Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [Только текст] - Татьяна Рожнова

Деньги на сооружение памятника — 106 575 рублей — собирались по всеобщей всероссийской подписке. Первоначально этот памятник был предназначен для установки в Петербурге, но на заседании комитета по сооружению памятника его председатель, академик А. К. Грот, доложил, что «в Петербурге, уже богатом памятниками царственных особ и знаменитых полководцев, мало надежды найти достойное поэта достаточно открытое место для памятника Пушкину»{1062}.

А накануне, 5 июня, «во время московских празднеств в честь А. С. Пушкина при открытии ему памятника в 1880 году, Обществом Любителей Российской Словесности в здании Благородного Собрания была устроена выставка портретов поэта, его бюстов, автографов, некоторых его вещей, видов местностей и портретов лиц, близко стоявших к покойному, а равно изданий его сочинений, их переводов и рисунков к ним»{1063}.

По поводу открывшейся Пушкинской выставки П. В. Анненков писал В. П. Гаевскому:

«Я где-то читал, что на одной стене у Вас красуются портреты графа Бенкендорфа, Дантеса, княжны Белосельской. Если это верно (они, кажется, не упоминаются в каталоге), то это очень счастливая мысль, за которую следует особенно поблагодарить. Жаль, если это не так и если к этой коллекции не присоединен у Вас еще для большей полноты портрет Фаддея Венедиктовича (Булгарина. — Авт.). Напишите мне об этом, очень интересно.

…Что за прелестная мысль была у Вас выставить портреты убийц Пушкина»{1064}.

В течение трех дней в здании Благородного Собрания проходили торжественные утренние заседания и литературно-музыкальные вечера.

И. С. Тургенев, будучи среди приглашенных, сказал по поводу памятника:

«…Сияй же, как он, благородный медный лик, воздвигнутый в самом сердце древней столицы, и гласи грядущим поколениям о нашем праве называться великим народом потому, что среди этого народа родился, в ряду других великих, и такой человек! <…> мы будем надеяться, что всякий наш потомок, с любовью остановившийся перед изваянием Пушкина и понимающий значение этой любви, тем самым докажет, что он, подобно Пушкину, стал более русским и более образованным, более свободным человеком!..»{1065}.

8 июня произнес свою знаменитую речь о Пушкине и Ф. М. Достоевский.

Один из участников этих юбилейных торжеств пытался передать волнующую атмосферу:

«…Огромный зал точно улей дышит, гудит и рокочет от толпы в несколько тысяч человек; но вот он мгновенно смолк и притаил дыхание… Перед сценой, украшенной… расписанными подзороми, на которых белеет, среди зелени и лавровых венков, бюст поэта, восседает почетный синендри-он заслуженных членов „Общества любителей российской словесности“. Среди них и все наши литературные светила: Тургенев, Достоевский, Островский, Аксаков, Писемский, Майков, Полонский… Один за другим всходят они на кафедру, и сколько ума, таланта, знания и остроумия проносится в живом слове под этими громадными сводами и жадно схватывается внимательной, чуткой и отзывчивой толпой… Вот почему в некоторой доле прав тот публицист, который сказал на днях в своей газете: „Верьте мне на слово — несчастный тот человек, который не был в Москве на пушкинском празднике!“»{1066}.

В воспоминаниях Д. Н. Любимова сохранилось описание торжественного собрания Общества любителей российской словесности в Колонном зале Московского Дворянского Собрания. На этом заседании присутствовали многие литераторы, музыканты, ученые и официальные лица. Здесь же были и четверо детей Поэта:

«В первом ряду, на первом плане — семья Пушкина. Старший сын Александр Александрович, командир Нарвского гусарского полка, только что пожалованный флигель-адъютантом, в военном мундире, с седой бородой, в очках; второй сын — Григорий Александрович, служивший по судебному ведомству, моложавый, во фраке; две дочери: одна — постоянно жившая в Москве, вдова генерала Гартунга, заведовавшего еще недавно московским отделением государственного конно-заводского округа, и другая — графиня Меренберг — морганатическая супруга герцога Гессен-Нассауского, необыкновенно красивая, похожая на свою мать. Накануне я видел их в университете и участвовал в овациях, устроенных им публикою, профессорами и студентами. Когда ректор, говоря речь, упомянул о том, что Пушкин где-то сказал, что его более всего трогает, когда чествуют потомков за заслуги их знаменитых предков ввиду полного бескорыстия и искренности этих чествований, весь совет профессоров, сидевших на эстраде, а за ними вся зала, как один человек, встала со своих мест и, обратившись в сторону Пушкиных, разразилась долго не смолкавшими рукоплесканиями. Пушкины страшно смутились от внезапности и искренности всех в зале охвативших чувств».

Арсений Аркадьевич Голенищев-Кутузов (1848–1913), один из основателей Общества ревнителей русского исторического просвещения, тогда же написал стихотворение «На открытие памятника Пушкину»:

И день настал — исполнилось желанье:Стоит пред нами Пушкин, как живой!Вокруг него народа ликованьеИ славное гремит именованьеЕго, как гром над русскою землей!А он стоит и смотрит с возвышеньяС приветом жизни, с благостью в очах,Как будто снова полный вдохновенья,Как будто с песней новой на устахОн смотрит вдаль — и видит пред собоюСквозь многих дней таинственный туман,Как движется пучиною живоюГрядущего безбрежный океан.И знает он, что плещущие водыК его стопам покорно притекут,Что всей Руси языки и народыЕму дань славы вечной принесут.

Многие из русских поэтов сердечно отозвались на это торжественное событие, получившее широкий литературно-общественный резонанс. Среди них были и Яков Полонский, и Алексей Плещеев, и Афанасий Фет, и доживший до этого дня секундант Пушкина на его первой (несостоявшейся) дуэли с Дантесом — граф Владимир Александрович Соллогуб, которому шел 67-й год.

На 72-м году жизни умер Иван Николаевич Гончаров. По всей видимости, именно от его сестры, А. Н. Фризенгоф, семейство Араповых узнало о кончине своего дядюшки, который был похоронен в Иосифо-Волоколамском монастыре, где покоилась его мать и где в 1875 году была погребена его вторая жена, Екатерина Николаевна, племянница Ланского.

Вероятно, подобного рода известия только обострили течение болезни Николая Арапова, и Елизавета Петровна предприняла попытку лечения мужа у прославленного парижского невропатолога, академика Жана Мартена Шарко. Возможно, что и присутствие в Париже родной сестры Н. А. Арапова — Варвары Андреевны, способствовало переезду семьи во Францию, где ее супруг, барон Лев Александрович Фредерикс, занимал пост русского военного атташе в Париже.