Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель

Молча слушал я слова друга и помощника.

Огромная работа сделана нами. Три месяца тому назад, прижатая к морю, на последнем клочке родной земли, умирала армия. Русский народ отверг ее. В ней видел он не освободителей, а насильников. Европа отвернулась от нас, готовая видеть во власти захватчиков России – власть, представляющую русский народ. Казалось, конец неизбежен. Теперь наши войска победоносно двигаются вперед. Воскресшие духом, очистившись в страданиях, русские полки идут, неся с собой порядок и законность. Новая власть пользуется доверием народа. Ее лицо для него открыто. Мир, забывший было нас, вновь нас вспоминает, и борьба горсти русских патриотов начинает приобретать значение крупного фактора международной политики. Да, это так. Но как ничтожен маленький клочок свободной от красного ига русской земли по сравнению с необъятными пространствами залитой красной нечистью России. Как бедны мы по сравнению с теми, кто ограбил несметные богатства нашей родины. Какое неравенство пространства, сил и средств обеих сторон. Редеют ежедневно наши ряды, раненые заполняют тыл. Лучшие опытные офицеры выбывают из строя, их заменить некем. Изнашивается оружие, иссякают огнеприпасы, приходят в негодность технические средства борьбы. Без них мы бессильны. Приобрести все это нет средств. Наше экономическое положение становится все более тяжелым. Хватит ли сил у нас дождаться помощи, придет ли эта помощь, и не потребуют ли за нее те, кто ее даст, слишком дорогую плату. На бескорыстную помощь мы рассчитывать не в праве.

В политике Европы тщетно было бы искать высших моральных побуждений. Этой политикой руководит исключительно нажива. Доказательств этому искать недалеко. Всего несколько дней назад на уведомление мое о том, что в целях прекращения подвоза в большевистские порты Черного моря военной контрабанды, я вынужден поставить у советских портов мины, командующие союзными английским и французскими флотами против этого протестовали, телеграфно уведомив меня, что эта мера излишня, раз они запрещают кому бы то ни было торговлю с советскими портами. Через четыре дня радиостанция нашего морского ведомства приняла радиограмму французского миноносца «Commandant Borix», отправленную, по-видимому, по просьбе одесского союза кооперативов, следующего содержания: «пароход (имя неразборчиво) отойдет 5 августа в Геную с четырьмя тысячами тонн хлеба. Высылайте пароход с медикаментами, грузовыми машинами и хирургическими инструментами. Подпись: Рандони».

Что порукой тому, что, используя наши силы, те, кому мы сейчас нужны, не оставят нас в решительную минуту? Успеем ли мы дотоль достаточно окрепнуть, чтобы собственными силами продолжать борьбу?

Темно будущее и лучше не заглядывать в него. Выбора нет, мы должны бороться, пока есть силы.

11 июня 1923 г.

Сремские Карловцы.

Глава VII. На Кубань

Подготовка к намеченной мной операции на Кубани закончилась. 29 июля должна была начаться погрузка войск одновременно в Феодосии и Керчи. 1 августа на рассвете десант должен был высадиться в районе станицы Приморско-Ахтарской и, заслонившись с севера, быстро двигаться в направлении на станцию Тимашевская – Екатеринодар, присоединяя по пути повстанцев и поднимая в станциях казаков. В состав десантного отряда входили: 1-я Кубанская дивизия (конная) генерала Бабиева – около 1000 шашек, 35 пулеметов, 6 орудий; 2-я Кубанская дивизия (пешая) генерала Шифнер-Маркевич – 900 штыков, 100 шашек, 48 пулеметов, 8 орудий; Сводная пехотная дивизия генерала Казановича (1-й Кубанский стрелковый полк, Алексеевский пехотный полк с Алексеевским артиллерийским дивизионом, Константиновское и Кубанское военные училища), силою около 2500 штыков и шашек, 130 пулеметов, 12 орудий, несколько броневиков и 8 аэропланов. Отдельный отряд генерала Черепова в составе Корниловского военного училища и Черкесского дивизиона – всего около 500 штыков с двумя горными орудиями – был предназначен начальником десанта, именовавшегося группой особого назначения, к высадке у Анапы в целях демонстрации совместно с действовавшими в этом районе повстанцами.

По данным нашей разведки, повстанческие отряды действовали:

а) отряд полковника Скакуна, численность которого определялась разно от 400 до 1500 человек – в плавнях района Ачуева;

б) отряд генерала Фостикова – в Баталпашинском отделе в районе станиц Удобная – Передовая – Сторожевая – Кардоникская; отряд этот исчислялся в несколько тысяч казаков и действовал под командой решительного начальника весьма успешно. К сожалению, все попытки установить с генералом Фостиковым непосредственную связь были безуспешны;

в) отряд полковника Менякова – в районе станиц Суворовская – Бекетовская – Боргустанская;

г) наконец, вернувшийся недавно партизан полковник Лебедев, работавший некоторое время в районе Анапы донес о весьма удачных действиях повстанцев (зеленых) вдоль линии железной дороги Екатеринодар – Новороссийск.

По донесениям наших разведчиков казаки всюду враждебно относились к советской власти.

Сведения о противнике сводились к следующему: в районе Новороссийска – Таманского полуострова – 22-я советская дивизия; на Тамани – бригада этой дивизии с кавалерийским полком; в районе станиц Крымская – Гостогаевская – бригада 9-й советской дивизии; остальные части этой дивизии перебрасывались по железной дороге на север в район Ростова, видимо, для борьбы с действовавшим на Дону партизаном полковником Назаровым. К северу от Таманского полуострова до самого Ейска побережье наблюдалось лишь слабыми частями 1-й Кавказской кавалерийской дивизии (дикой), штаб которой располагался в станице Брюховецкой. Принимая во внимание крупные отряды повстанцев, численность наших войск лишь немногим уступала противнику.

Означенные сведения давали основание рассчитывать, что при условии соблюдения должной скрытности и быстроты, высадку удастся провести почти беспрепятственно. В дальнейшем, двигаясь по родным местам среди сочувствующего населения и присоединяя к себе многочисленные повстанческие отряды, войскам удастся захватить самое сердце Кубани – Екатеринодар – и прежде, нежели красное командование успеет собрать значительные силы, очистить от красных северную часть Кубанской области.

По занятии Кубани, как указано было выше, я намечал оттянуть войска к Перекопу, перебросить на Тамань весь Донской корпус и, обеспечив прочную базу на Кубани, приступить к очищению Донской области. Во главе десантного отряда был поставлен генерал Улагай. Заменить его было некем. Пользуясь популярностью среди казаков, генерал Улагай один мог с успехом «объявить сполох», поднять казачество и повести его за собой. За ним должны были, казалось, пойти все. Отличный кавалерийский начальник, разбирающийся в обстановке, смелый и решительный, он во главе казачьей конницы мог творить чудеса. Я знал его отрицательные свойства – отсутствие способности к организации, свойство легко переходить от большого подъема духа к унынию.

Ему необходимо было придать твердого и знающего начальника штаба. На эту должность я наметил генерала Коновалова, однако последний настойчиво просил его не назначать. Генерал