До свидания, эрлюсы - Владимир Кобликов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как у вас дела с кукурузой?
Бригадир насторожился и ответил уклончиво:
— Растет.
— Какой урожай думаете собрать?
— Осенью посмотрим… Ладно, Марья, — неожиданно обратился бригадир к жене, — я потом доужинаю: надо товарищам помочь.
— Ешьте, ешьте, — благосклонно разрешил Борода.
Но бригадир уже встал из-за стола.
По дороге к дому тракториста Федор Северьянович спросил меня, кто такой Никита.
— Писатель, — ответил я.
— И в газету пишет?
— Конечно.
Тракториста дома не застали.
— В баню пошел, — пояснила его мать, — три часа домовой парится…
Уже совсем стемнело, когда тракторист Алексей перетащил нашу машину через «гиблое место». Мы хотели заплатить трактористу, но он денег не взял.
— С путешественников не беру, — пошутил Алексей.
— Не забудь меня обратно доставить, — напомнил шофер.
Когда прощались, я спросил парня, как в их бригаде дела с кукурузой.
— А! — махнул рукой Алексей. — Разве с нашим Северьянычем вырастишь богатый урожай. Газету областную за вчерашнее число не читали? Про Северьяныча написано. «Старозаконщик» статейка называется. Счастливого пути вам.
Алексей не обманул нас: до самого Павлинова дорога только сердце радовала.
Искать реку было поздно, и мы выгрузились в поле. Шофер поехал обратно, трогательно попрощавшись с нами, словно и не он ругался полчаса назад. Разложили костер из досок, которые подкладывали под лодки, чтобы те не бились о кузов, поставили кипятить чай. Колька с Андреем забрались полежать до ужина в одну из палаток. Чай вскипел. Будить ребят не стали.
— Пусть спят, пока спится. Слаще сна, поди, ничего нет. — Юрий Петрович звонко хлопнул себя по щеке. — Комарищи борзые!
…Вернулись из разведки Филипп и Борис и ошеломили нас новостью:
— Никакой речки поблизости нет. Грохота — маленький ручеек: курица вброд перейдет.
— Неужели? — удивился я. — На карте-то солидно выглядит.
— Речка «местного значения». Не первый раз попадаемся.
— Как же теперь быть?
— Как?.. — Соломко подумал и…«успокоил». — Потащим лодки по примеру предков — волоком.
Булька зарычала. Кто-то шел с фонарем к нашему лагерю.
Незнакомец с фонарем подошел к нам и поздоровался.
— Иду с обхода и вижу: костер горит. Может, думаю, ребятишки проказят… Попутешествовать задумали?
— На лодках по земле, — мрачно шутит Борис.
— Отчего же по земле?
— Речки поблизости ведь нет.
— Почему нет? Есть. В четырех километрах отсюда Демина протекает. Утром погрузите лодки на машину и на речку. Председатель колхоза — человек отзывчивый, шофер — тоже парень хороший. А погрузить и я приду помочь. Не горюйте, товарищи. До завтра. Завтра встретимся. Пораньше только к председателю идите: рабочий день у него с петухами начинается.
И ушел. Мы даже поблагодарить его не успели за доброе слово. А доброе слово иногда дороже любого подарка.
Война начинается
Рано утром по совету приветливого обходчика капитан и Соломко ушли вести переговоры с председателем колхоза.
Машина появилась неожиданно, хотя мы ее очень ждали… Из палатки виновато высунули носы ребята, они только что проснулись и попросили наперед поднимать их вместе со всеми.
Борода победоносно взглянул на нас, всем своим видом выражая: «А что я вам говорил? С такими хоть на край света». Поэт верил во все хорошее и чаще всего оказывался прав.
…Итак, лодки спущены на воду. Вещи погружены. Мы отчаливаем. С берега нам машут путевой обходчик с сыном и два пастуха, для которых провожать нас — приятное развлечение.
«Стремительная», как ей и положено, плывет впереди. Скоро она скрывается за поворотом. Нам виден лишь слабо надутый парус. Неожиданно парус на «Стремительной» убирается. Вахтенный Андрейка докладывает об этом. В чем дело? Спешим к товарищам… Подплываем и видим: экипаж «Стремительной» орудует топорами и пилой у странной запруды. От берега до берега перекинуты толстые жерди, около них вбиты колья, переплетенные прутьями. Посредине плетеной стены небольшое отверстие, ведущее в западню из сетки.
— Что это? — удивляется Колька.
— Сежа, — мрачно ответил капитан.
— Сежа?
Капитан ничего больше не сказал, а еще злее стал рубить топориком. Вниз по реке плыли щепки, колья.
Путь свободен. Поднимаем паруса, но ненадолго: опять речку перегородила сежа.
— А кто их делает и для чего? — спрашивает меня Андрей, когда мы снова трогаемся в путь.
— Браконьеры. Они таким варварским способом вылавливают рыбу.
— А кто же им разрешает так ловить? — поражается Колька.
Я объяснил ребятам, что такой лов запрещен, что сежами ловят нечестные люди, которые не думают о завтрашнем дне. Колька и Андрей возмущены. Километра через три мы увидели третью сежу. Кажется, нам предстоит нелегкая война с ними.
К концу дня уничтожили девять сеж. Темнело. А мы никак не могли найти место для стоянки: берега топкие и сплошь заросшие кустарником. Оттуда тучами налетали комары. Крем «Тайга» давно пошел в ход. Подходящее местечко нашли уже в темноте.
Утром Кольку с Андреем трудно было узнать — так разукрасили ребят комары. Поднялись юнги первыми, если не считать Бульку.
Любопытные телушки и бык-живописец
На третий день нашего плавания сеж больше почти не встречалось. Оказывается, по деревням быстро разнесся слух, что на реке идет облава на браконьеров. Об этом мы узнали от пожилой женщины, которую перевезли через реку. Она рассказала, что никак не меньше двадцати инспекторов из рыбнадзора спускаются на десяти лодках вниз по реке, взрывают сежи и штрафуют их хозяев. Мы слушали женщину и удивленно качали головами, хотя сами распустили этот слух. Получилось так. Около одной сежи застали деда с ведром. Дед требовал, чтобы мы проплыли, «не разоряя снастенки». Капитан напомнил, что так ловить рыбу запрещено. Старик стал кричать на нас, угрожая всякими неприятностями.
— Все равно, отец, сломают, — пробасил Соломко.
Дед удивился:
— Кто?
— А за нами еще восемь лодок плывет. Рыбнадзор — мы.
— Сежняк-то не мой, ребятушки, — залебезил старик, — ломайте, коль надо.
Сежа оказалась на редкость прочной. Мы ломали, а хозяин сежи подавал советы с берега. Пока возились, из деревни стали подходить знакомцы деда. Они садились на берег и молча наблюдали за нами. Их вид не предвещал ничего хорошего. У нас в лодке лежали спасательные пояса. А в надутом состоянии они очень напоминали торпедки. Вдруг капитан взял пояс и громко, чтобы слышали на берегу, сказал:
— Чего мы мучаемся? Давайте взорвем эту дурацкую сежу!
— Нельзя, — возразил Юрию Петровичу Филипп, — на берегу люди сидят: задеть их можно.
Старик что-то пошептал приятелям. Они стали расходиться — кто в деревню, а кто пошел по берегу.
Так и родился слух о беспощадных инспекторах рыбнадзора.
По берегам Демина нам все время попадались колхозные стада. Еще никогда не приходилось раньше встречать таких любопытных коров и телят. Стоит только им заметить наши лодки под парусами, как все словно по команде идут к самому краю берега и с любопытством таращат глаза на плывущее «чудо». А пастухи еще любопытнее. Пастухи стоят перед стадом и держат у лба ладони «козырьком», как честь отдают. И нам кажется, что мы проплываем мимо коровьих войск.
В середине четвертого дня путешествия мы пристали к берегу, чтобы сварить уху и пообедать. Дежурили по лагерю Филипп и Андрейка. Соломко с капитаном измеряли по карте пройденный путь, мы с Колькой пошли ставить жерлицы, а Борис взял этюдник и отправился писать «любопытных телушек», которые паслись на лугу.
Поставив жерлицы, мы решили взглянуть, как работает Борис. Но раньше нас к Борису подошел огромный черный бык с курчавым лбом. Бык остановился позади Бориса, наклонил голову и стал смотреть. Борис спокойно размахивал кисточкой. Бык, видимо, фыркнул, и художник обернулся. От испуга он упал на землю и побежал на четвереньках — быстро так. А бык постоял, постоял около этюда и вдруг стал его лизать. Что было бы дальше, трудно сказать, но к быку подбежал пастушонок и отогнал его к стаду. Мы спрятались в кустах, чтобы понаблюдать за дальнейшими событиями. Вскоре на луг с дубинками в руках вышли Борис, Соломко и Филипп. Только в сопровождении телохранителей Борис подошел к этюднику.
Все трое долго стояли и смотрели на произведение Бориса, пораженные новой необыкновенной манерой письма художника.
Договорились с Колькой пока молчать о том, что видели. Тайну с ним сохранили до тех пор, пока в городе я не проявил пленку и не сделал фотографии, на которой очень хорошо вышли и бык и Борис на четвереньках.