Рыжик (СИ) - Ионов Павел

— Проснулась уже? Ну и умница! Хочешь чего? Может по нужде? Ты не стесняйся-то, говори.

— Пить хочу… И писать тоже. — Чувствую, что краснею. А голос-то у меня очень молодой, хоть и хриплый. Санитарка засуетилась, забегала. Приволокла эмалированную кружку холодного подслащеного чая, одновременно подсовывая железное судно мне под задницу.

— Ты писай девонька, не стесняйся, я вынесу опосля-то. Доктор-то как разрешит тебе вставать, то тогда уже сама по нужде-то. А пока ты зови, ежели чего надо-то.

— Спасибо!

Дико краснея и мучаясь с непривычки, кое-как смог пописать. Смогла… Дождавшись, когда я облегчусь, санитарка выдернула из под меня судно, одновременно тряпкой подтирая мне между ног, показывая большой опыт и сноровку. А потом, когда я допил чай, забрала кружку и судно и вышла. Я опять остался один. Точнее, осталась. Надо привыкать думать о себе в женском роде. Твою ж мать! Ещё же и месячные будут теперь! Бля… Ну почему не мог попасть просто в парня, раз уж попал куда-то. Ещё и спросить забыл, точнее забыла, где это я. Ладно, потом спрошу…

А вообще, как так вышло, что я тут оказался? В обоих смыслах. И как она в больнице, и как я в её теле. По ходу, я убился тогда, грохнувшись с размаха затылком об замёрзший асфальт… Уже почти привычно снова задавил приступ паники.

… Так, я там, скорее всего, умер. И моё сознание, или может душа, как-то вселилось в это тело. А она, хозяйка этого тела, как-то тоже погибла. Не зря же голова вся в бинтах. В памяти лишь какие-то отрывки безсвязные. Больше ничего. Ни кто она такая, ничего вообще. Одни ощущения.

Задумавшись, я не заметил, как слегка приоткрылась дверь. В себя пришёл от крика в коридоре и каких-то шлепков.

— Ах ты ж негодник! За девкой подглядывает!

Твою же мать! Дверь приоткрыта, там санитарка хлещет тряпкой какого-то парня в больничном халате, а я, как последний дурак, ну то есть дура, дура конечно же, лежу на кровати в одной, задранной почти до жопы, ночнушке. Инстинкт сработал раньше, чем голова успела сообразить. Завизжав, сам такого не ожидал от себя, натянул рубашку чуть не до пяток и нырнул под одеяло. Черт, нырнула под одеяло конечно. Нырнула… Ох… Моя бедная голова!.. Нахрена ж так визжать-то?

— Вот тебе комиссар-то поподглядывает!

— А комиссар тут причем? Ну подумаешь, заглянул случайно.

— А вот он тебе глазаньки-то и прикроет. Дочка это евоная. Которую бандиты чуть не убили.

— Нашего комиссара? Штирлица?

— Его, его… Иди отсель быстро.

Парень исчез из поля моего зрения, а санитарка зашла в палату и прикрыла дверь.

— Ты б, дочка, не говорила про это отцу-то, а доктор наш паскудника этого и так накажет. Не расскажешь?

— Хорошо. — оторопело пробормотал я, — Не скажу.

— Вот и славно! А я сейчас завтракать принесу тебе.

Она ушла, а я лежал и думал. Голова успокаивалась потихоньку. Бляя! ЛЕЖАЛА и ДУМАЛА! Короче, у нас есть папа. И папа у нас крутой начальник. Может парня этого сильно наказать. Комиссар какой-то. И зовут его… Барабанная дробь и фанфары! ШТИРЛИЦ! Интересно, не Макс ли Отто? Вроде по-русски все говорят… Запутался… ЗАПУТАЛАСЬ! Запуталась я совсем. А мама тогда у нас кто? Радистка Кэт?.. Глупости всякие лезут в голову…

Пришла санитарка и принесла мне тарелку манной каши, хлеб с маслом и кружку горячего чая. Всё было очень вкусно. Даже чай имел вкус и аромат чая. Я наел…ась и глаза от обилия впечатлений стали закрываться. Не заметил…а как уснул…а. Проснул…ась от того, что меня кто-то будил. Рядом с кроватью стоял занимательный тип в белом халате. Вылитый Чехов, только в очках. Не в пенсне. Рядом с ним давешняя санитарка и ещё какая-то женщина, тоже в халате. Я сел на кровати, спустив ноги на пол. Санитарка подсунула мне кожаные тапочки без задников, что я и надел.

— Ну-с, голубушка, как мы себя чувствуем? Как голова?

Спрашивает, а сам споро снимает бинт с моей головы. Чем-то намочил присохший участок и резко оторвал от раны на затылке. Я зашипел от боли. Слезы сами выступили на глазах.

— Ну что ты, голубушка, разве так сильно больно? Ты же взрослая девица уже! Комсомолка! Спортсменка!

— И наконец, просто красавица, — шипя добавил…а я. Боль и правда уже уходила.

— Конечно красавица! — с энтузиазмом согласился «Чехов».

— А зеркало мне можно? — спросила я.

— И зеркало можно! — согласился доктор, что-то делая у меня на затылке. Откинул мои волосы вперёд, и рыжие густые пряди закрыли мне всё лицо. Вторая женщина потом вновь начала бинтовать мою голову. Закончив с перевязкой, бинтов, кстати, намотали намного меньше, чем было до этого, доктор с удовлетворением констатировал, что заживает всё хорошо и через недельку можно швы снимать. Откинув с лица волосы, я выдохнула, и глядя ему в глаза, спросила:

— Доктор, а я где? Как я здесь оказалась? — хрипота из голоса почти прошла. Ещё бы и голова бы не болела так если…

«Чехов» как-то смутился и начал объяснять, что меня, всю такую раскрасавицу, два дня назад чуть не убили бандиты, напавшие на машину, в которой я ехала. Но, на счастье, стрельбу услышали бойцы нашей непобедимой Красной Армии и поспешили на помощь. Но меня, к несчастью, уже успели ранить. Но, опять уже к счастью, ранили легко. Так что я сейчас нахожусь в госпитале… Так… Ясно… Рана и бинты прояснились.

— А где папа? — вопрос вылетел раньше, чем я успел его понять и обдумать.

— Товарищ батальонный комиссар обещал сегодня опять приехать. С ним всё в порядке. Ну Вы отдыхайте, голубушка. Сон лучшее лекарство! — и напоив меня какими-то порошками, вся компания удалилась.

Я же опять завалился на кровать и задумался. Итак… Я сто пудов в СССР. И скорее всего ещё до войны. Так как о немцах не было ни слова. Да и не чувствовалось войны. И кровать вон пустая стоит в палате. И кормят хорошо. Папа у меня батальонный комиссар. А это, на наши деньги, что-то типа полковника по политчасти. Если не ошибаюсь конечно. И он или еврей, или немец. Судя по фамилии. То есть, я тоже… Или немка, или еврейка. Минимум наполовину. Это если мама другой национальности. Мои рыжие волосы тут роли не играют. Я даже грузина рыжего знал раньше.

Это хреново конечно… Лучше б я русской был…

Интересно, где находится этот госпиталь и какой сейчас год?

В дверь кто-то постучал, и она приоткрылась.

— Маша, Вы не спите? — поинтересовался мужской голос.

Так… Вот и имя свое узнал. Узнала…

— Войдите! — ответила я, накидывая на себя одеяло.

Вошёл парень лет 28–30. Среднего роста, в довоенной форме, с наброшенным на плечи халатом. На отложном воротнике петлицы голубого цвета с одной шпалой и эмблемой ВВС и звёзды на рукавах. В руках коричневый портфель.

— Доброе утро! Я старший политрук Петров, начальник особого отдела полка. Могу я задать Вам пару вопросов относительно нападения на Вас и Вашего отца, батальонного комиссара Штирлица Иосифа Генриховича?

«Так, минуточку, мне показалось или этот политрук назвал моего отца не Штирлицем, а Стирлицем? Или даже скорее СтирлЕцем? И почему политрук? Разве не лейтенант ГБ должно быть звание?»

— Я не помню, что случилось. — отвечаю, — очнулась здесь, в больнице, голова болит. А что было и как, ничего абсолютно не помню.

— Это госпиталь, а не больница, — поправил меня особист.

— В госпитале, — соглашаюсь с ним, — я даже не помню, куда я с папой ехала.

— Но то, что ехали, помните?

— Нет, не помню… Мне уже здесь рассказали, что на нас напали бандиты и меня ранили… А с папой все нормально? Его не ранили?

— Товарищ батальонный комиссар в полном порядке. Скоро приедет Вас навестить. Неужели вообще ничего не помните?

Я отрицательно помотала головой. Ох! Зря я это сделала. Опять резко заболела голова. Замутило. Это как-то наверно отразилось на моем лице, так как политрук заспешил, быстро что-то написал и подсунул мне под роспись.

Так… Протокол допроса потерпевшей СТИРЛЕЦ М.И. 1925 года рождения… Бла-бла-бла… Со слов потерпевшей, момента нападения не помнит и что произошло, знает лишь со слов медицинского персонала госпиталя. Бла-бла-бла… 12.06.1941 года.