Киндрэт (Тетралогия) - Турчанинова Наталья Владимировна

Всего несколько часов назад я лежал на узкой продавленной кровати, чувствуя, как мир медленно вращается вокруг. В голове звучали чужие голоса, из темноты выплывали смутно знакомые лица. Чужая магия разрывала на части…

Я, и не совсем я. Сознание разделилось. Одна его часть принадлежала мне, другая вдруг обрела собственную волю и желания. Я не мог бороться с ней. Она была слишком сильной. Чудовищно сильной. Мне удавалось лишь плыть по течению чужих мыслей, временами проваливаясь в черноту. И снова выныривать на поверхность… Размышления мои часто путались с его воспоминаниями и видениями.

Пребывание в сознании Вивиана едва не лишило Основателя последних сил. Молодой некромант боролся слишком упорно. Не хотел выполнять приказы, не желал слушаться мудрого «внутреннего голоса». Пытался жить сам, упрямый глупец.

Чужая сила довела только что обращенного человека до надежного укрытия. Спасла от фанатиков — фэри, считавших возрождение Основателя национальным бедствием… Если бы Фрэнсису и двум его ученикам удалось провести задуманный ритуал, сейчас он болтался бы внутри древнего артефакта, беспомощный и жалкий.

— Я создал их! Почему теперь они хотят уничтожить меня?!

Он с размаху ударил кулаком по спинке кровати, и я, испытывая чужую ярость и ненависть, с трудом поднялся. Шатаясь, добрался до мутного, засиженного мухами зеркала, и чужак, поселившийся в моем разуме, увидел свое лицо. Для него новая внешность была странной, но не отвратительной. Пожалуй даже, она больше соответствовала его новой внутренней сути.

Он, и я вместе с ним, снова рухнул на кровать. Пружины продавленного матраса натужно застонали.

В старом доме, подготовленном под снос, гулял ветер, играя обрывками обоев и клочьями пакли, вылезшей из дыр между рамами. В обломках старой мебели шуршали тараканы. Грязь, запустение и убожество.

Великолепное место для возрождения.

«Господин, мы будем ждать. Десять тысяч лет, двадцать, неважно… Мы сделаем все, чтобы ты вернулся. Мы помним нашу цель и передадим ее тем, кто последует за нами…» — Уродливая морда Молоха, одного из первых созданий Основателя, выражала полное подчинение, едва ли не преклонение. Впрочем, все тогда казалось ему уродливым. Диким, чужим.

— Ничего вы не помните, — прошептал он моим голосом в пустоту прошлого.

Ему не мешали искорки моего сознания. Казалось, он вообще не ощущает мое присутствие. Сила кланов переполняла его, создавая ощущение невиданной мощи. Но это была иллюзия.

«Мне нужно убежище. Место, где я смогу спокойно дождаться окончания трансформации. Где найти такое место? У кого?» Чужак закрыл глаза, одно за другим вспоминая незнакомые и такие узнаваемые лица. Моя память была наполнена яркими образами, номерами телефонов, адресами. Вся информация, доступная мне, теснилась и в его голове.

Он копался в моих воспоминаниях, тасуя образы кровных братьев, словно колоду карт. И те, кого я считал друзьями, для него таковыми не были. Так же, как и враги…

«Кадаверциан? Нахтцеррет? Даханавар? На территорию волков заходить не стоит. И попадаться на глаза лигаментиа тоже нельзя. Фэриартос… вьесчи… асиман… Мне нужно время. Время, чтобы вся сила пришла в равновесие. Сейчас я беспомощен почти как раньше. Тогда, в первые дни».

С его руки сорвалась золотая молния и ударила в груду рухляди, наваленной у стены, — обломки мебели разлетелись во все стороны.

У меня больше не было сомнений в том, что за существо прочно поселилось в моем сознании. Вольфгер, обративший Вивиана, передал ему не только всю свою силу, но еще и потусторонний дух, о котором я слышал лишь в легендах. А я, пытаясь спасти молодого кадаверциана, считал его воспоминания и перетянул в свой разум чужую сущность. То есть она перебралась сама, почувствовав во мне способности телепата. Того, кто сможет собрать всю доступную силу кланов… Ученик Кристофа успешно обуздывал Основателя, не давая тому управлять собой и диктовать свои желания. Я выпустил его на волю.

Магия этого мира была для него чуждой. Но он очень быстро учился. Сначала, с моей помощью, он овладел силой кланов в теории, теперь, видимо, пришло время практики…

За окном выла метель. Ее дыхание залетало внутрь сквозь разбитое стекло. Ледяная изморозь оседала на стенах острыми кристалликами инея, искрящегося в свете уличного фонаря. В промежутке между рамами вырастала горка снега.

«…Мне нужна еда, нужна кровь. Здесь я могу питаться только кровью…»

Атум, так чужак называл себя мысленно, протянул руку, нагреб полную горсть снега и прижал ко лбу. Пальцы и кожа онемели от холода, по щеке побежала капля воды. Мороз, боль, тепло, шум дыхания, торопливые толчки сердца, голод… Простейшие ощущения вновь обретенной жизни… Он жадно впитывал каждое новое чувство, упиваясь им.

Затем в мыслях Основателя замелькали картины прошлого. Они были отрывочны, оборваны, словно кадры из фильма, снятого на любительскую камеру. Но от этого не менее яркие, яростные и болезненные. И я был вынужден переживать их вместе с ним…

Синяя вспышка магического портала, разодравшего пространство. Камни, жидкая грязь чужого, враждебного мира. Быстро увеличивающаяся полоска света на горизонте превращалась в белое слепящее марево… Обожженная кожа и слезящиеся веки.

Первое правило — никогда не попадать на дневной свет. Первое убежище — пещера, полная прохладной, спасительной тени. И уже в ней, растянувшись на полу, многие часы боли от ожогов и непереносимой тяжести. Его словно придавило к полу каменной плитой. Магия, переполнявшая все его существо, казалась непосильной ношей. Она душила и разрывала на части. Не давала подняться и связно мыслить.

Мир за пределами пещеры был наполнен жизнью. Яркой, молодой, сильной и жадной. Множество созданий перемещалось по земле, но для Атума все они были одинаковы — всего лишь светящиеся комочки тепла. Материал, из которого можно создавать новых существ.

Решение пришло в яркой вспышке внезапного озарения. Он должен избавиться от магии. Пожертвовать ею для того, чтобы выжить. Навсегда остаться в этом мире.

Первое создание из тех, кого он привлек силой магии, погибло, выжженное его мощью.

За ним последовали другие. Одни умирали сразу, другие удерживали в себе искорку силы, подаренной чужаком, несколько часов, дней или недель. Но все они оставались несовершенными до тех пор, пока Атум не понял, кто из них изначально наделен разумом.

Он не помнил, как создал первых, разделив себя между ними. Дав каждому частицу магии и вложив в каждого стремление развивать ее, приспосабливая к особенностям этого пространства. А свой дух поместил в самого ценного, единственного, способного выйти в потусторонний мир.

И уснул, опустошив свое сознание и разум. Потерял себя на много тысяч лет, чтобы проснуться в полуразрушенном доме…

Атум вытер мокрую от растаявшего снега руку об одежду и поднялся. «Асиман», — решил он, глядя на морозные узоры на окнах. Жадные, беспринципные и скрытные. Вот кто нужен ему сейчас.

С ними не должно было возникнуть осложнений. И не возникло. Теми, кто уважает силу, очень легко манипулировать.

Но теперь Основатель устал. Я чувствовал его утомление как вязкую черноту, временами наползающую на мое сознание, и едва мог бороться с ней. Эффектная демонстрация заклинаний перед асиманами отняла последние силы. Ему зверски хотелось спать, еще больше — есть, но расслабляться было нельзя.

Бледный до синевы Якоб полулежал в дальнем кресле, пережидая мучительную регенерацию. Магистр асиман сидел, подавшись вперед, смотрел прямо перед собой невидящими глазами и нервно похрустывал суставами пальцев.

— Мне жаль, что ты видишь меня в образе своего врага, Амир, — доверительно говорил ему гость.

— Он был не моим врагом… — с видимым усилием ответил ар Рахал. — А всего лишь одной из досадных помех, которые хотелось устранить.

— Теперь она устранена. И, если ты хочешь, я могу убрать остальные. Для начала я выполню одно твое желание, Амир. Какой клан мешает тебе больше всего?