Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович

— Арсеньеву ничего не будет, — буркнул Медонис, — я все уладил. Чертежи у него.

— Хорошо. Но тебе скажу прямо: все, что ты задумал, подло… Все, все! И как я сразу не поняла! Искать чьи-то драгоценности!.. Ты меня уверил, что это спорт. Я поверила, меня привлекало необычайное, экзотика: затонувший корабль, сокровища под водой… — быстро-быстро говорила она. — Но если это правда, зачем понадобились тайные подвиги? Ты мешаешь людям, выполняющим большое дело. Никто не запретил бы тебе обследовать корабль. Наоборот, все были бы довольны. Ты мог бы помочь им, а ты… ты пошёл на преступление. Ради чего? Эх, Антанас, Антанас! — Мильда заплакала. — Понятно, когда враг, — она задохнулась, — когда враг… Он ненавидит нас, все наше ненавидит, а ты, ты из-за денег на все идёшь!

— Довольно, бывшая комсомолка, — с презрением оборвал Медонис. — Жаль, что я не знал твоих способностей раньше. С детства не выношу проповедей с любой кафедры. Я ухожу на «Меркурий». Осталась одна несложная операция. Надеюсь, я провожу тебя завтра…

Мильда слышала, как он возился в прихожей с ботинками, как хлопнула дверь и скрипнули деревянные ступени.

У крыльца Медониса остановил Карл Дучке. Это было неожиданно.

— Ты не оставил адреса, — бросился он с упрёками. — Я жду целые сутки. Я пошёл за спичками, и ты в это время… Срочное приказание шефа. — Дучке стучал зубами от холода, пытаясь раскурить огрызок сигары.

Антон Адамович поёжился — ещё одно препятствие. Он совсем забыл про «Серую руку». Но сейчас ему наплевать на все. Он твёрдо верил в исполнение своих планов: Арсеньев задержит подъем корабля, и после того, как дядюшкин ящичек будет в руках Фрикке, «Шустрый» возьмёт курс на Швецию.

— Ты должен на своём буксире отвезти меня в порт. Я хочу много рассказать. О-о!.. Ты не заметил ничего странного у себя дома? Нет, ну, конечно, о-о!..

— Отвезу, не беспокойся, — заверил Антон Адамович. Он решил со всем соглашаться. — Мне надо на корабль срочно. Через час жди на причале, и тогда — прямо в Северный порт.

— Приготовь мне кофе, покрепче, погорячее, слышишь? — едва шевелил языком Дучке. — Кофе и коньяк… Ждать ещё час! Проклятый ветер! Цум Тейфель! Я буду счастливчиком, если не получу воспаления лёгких.

«Они хотят наложить лапу на моё добро. — Медонис вдруг пришёл в бешенство. — Не выйдет! Ходит по пятам, толчётся рядом. А что, если?.. — И он сразу остановился. — Да, так и сделаю. Анонимный доносик куда надо. Обезврежу их, а потом лови меня!»

Медонис вошёл в ближайшее отделение связи, купил конверт и на листке из записной книжки написал несколько строк.

Запечатав письмо, он бодро пошёл к почтовому ящику и без колебаний опустил его.

С высоты шести палуб смотрел Василий Фёдорович на маленький буксир, прижавшийся к борту. Густой чёрный дым валил из трубы. Ветер подхватывал его и расстилал над морем.

«Не ошиблись ветродуи», — размышлял Фитилёв, поглядывая на клубившийся у самой воды бархатный дым.

Густо морщилось беспокойными волнами море. Из-за горизонта тяжело наплывали чёрные тучи. Темнело. Огромный воздушный вихрь медленно двигался на восток. О его приближении радиостанции предупреждали тревожными метеосводками. В портах на мачтах поднимались грозные сигналы. Шторм.

Василий Фёдорович был очень озадачен делами на корабле. Да и шторм изрядно его беспокоил. И откуда он взялся, проклятый! Стояла превосходная погода — и вот на тебе! Фитилёв был уверен в одном: «Если утром корабль не будет готов к буксировке, неприятностей не оберёшься! И Серёга что-то мудрит».

Фитилёва встревожил их недавний разговор.

«Поставить корабль в исходное положение. Покривил душой Серёга, а зачем — ума не приложу!»

С того недавнего времени многое изменилось. Обнаружили мазут в топливных цистернах, Арсеньев сам надел водолазный костюм и сейчас осматривал подводную часть корабля. Фитилёва радовала дружная работа команды. Он видел, что все горели желанием поднять корабль. Сколько изобретательности, смётки проявили люди! Холодный искусственный мазут загустел, как дёготь, и помпа плохо брала его. По подсчётам, не откачать мазут до утра и от крена не избавиться. Подъем корабля был опять под угрозой. И тут моторист Бортников предложил попробовать корабельные насосы. Вместо пара подвели сжатый воздух. Наладчикам пришлось повозиться, но когда насосы заработали, всем стало ясно: победа! Василий Фёдорович с теплотой вспомнил про Бортникова: «Мой ведь воспитанник…»

— Товарищ командир! — подбежал к Фитилёву рассыльный. — Старший лейтенант Арсеньев просит вас к телефону.

К девяти часам вечера небо почернело. Могучий западный ветер все гнал и гнал грозовые тучи.

Удерживаемый якорной цепью, «Меркурий» медленно описывал огромную дугу. Ярко освещённый огнями, он всплыл почти целиком. Стоящий рядом буксир «Шустрый» казался игрушкой: его мачты едва достигали главной палубы великана. А вокруг судна — непроглядная темнота: у фонаря всегда темнее.

Грохотали мотопомпы, выбрасывая воду. Корабль сидел ровнее, крен заметно уменьшился.

В капитанской каюте буксира «Шустрый» Миколас Кейрялис подробно рассказал Антону Адамовичу о всех событиях.

— Не выгорело наше дело! — заканчивая, вздохнул Миколас. — Всплывает корабль. Гляди-ка, гражданин начальник, словно крепость какая, и крен меньше. Хе-хе! Видать, не испугался вас старший лейтенант. Матросики хвалят его, говорят: с мазутом он справился, сам пошёл пробоину искать.

— Это я им содрал пластырь. И не то ещё сделаю! — буркнул Медонис.

По правде говоря, он ещё не знал, что именно сделает. И вдруг перед глазами возникла авиабомба у кормы лайнера, впившаяся в песок.

— Не мучайте себя понапрасну, гражданин начальник. Пустое дело! В третьем классе, где ваша каюта, воды ниже чем по пояс, сам смотрел, — говорил Миколас. — Пластырь положат — и через час все будет сухо. А там буксиры в порт корабль потянут…

— В порт не потянут. В моих руках остался главный козырь, — медленно произнёс Медонис.

— Теперь, гражданин начальник, никакими козырями не поможешь, — решительно возразил Миколас. И удивился: на лице Антона Адамовича играла улыбка.

— Мой козырь — неразорвавшаяся авиабомба. — Медонис вдруг ударил кулаком о стол. — Понял? Торчит в песке недалеко от кормы… Сейчас я… — Он схватил блокнот и стал быстро черкать в нем шариковой ручкой. — Длина одной смычки, якорь-цепи, — бормотал он, сопя от напряжения, — двадцать пять метров. На брашпиле сейчас две смычки. Расстояние до бомбы было около половины длины судна, значит, — повысил он голос, — надо потравить якорную цепь, удлинить её на две смычки. Корабль навалится на бомбу — и тогда…

Миколас Кейрялис порывисто поднялся на ноги и с ужасом смотрел на Медониса. Его ржавые брови поднялись кверху.

— Ты хочешь взорвать корабль, погубить людей? — пятясь, спрашивал он. — На нем же две сотни матросов… Нет, гражданин начальник, я в таком деле помогать не стану!

— Дурак, этой ночью у нас будут деньги. — Антон Адамович зло посмотрел на морщинистое лицо Кейрялиса. — Матросы тебя своим считают. Потрави канат, всего две смычки, слышишь? Безопасно. Ты не мог знать про авиабомбу. Они не подберут статьи, даже если поймают за руку. Её нет в уголовном кодексе. Суд не сможет предъявить обвинение. А потом я, как помощник капитана порта, скажу. Если ветер поднялся, якорную цепь обязательно надо потравить. Значит, и с этой стороны удивительного ничего нет, коли цепь стала длиннее. Это я к тому говорю, если расследование будет. Понял? Ну как?

— Нет, гражданин начальник, я на «мокрое дело» не пойду. Пусть, если надо, водолазы цепь травят. Бог с ними, с деньгами, не согласен я топить корабль с народом.

Кейрялис решительно нахлобучил кепку на голову.