Утренние голоса - Николай Стещенко

Милиционеры долго смотрели ему вслед. А один подошел и спросил:

— Мальчик, куда путь держишь?

— К бабушке, — ничуть не смущаясь, ответил Павлик.

— А где она живет?

— Возле большого магазина.

— Фамилию знаешь?

— Бабушка Васильевна.

— А ты где живешь? — улыбнулся милиционер.

— У меня вот записка. — Павлик достал из кармана бумажку с адресом.

— Вот и хорошо, — сказал милиционер и взял его за руку. — Пойдем домой.

— Мне нужно к бабушке, — заупрямился Павлик.

— В другой раз сходишь, — успокоил его милиционер. — Вместе с мамой. Она, наверное, уже ищет тебя.

— А нашей мамы нет дома, — попытался Павлик уговорить милиционера.

— Тем более, надо домой. Потеряться можешь.

Делать было нечего, пришлось возвращаться.

Дверь открыл папа. Он даже растерялся, когда увидел на пороге милиционера.

— Ты что-то натворил? — строго спросил он Павлика.

— Ничего, папочка. Я теперь вежливый. Я со всеми милиционерами здоровался.

Милиционер весело заметил:

— Это хорошо вы с адресом придумали. Видать, парень боевой. К бабушке путешествовал.

— Я хотел поздороваться с ней, — сказал Павлик. — Она еще не знает, какой я стал вежливый.

Дерево для соловья

Возле дома остановилась автомашина с полным кузовом саженцев. Миша распахнул окно, обрадовался: папа завтракать приехал!

Уселись они за стол рядышком. Бабушка улыбнулась: похожи, как две капли воды, — глаза черные, брови пушистые, оба курносые.

— Поменьше тарелок, мать, — сказал папа. — Я заехал только перекусить — в поле люди ждут.

— Возьмешь меня с собой? — робко спросил Миша.

— Не могу. Вот отвезу саженцы — и опять в районный питомник. Это далеко, укачает тебя.

Миша не обиделся. Он понимал: если папа говорит — значит, нельзя.

— Тогда оставь мне одно деревце, — попросил он.

— Зачем тебе?

Миша подумал и сказал:

— Все сажают, и я посажу. Вырастет, к нам соловей прилетит.

— Хорошо, — согласился папа. — Каждый человек должен посадить хотя бы по одному дереву. Оставлю тебе самый маленький саженец. Будете вместе расти.

Папа уехал, а Миша выкопал под окном ямку и посадил в нее деревце. Затем взял бидончик и стал носить из родника воду. С утра до обеда носил.

— Зачем тебе столько воды? — спрашивали у него соседи.

Миша отвечал с достоинством:

— Дерево свое поливаю, чтобы выросло поскорее!

Когда мальчик снова отправился к роднику, из сарая вышел поросенок. Увидел под деревцем лужу, даже хрюкнул от удовольствия.

Вернулся Миша, а саженец сломан. Расстроился мальчик, сел на крыльцо и заплакал. Тут вышла из дома бабушка, узнала, в чем дело, стала успокаивать:

— Не огорчайся, внучек. Плохое дело легче сделать, чем доброе. Поэтому глупый и делает плохое, что полегче, а умный — доброе. Вот и поросенок наш обидел тебя, а того и не знает, где у дерева сила.

Миша вытер кулаком слезы, удивленно посмотрел на бабушку.

— Где? — вырвалось у него.

— Ты ее в землю с корнями запрятал. А новую силу дал, когда водою полил. Подожди, она себя покажет, эта сила.

— Как? — нетерпеливо спросил Миша.

Бабушка погладила его по голове и улыбнулась:

— Скоро увидишь.

Прошла неделя. Каждое утро Миша поливал саженец, но тот по-прежнему был похож на воткнутую в землю палочку. Потом высоко поднялась трава и скрыла сломанное деревце. И Миша забыл о нем.

Однажды летом бабушка разбудила Мишу раньше обычного. Лицо у нее было загадочно веселое. Бабушка взяла внука за руку, вывела во двор и спросила:

— Что-нибудь видишь?

Миша осмотрел двор — ничего нового. Глянул в палисадник, где утром папа скосил траву, и не поверил глазам. Из поломанного саженца, почти от самой земли, тянулись вверх два ярко-зеленых побега. Листочки на них блестели, как отполированные. Миша наклонился и осторожно притронулся к побегам. Они были тоненькие и гибкие.

— Вот и отблагодарило тебя дерево, — сказала бабушка.

Миша сел на скошенную траву и широко открытыми, полными удивления глазами стал разглядывать каждый листочек. Ему казалось, что перед ним не просто деревце, а чудо, которое сделали его руки.

Ква-ква, братик!

Тане купили новое платье: воротник кружевной, на карманах белые цветы, на поясе блестящая застежка. Глядит Таня в зеркало, а перед нею будто другая девочка — нарядная, с веселыми глазами.

— И чего радуешься! — воскликнул старший брат Генка. — Зеленая ты в этом платье, как лягушка.

Таня обернулась, показала ему язык, а Генка повторил обидные слова и побежал на улицу.

Нахмурилась Таня — радости как не бывало. Посмотрела снова в зеркало, а перед ней стоит курносая девочка с грустными глазами.

«Конечно, Генка обманывает, — стала успокаивать она себя. — Мама права, платье очень красивое. Зачем бы плохое шили на фабрике, да и мама не купила бы».

И все же Таня не могла забыть Генкиных слов, которые, будто репьи, прицепились к платью и уродовали его…

Вернулся Генка с улицы голодный и сразу — на кухню. А через минуту обратился к сестре:

— Где мама?

— Ква-ква, братик! — ответила та.

— Ты что, говорить разучилась? — рассмеялся Генка.

— Ква-ква, братик! — повторила Таня.

— Что расквакалась, — разозлился Генка. — Где мама, спрашиваю?

— Ква-ква, братик!

Генке стало не до смеха. Так можно и с голоду умереть, ничего не добившись.

— Хватит притворяться, — попросил он. — Мама что-нибудь оставила поесть?

— Ква-ква, брэ-кэ-кэ!

Глянул Генка на ее зеленое платье и все понял.

— Танечка, хорошая, — ласково сказал он. — У тебя такое красивое платье, а ты сердишься.

Лицо Тани посветлело. Она медленно подошла к зеркалу, повернулась и спросила:

— А чем оно тебе нравится?

Генка окинул взглядом сестру и сказал:

— Кружева белые и пояс. В общем, все.

— Не обманываешь? — сощурила глаза Таня. — А почему лягушкой дразнился?

— Да пошутил я, — признался Генка. — Обидно стало: у тебя новое платье, а я свои брюки порвал.

Таня улыбнулась:

— Ладно, иди поешь. Я твой обед под газету схоронила. И разогревать не надо, еще теплый.

Мамины руки

Настоящие открытия начались для Олега с того дня, когда ему исполнилось пять лет и он получил в подарок от двоюродного брата велосипед. Но велосипед насколько был красивым и удобным, настолько и непослушным. Уже на следующий день он ни за что не захотел объехать огромную лужу и сбросил в нее хозяина.

Дома отец встретил Олега спокойно. Он посмотрел на измазанную рубашку и сочувственно заметил:

— Человека всегда что-то подводит, когда он учится. Ты видел в цирке велосипедистов, которые ездят на одном колесе? Думаешь, они не падали, не набивали синяки? Много-много раз!

Но Олег подумал о другом.

— Попадет мне от мамы.

— Обязательно, — подтвердил отец.

— Папа, — попросил Олег, — давай постираем рубашку, пока нет мамы.

— Это она умеет лучше нас. К тому же мне скоро на работу.

Когда отец ушел, Олег набрал в таз воды и принялся стирать рубашку. Но чем больше он старался, тем хуже получалось. Белые клетки на рубашке теперь стали темными. Он оставил стирку, с досады заплакал и прилег на диван…

Когда открыл глаза, было уже утро. Лежал он на своей кровати, а перед ним на спинке стула висела чистая выглаженная рубашка.

— Так это же мне приснилось! — обрадовался он, и на душе у него стало легко и весело.

Но тут подошла мама и строго сказала:

— Проснулся, работничек?

«Нет, это было на самом деле», — подумал он и закрыл глаза.

— Твой велосипед все нервы мне попортит, — упрекнула мать.

— Не сердись, мама, — заговорил Олег. — Человека всегда что-то подводит, когда он учится. Помнишь, мы видели в цирке велосипедистов, которые ездили на одном колесе? Думаешь, они не падали?

Мать не ждала такого ответа. Лицо у нее вдруг стало доброе-доброе, и она рассмеялась.

Олегу показалось, что огорчениям пришел конец. Но как только вышел он на улицу, велосипед снова подвел хозяина. Зацепившись за штакетник, Олег не досчитался на пиджаке пуговицы. Ему не хотелось больше огорчать маму, и он снова прибежал к отцу.

Отец в это время чинил поломанный утюг и на его слова даже не повернул головы. Тогда Олег положил перед ним пуговицу:

— Пришей, пожалуйста, папа.

— Ты видишь, я занят. Сейчас вернется мама, пришьет, — услышал он в ответ.

Олег закрылся в спальне и сам пришил пуговицу. Довольный, с чувством собственного достоинства, он надел пиджак и направился на улицу. Но когда в коридоре застегнулся, увидел, что воротник пиджака перекосило, одна пола поднялась выше другой.

«Что за чудеса! — подумал он. — Пришил одну пуговицу, а другие сами перешились».