – подписала она ее.

» Точно)» – улыбнулся я.

«Что делаешь?»

» Дома сижу… но планирую выбраться прямо сейчас, если ты уже оделась».

» Я на работе, почти закончила. Дай мне тридцать минут».

Как утверждает приложение, между нами три станции метро. Я подъеду.