Бес. Покойный дом (сборник) - Таня Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что теперь?
– Теперь уже ничего. Надо было стараться поступить в математический класс. Вот тогда было бы дело. А это что? – отец махнул рукой и отвернулся к телевизору.
Ксюша стояла так, как будто бы ее сейчас всю оплевали.
– Идемте есть, – сказала мама, зайдя в комнату.
Они уже не возвращались к этому разговору. Ксюше совсем не хотелось кушать, но отказ от еды расстроил бы маму, т. к. она старалась, готовила, поэтому Ксюша запихивала в себя ложку за ложкой. Как обычно сестра притащила магнитофон на кухню. Отец стал ей говорить, чтобы она выключила, та только смеялась. Вскипел чайник, и мама разлила чай всем по кружкам, поставив их на стол.
– Ой, мне песня эта так нравится, – вскрикнула Оксана и прибавила громкость.
– Выключи, я сказал, – уже заорал отец.
– Нет, – хихикая, как дурочка, сказала Оксана.
– Я сказал тебе – выключи.
Сестра только засмеялась, прищурив глаза и в упор смотря на отца. Отец одним рывком вскочил и стукнул магнитофон кулаком. При этом он тряханул стол так, что чай весь вылился, причем прямо на Ксюшины живот и ноги. Она даже не поняла, что случилось, что должно быть больно или, что она должна заплакать, т. к. на нее сейчас вылили целую кружку кипятка.
– Смотри, что ты сделал, придурошный, – сказала Оксана, взяла магнитофон и пошла в спальню.
– Это твое воспитание, – прорычал в свою очередь отец матери.
Мать ничего не ответила, достала последнее яйцо, и стала мазать живот и ноги Ксюши. Белок становился почти сразу белым, так же, как когда она жарила себе яичницу на сковородке. Мама снимала образовавшуюся пленку и снова мазала сырое яйцо. Отец ушел смотреть телевизор. Ксюша не плакала, а мать ее не успокаивала. Оказав первую медицинскую помощь, мать стала убирать со стола.
– Как мне все это надоело, – сказала мать.
Ксюша закрылась в ванной и стала делать алгебру. Она решила просто забыть о сегодняшнем вечере. Она делала так каждый день.
В ванной ей нравилось учиться больше, чем в туалете, т. к. туда реже заглядывали. Раковина была и на кухне, так что руки можно было помыть и там. Она делала редкие вылазки, чтобы сменить учебники и тетради, а когда спина совсем уставала сидеть, то она брала одеяло, кидала его в саму ванну, предварительно вытерев ее насухо и повернув кран в сторону раковины, т. к. он постоянно тек. Затем она ложилась. Такой способ отдыха она подсмотрела в каком-то советском старом фильме и взяла себе его на заметку. На самом деле можно было бы здесь спать, если бы папа не вставал раньше всех и не шел бриться. А так здесь было очень хорошо. Если, конечно, не считать внешнего вида, который ничем не отличался от всей остальной квартиры. В связи с тем, что денег на плитку не было, решено было поклеить моющиеся обои, но через пару дней они стали отклеиваться. Чтобы они совсем не отвалились, по стыкам их склеили скотчем. Там, где обои отходили, был виден какой-то грибок. Мама старалась от него избавиться, но, как почти во всех случаях, когда она пыталась что-то поправить, это не помогло. Здесь было сыро, поэтому он развивался очень быстро.
На самом деле сегодня был хороший день, т. к. папа пришел трезвый. Но, как это часто бывает после длительного «загула», встав на верный путь, он становился злой, раздражительный. Ксюша хотела его порадовать, но только рассердила своим заявлением о том, что она будет учиться в непростом классе. Она уже и сама была не рада тому, что у нее получилось поступить. Эта очередная победа была превращена членами ее семьи в очередное поражение. Она уже привыкла. О своей жизни она старалась рассказывать как можно меньше. Только когда ее спрашивали, а спрашивали редко. В дневник вообще никогда не заглядывали: не интересно смотреть на бесконечные пятерки. Но эта новость была для нее настолько большой и чудесной, что ей очень хотелось поделиться. Но насколько она была чудесной, настолько она сейчас стала ужасной. Ксюша думала о том, как это можно исправить, но проситься в обычный класс было бы глупо, а попасть в математический класс уже невозможно, т. к. вступительные экзамены уже прошли без ее участия. Мама все еще возилась на кухне. Когда она там на недолго задерживалась, то Ксюша иногда переходила в кухню, т. к. там можно было сидеть за столом, а значит можно, например, переписать сочинение или решенные примеры с черновика в чистовик.
– Открой дверь, – крикнула Оксана, стучась в ванную. – Ты не одна здесь живешь.
Ксюша открыла дверь и вышла.
Пока все чистили зубы и умывались, готовясь ко сну, она решила почистить свою обувь. Это было одно из любимейших ее занятий, если, конечно, не считать мытье посуды. В эти моменты она каким-то чудесным образом исчезала из квартиры. Ее мысли были далеко-далеко, хотя тело повторяло одни и те же несложные механические движения. Раз-два, раз-два. Не смотря на сложные отношения, она чистила обувь всем членам семьи. Так что утром все уходили в чистейшей обуви. Это делалось не из-под палки, а было решением самой Ксении, т. к. от данного процесса она получала истинное удовольствие. А в ее жизни этого так не хватало. Ей нравилось чередовать умственную и физическую деятельность. Особенно, когда не получалось решить какой-то пример или, она не могла написать сочинение. В такие моменты она откладывала все тетради, и шла мыть посуду. Грязная посуда в их доме никогда не переводилась, т. к. помимо основных приемов пищи, были, как правило, еще и промежуточные. Возможно, это происходило из-за того, что пища была не калорийная, поэтому чувство голода быстро возвращалось. Или была обыкновенная привычка что-то перекусывать, но факт оставался фактом – раковина на кухне никогда не пустовала.
Оксана закончила свои ванные процедуры, отец уже храпел. Он быстро засыпал под телевизор, а может быть просто очень сильно уставал. Организму его, должно быть, было тяжело не работать совсем, когда он пил круглыми сутками, а затем вкалывать по двенадцать часов, и даже больше. Когда он не пил, то у него всегда находилась дополнительная работа, а соответственно и денег прибавлялось. Поначалу он все нес в семью: покупал разные вкусняшки, отдавал деньги маме. Но наличие денег не способствовало тому, чтобы семья стала счастливее. Мама ходила все так же ни жива, ни мертва, сестра кричала на отца, чтобы он не выпендривался после двух дней «сухого закона», Ксюша молчала. Отец обижался, включал телевизор, а затем засыпал. На следующий день он снова приползал, либо его приносили, потому что он уже не мог идти. Их жизнь была похожа на круговорот. И вся семья вместе с отцом уходила в запой, т. к. в эти моменты он путал день с ночью, как маленький ребенок, и по ночам устраивал концерты, основной целью которых было выпрашивание денег, принесенных всего пару дней назад. Мать что-то давала ему, потом он уходил, потом приходил уже совсем пьяный. Затем он резко бросал пить, вся семья вместе с ним тяжело отходила от очередной пьянки, т. к. сложно понимать, что вчера папы вроде бы и не существовало на свете, ему было не до тебя, а сегодня он не только спрашивает, но и требует что-то. Даже скорее, это было хождение не по кругу, а по спирали… Вниз.
Не смотря на все это, Ксюша любила отца. А еще она любила вот так допоздна учить уроки. Тогда казалось, что в их семье все хорошо, т. к. было тихо. Для нее это был единственный критерий определения уровня спокойствия. Любой разговор на повышенных тонах даже за пределами дома, она рассматривала, как что-то плохое. То, что в споре рождается истина, было для нее очень глупым высказыванием. Она не могла понять, как вообще возможно крича, до чего договориться. На ее глазах таких примеров не было, т. к. сестра каждый день по любому поводу ругалась с отцом, и общий язык за столько лет они так и не нашли. Ксюша и ее мама были скорее наблюдателями. Жили в этой семье отец и сестра, а вот жизнь матери и Ксюши протекали будто сквозь пальцы. Постоянные склоки отнимали всю энергию у них обеих. Две безмолвные тени, будто покинутые жизнью.
– Ложись спать. Уже поздно, а завтра нужно рано вставать, – сказала мама, выйдя в сорочке до колена, заспанная, помятая, как подушка, с которой она только что встала.
– Мне еще чуть-чуть осталось дописать, – просящим голосом сказала Ксюша.
– Ладно, дописывай и спать.
Ксюша кивнула и посмотрела, как немного пошатываясь худое тельце прошло по коридору и завернуло за угол. Ксюше было ее жалко. А еще ей было жалко себя. Если бы она не сидела вот так ночами, то, скорее всего, у нее не было бы возможности учиться в гуманитарном классе. Но никто в ее семье этому не рад. Неужели они и правда не замечают, как она старается. А, может быть, именно потому что замечают, так реагируют. Ксюша часто думала об этом, но ни к одному более или менее логичному выводу она прийти так и не смогла. Переписав сочинение, она пошла по темному коридору, затем зашла в темную комнату, освещенную лишь светом уличного фонаря, разделась и легла спать.