Запрещенная реальность. Одиночка. Смерш-2 - Василий Головачёв

Убивать Ибрагимова собственноручно Матвей не стал, просто у двух «беретов» направил стволы автоматов таким образом, что стрелять они начали в своего командира и друг в друга, а оставшихся в живых «взял на удар», впервые в жизни действуя в полную силу, не дозируя силу и не чувствуя при этом ни малейших угрызений совести.

Бой закончился в течение пяти-шести секунд «по внешнему времени», и отряд зомби во главе с Хасаном Ибрагимовым перестал существовать. А Матвей с «плеском» нырнул в омут беспамятства, внезапно выходя из состояния паранормальной активности с мыслью, что еще одного пси-включения он не выдержит.

Очнулся через минуту, чувствуя себя столетним стариком, с которого вдобавок содрали кожу и заменили ее слоем цемента. Оглядел невеселую картину боя: автоматные очереди распороли кровать под балдахином, пуфы, кресла, разбили зеркала и фарфоровые светильники, понаделали дыр в красивейших панелях из резного красного дерева. Трое из отряда зомби были еще живы, но стрелять уже не могли, остальные, в том числе и главный киллер Купола Хасан Ибрагимов, ушли в другую реальность, закончив свой земной путь далеко не лучшим образом.

И вдруг Матвей почувствовал тяжкий удар – не физический, извне, а изнутри, на уровне колебаний атомов, молекул, нервных тканей, на уровне пси-чувствования, – удар, потрясший организм до тошноты. Секунды хватило, чтобы понять: «монарх тьмы» вышел наконец в трехмерный мир Земли!

Можно было попытаться отгородить сознание от чужого пси-взгляда энергоинформационным барьером, и частично Матвею это удалось, но ощущение тяжести в голове и в теле оставалось. «Монарх» держал его в фокусе своего сверхчувственного «локатора» с небрежной легкостью Гулливера, знающего, что лилипут от него никуда не спрячется, как бы ни старался.

Едва слышно свистнул лифт, квадрат пола опустился вниз, открыв колодец шахты, и вернулся уже с пассажиром: в разгромленную спальню шагнул начальник Управления «Т» Федеральной службы контрразведки генерал Ельшин. Впрочем, по усилению «взгляда изнутри» Матвей сразу понял, что это в оболочке генерала появился Конкере, «монарх тьмы».

Он скользнул взглядом по готовой к прыжку фигуре Матвея, поднял брови полунасмешливо-полупренебрежительно, оглядел комнату, качнул головой:

– Похоже, Хасан переоценил свои силы.

В следующее мгновение Матвей открыл огонь из автомата вопреки уверенности, что «монарх» легко справится с этим. Так и случилось. Конкере – Ельшин выбрал самый простой метод демонстрации своих возможностей: он легко… поймал рукой все выпущенные пули! Равнодушно бросил их на пол, подошел к окну. Голос его остался негромким, как шорох камыша, и в то же время объемным и гулким, как звук царь-колокола:

– А финал не в вашу пользу, генерал.

Матвей не сразу понял, что Конкере обращается к Ельшину, чье тело и разум он временно занял. Или не временно?

– Чего вы ждете? – хрипло спросил Матвей. – Кот решил поиграть с мышью?

– К сожалению, ты не мышь, ганфайтер. Да и я не кот – не те масштабы. Просто у тебя есть шанс стать кем-то большим, чем волкодав-перехватчик.

На мгновение глаза Ельшина засветились, как тлеющие угли, темная сила сжала голову Матвея, стены комнаты пошли рябью, будто вода под ветром, сдержанный гул ушел в пол, стек по стенам в фундамент, качнул здание дачи.

Матвей пристально глянул в эти страшные глаза и смотрел в них, пока красное сияние не погасло, хотя сам почти ничего не видел из-за набежавших слез.

– И какова же цена… моего шанса? Перейти в твой лагерь?

– Почему бы и нет?

Матвей покачал головой, расслабился, еще раз качнул головой, словно отвечая самому себе, бросил автомат под ноги Ельшину.

– Вряд ли меня можно назвать свободным от меркантильных расчетов, но друзей своих я все же не предаю. Говоря словами д’Артаньяна, обо мне плохо подумали бы там и плохо приняли бы здесь. У нас разные понятия о добре и зле.

– О добре и зле тебе судить еще рано. Да и кто ты такой, собственно, чтобы судить? Один из баранов стада, которое гордо называет себя человечеством.

– Почему же это человечество – стадо?

– Потому что люди – слабые существа, которые сбиваются для защиты в стада и требуют, чтобы ими управлял не закон, а пастух. Хочешь быть пастухом?

– Не хочу. Уж не ты ли… этот пастух?

– Все не так просто, мой милый, как ты себе представляешь, начитавшись книг. Ты вон даже с собой разобраться не можешь, а уже пытаешься навязать миру свое мнение. Оглянись на путь свой. Неужели не видишь, что все, кто начинает контактировать с тобой, плохо кончают? По вашим земным законам, конечно. Но ведь и судишь ты по земным, человеческим меркам? Ивакин и Дикой погибли. Илья Муромец – убит. Старушка эта, Мария Денисовна, умерла. Кристина потеряла полжизни, и неизвестно, что будет с ней дальше. Список можно продолжать вверх и вниз по времени, в будущее и в прошлое, но стоит ли?

– Что ты… что вы хотите сказать?

– Да ничего особенного. Ты не человек, Матвей Соболев, хотя и рожден людьми. И путь твой – не среди людей и не с Тарасом Горшиным, который стал отступником ради глупой и смешной традиции – мести, не сумев подавить эмоции. В результате Внутренний Круг для него оказался закрыт, его отвергли Хранители и не приняли иерархи. Но речь не о нем – о тебе. Чем дольше ты будешь жить среди людей, подчиняясь их законам, но сообразуясь со своими понятиями о мироздании, тем больше причинишь несчастий и страданий. А ведь ты этого не хочешь?

Матвей ответил не сразу, сбитый с толку миролюбивым и даже участливым тоном Конкере.

– Я не хочу быть ни бараном, ни пастухом…

– Пастухом хочет быть каждый, – усмехнулся «Ельшин».

– Я не каждый. Да, я живу среди людей, из которых многие мне просто несимпатичны, а иные, по моему мнению, и вовсе не должны жить. И уж совсем мало тех, буквально единицы, кого я уважаю и люблю. И вот ради них я никогда не приму сторону того, кто причинил им зло. Какие бы высокие цели он ни преследовал.

– Зло не бывает абсолютным, мой милый, оно всегда относительно, и стоит лишь посмотреть на него с другой стороны…

– Да плевать я хотел на ваши оценки, генерал… или кто ты там! Одно мне непонятно: почему иерархи мирятся с твоим существованием? Или даже в тех реальностях, где они являются равными среди равных, закон допускает двоякое понимание истины? То есть те же самые два полюса – добро и зло?

– Конечно, нет. – «Ельшин» выглянул в окно. – Но борьба есть и там,