Великая Российская трагедия. В 2-х т. - Хасбулатов Руслан Имранович

Все это заставляет считать политическим абсурдом и традиционной манипуляцией основной пропагандистский прием команды Ельцина, согласно которому массы демонстрантов, выступивших на стороне Парламента, представляют “союз коммунистов и фашистов”. Идеология “красно-коричневого союза” служила цели оправдания переворота, осуществленного самим Ельциным, она должна была доказать, что этот переворот защитит население от “коммунистических и фашистских террористов-преступников”. Однако на самом деле подобная “право-левая” аргументация, котирующая сталинско-бериевскую традицию, не имеет под собой никакой серьезной фактической основы. Элементы фашизма были привнесены ельцинистами в самый центр Москвы, граница между радикал-демократами Ельцина и обыкновенным фашизмом растаяла, улетучилась. Да, в те дни ельцинский Кремль, действия еринцев, гайдаровцев — все это были, по сути, фашистские действия. Это был обыкновенный фашизм.

Теория “коммуно-фашистского заговора”, пущенная для оправдания ельцинской диктатуры за рубежом (которая как раз и напоминала, по сути, фашизм), превратилась в карикатуру на саму себя. Например, даже в проельцинской статье, опубликованной в австрийской газете “Профиль”, численность “фашистского отряда” (если даже допустить это!), пришедшего на площадь для защиты “Белого дома”, оценивалась максимум в 150 человек. Кажется не слишком вероятным, что 150 фашистов, в “союзе” с несколькими тысячами коммунистов могли в то памятное кровавое воскресенье решить судьбу Москвы и России. В понедельник ночью Гайдар, замерев в позе героя (как Муссолини!), произнес по телевидению демагогическую речь “о коммуно- фашистском заговоре”, о котором с тех пор говорят как о факте. [165]

Гайдар и не заметил, как стал напоминать идеолога фашистского движения, но только называемого “демократическим”. Путаница в головах людей небывалая. Во многом это было связано с тем, что Парламент располагал лишь незначительным влиянием в прессе: все парламентские газеты, журналы, ТВ и радио были просто “захвачены” мародерствующими президентом и правительством.

Кстати, “демократы”, поддерживающие исполнительную власть Ельцина, всегда представляли собой такое сборище, которое было даже более “пестрым”, чем сам Парламент и его социальная опора. Поддерживавшие его силы включали в себя многих, от старых реформенных коммунистов до антикоммунистических групп, игравших определенную оппозиционную роль при старом режиме, а также мафиозные группы криминального и экономического плана. Массовой же поддержки переворот Ельцина не имел ни в Москве, ни в регионах.

Ныне всех их связывает главная отличительная черта: они требуют дальнейшего расширения бесконтрольной приватизации, передачи земли в частную собственность (против чего категорически возражал еще Лев Толстой) и еще большей открытости российской экономики для мирового рынка, не представляя себе реальных последствий этих шагов.

С другой стороны, все эти лозунги смешиваются с резкой национал- либеральной риторикой, позаимствованной у оппозиции, и антикоммунистическим пафосом. Очень любопытно: “демократы” теперь тоже считают одной из своих главных задач “ возрождение величия” России как мировой державы — этот лозунг они также поспешно “перехватили” у своих парламентских оппонентов. Хотя сами и привели к падению этой самой державы — последний гвоздь в ее “величие” они заколотили расстрелом из танковых орудий Федерального Парламента.

“Реформенная интеллигенция”, представляющая “западные ценности” и надеющаяся на их адаптацию в России, беспомощно наблюдала (и наблюдает) за тем, как в ее собственных рядах укрепляется православное “национальное сознание” и не столько “соборность”, сколько “сумбурность”. [166]

Российский Пиночет?

Известно, что к историческим аналогиям нельзя слишком серьезно относиться. Исключением является такой случай, когда аналогией пользуются в структурном смысле для лучшего понимания какого-либо конкретного общественного явления — для выявления в нем нового, оригинального содержания. Например, 12 декабря 1936 года была принята знаменитая сталинская конституция, над которой много работал Николай Бухарин, и в целом с точки зрения формального конституционного права, вполне демократическая. (В ней не было даже печально знаменитой “шестой статьи”, провозглашающей руководящую роль коммунистической партии. Она появилась при Брежневе при участии тех же лиц, которые разрабатывали и “новую конституцию”.) Тем не менее, эта сталинская конституция конституировала победу диктатуры и политического режима диктатора — Салина. 12 декабря 1993 года была принята новая “ельцинская конституция”, которая также означала победу нового диктатора и его автократического режима — режима личной власти... Страшные аналогии. Другой пример — встречающиеся в публицистике аналогии с режимом Пиночета.

В СССР впервые аналогию с Пиночетом провел я. Было это, насколько я помню, в 1988 году, в пансионате небольшого подмосковного городка Подольска, где уже много лет академик Леонид Абалкин собирал своих единомышленников и учеников со всего Союза для дискуссий по разным проблемам экономической теории и экономической политики. Я поспорил по какому-то вопросу горбачевских реформ с профессором Николаем Климовым из Института экономики Академии Наук СССР. В частности, мною было сказано, что есть по крайней мере два пути осуществления радикальных экономических реформ. Первый путь — сочетание развития политической демократии и создание рыночных структур через конкурирующие силы. Второй путь — пиночетовский, когда прекращаются всякие обсуждения в вопросах политической демократии, и государство “сверху” насаждает конкурирующую экономику. Но пиночетовский путь предполагает существование принципа частной собственности. И поскольку в СССР нет права частной собственности, следовательно, и самих возможностей форсированного развития рыночных, конкурентных сил, пиночетовский вариант приведет к новой бериевщине. С тех пор пошло-поехало. Везде и все стали писать чуть ли не взахлеб о достижениях пиночетовских реформ, забывая о 50 тысячах загубленных его режимом людей. Подхватили эти аналогии и зарубежные исследователи.

Сторонники пиночетовской аналогии безусловно правы в том, что окончательная (вооруженная!) ликвидация социалистической (по названию) власти в России напоминает положение, сложившееся в Чили в 1973 году. Трудно отрицать и то, что концентрация власти, осуществленная Ельциным, утверждение его президентской диктатуры произошло при непосредственной поддержке Запада, который в значительной степени предоставил и необходимые для этого финансовые средства, сведения о “противнике”, средства и методы, способные привести его к победе. Как Пиночет, так и сподвижники Ельцина (который сам, возможно, не сознавал этого) прокладывали путь неолиберальной экономической политике. Без диктаторской концентрации власти трудно было осуществить неолиберальную “терапию”, в ходе которой под влиянием разрушения традиционных промышленных и сельскохозяйственных структур осуществлялась политика перераспределения собственности. В результате применения “технических приемов” (ваучеризация по Чубайсу) возникает многомиллионная безработица, а экономика предельно приспосабливается к сырьевым потребностям мирового рынка. В то же время собственность почти полностью отчуждается от работников.

Дело, однако, не только в этом. Я неоднократно указывал, что в условиях абсолютной государственной собственности, когда сам принцип частной собственности только обозначился, — эти реформы даже “по-пиночетовски” не могли быть успешными в России. И говорил это я отнюдь не по идеологическим соображениям, но потому, что этими вопросами занимался как профессиональный экономист и неплохо представлял результаты необдуманных решений в этой области.

Конечно, мне было ясно, что иностранный капитал не взял бы на себя даже разработку сырьевых ресурсов, не стань Россия на курс создания рыночных структур. Однако исходил из того, что здесь может быть “мягкий вариант” формирования конкурентной среды. Ельцина же все время подбивали на введение диктатуры, ошибочно полагая, что он (рынок) невозможен без установления авторитарного режима (что на правовом уровне блистательно доказывается ельцинской конституцией).