Неизвестная война. В небе Северной Кореи - Борис Абакумов

Дальний Восток в напряженном ожидании:

• как развернутся события дальше?..

• будет мир или опять… война?..

На одном из подмосковных аэродромов после воздушного парада над Красной площадью, по распоряжению правительства была отобрана группа лётчиков-истребителей для оказания интернациональной помощи многострадальному корейскому народу. Возглавил эту группу трижды Герой Советского Союза Иван Никитович Кожедуб.

Была поставлена боевая задача: «Прикрыть небо Северной Кореи от налетов американской авиации и защитить на дальних подступах границы Советского Союза!».

Погрузив в эшелоны боевую технику со всеми имеющимися тогда в наличии средствами обеспечения, мы двинулись на Восток…

…В середине ноября 1950 года, в Подмосковье наступила снежная и холодная зима. Первый эшелон с техническим составом и боевой техникой был уже в пути, когда наш «литерный» поезд прогромыхал на выходных стрелках и вышел на основную магистраль, набирая скорость.

Сдержанные, скупые мужские напутствия оставшихся товарищей согрели теплом наши души. Это тепло несколько уменьшило боль расставания с нашими милыми женами и детьми — вечными спутниками наших побед и тревог.

Жены — наши боевые подруги, создавали нам душевный настрой. Они понимали всю ответственность своего гражданского долга — создавать нормальный психологический климат своим мужьям, которым доверила Родина грозное оружие. Это был надежный наш тыл! И, как говорят поэты:

…Кто она, военного жена?В мирной жизни, я сказал бы — Маршал!Пусть ей честь не отдают пока,Пусть ей не положены погоны,Службу как положено, несутВерные и любящие жены.Надо быть военного женой,Боевой подругой, не обузой.Пусть не видный подвиг, не большой —Так служить Советскому Союзу!

О роли дружной семьи в летном деле хорошо понимали наши командиры. И не случайно, Иван Никитович Кожедуб и новый начальник политотдела нашей дивизии Николай Васильевич Петухов собрали жен убывающих товарищей и провели с ними беседу: успокоили и обнадежили их, поставив перед ними определенные задачи…

 …Поезд быстро набирал скорость, и скоро станция Голицыно осталась позади. Там жили мой отец, Сергей Андреевич — старый чекист, бывший командир партизанского отряда времен Отечественной войны и мой младший брат, Юрий, партизанивший в этом же отряде, а затем в солдатской шинели дошедший до Потсдама, где был подписан документ, подаривший миру мир.

Воспоминания нахлынули на меня, когда я увидел приближающийся лес, через который мы, мальчишки, бегали на аэродром, где занимались лётной теорией.

Промелькнула станция Малые Вязёмы — с этим названием была связана моя лётная судьба. Здесь до войны я впервые поднялся в небо с аэродрома Метростроевского аэроклуба, который дал путевку в большую жизнь многим моим товарищам.

Первые учителя молодости запоминаются в памяти. Командир отряда Черный, начальник УДО Кротевич, инструктор Ворсанович — люди, которые дали возможность материально ощутить мечту юности, после чего первое увлечение авиацией быстро прошло. То, что пришло на смену, было уже серьёзно! Кинофильм «Добровольцы» очень ярко обобщил и отобразил то и последующее время нашей жизни.

Лётчики-инструкторы и командиры постарались расширить наш кругозор в познании авиационных наук и воспитали наши характеры… Сильнее потянуло к книгам о небе, бескрайнем голубом просторе. Любимыми героями стали люди авиации с их смелостью и мужеством, их открытым сердцем, честностью, мужской твёрдостью и добротой. Мне запомнились тогда слова Валерия Павловича Чкалова — «Лётчик — это концентрированная воля, характёр, умение идти на риск…» Они мне стали летным компасом жизни.

Да, это прекрасное время юности! Оно особенно запомнилось нам и на-Цфистой горячей пшенной кашей с маслом, когда мы, промерзшие и уставшие, забегали в аэродромную столовую в зимние дни учебы. Такую вкусную кашу могли готовить только здесь, и она всегда имела почему-то легкий запах авиационного бензина. Этот приятный и благородный запах сохранился в памяти и по сей день.

Мы часто, с большим душевным теплом, при встречах вспоминали наш аэроклуб с Саней Горшковым, который тоже учился там и сейчас находился в соседнем купе.

Наша эскадрилья расположилась в двух купе. Ребята обживались и знакомились ближе друг с другом. В принципе, они все уже были знакомы, только я попал к ним «новенький». С командиром эскадрильи Бокачем Борисом и его замом по политчасти Василием Ларионовым и лётчиками Николаем Верминым, Александром Литвинюком, Геннадием Локтевым я сразу нашел общий язык, как будто был сними давно знаком. Видно так бывает со всеми честными, добрыми и отзывчивыми людьми, каковыми они были в своём существе. А вот с двумя: В.Н. и А.П. общего доброжелательного восприятия не получилось. От них исходила какая-то недоброжелательность. Да и меня психологически не тянуло к таким людям. Но служба есть служба, пришлось уживаться. Хотя их душевный холод ко мне так и не пропал до последних дней службы.

По настроению ребят чувствовалось, что война для нас ещё не кончилась в победном сорок пятом. Мысль о будущих схватках с противником уже прочно вошла в наше сознание, а это сильно сближало нас для решения общей интернациональной задачи.

Коллектив, собранный из разных частей, со средним возрастом лётчиков до 27 лет, быстро стал единым, целым. Большую роль в этом единении сыграл наш командир дивизии Иван Никитович Кожедуб, со своим авторитетом легендарного лётчика-истребителя, умевшего на поршневом истребителе сбивать реактивные самолеты врага. Мягкий, отзывчивый и душевный в повседневной жизни и собранно-четкий, изобретательный в боевой обстановке, он олицетворял в себе человека, которому мы были многим обязаны. Мне пришлось встречаться с ним в различных жизненных ситуациях и всегда в душе у меня оставался неизгладимо-приятный след этих встреч…

Как-то на учебно-тренировочном самолете он проводил проверку моей техники пилотирования в сложных метеоусловиях. Предстояло выполнить пилотаж в зоне на малой высоте в облаках. Мне захотелось выполнить его как можно лучше, короче говоря, немного «хвастнуть» перед знаменитостью. И я, в нарушение инструкции, выполнил вираж-восьмёрки с креном в 60 вместо положенных 30 градусов. Получилось просто здорово, как я оценил сам. Самолет вошел в свою же струю всклокоченного воздуха, оставленного после левого, а затем правого виражей. Слышу по переговорному устройству бархатным басом: «Какой крен держать надо? Повторите восьмёрку». Пришлось повторить. Правда, виражи получились опять хорошие, но уже с меньшим креном. Остальные фигуры я выполнил без отклонений от нормы.