Путеводитель по Библии - Айзек Азимов

Мк., 9: 43. …идти в геенну, в огонь неугасимый…

Богатый человек в притче о нищем Лазаре нисходит как раз в такой ад:

Лк., 16: 22–24. …Умер и богач, и похоронили его. Ив аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его и, возопив, сказал: «Отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем».

Авраам отказывается, так как между небом и адом находится непроходимая пропасть. Кроме того, Авраам описан в этой притче у Луки как обосновывающий присутствие Лазаря на небе, а богатого человека в аду независимо от достоинства и греховности. Никакие грехи богатого человека не припоминаются, кроме простого факта его богатства:

Лк., 16: 25. Но Авраам сказал: чадо! Вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь — злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь;

Это такой драматический поворот, такое обещание бедным и униженным сего мира, что они получат отмщение в загробном мире, что, возможно, позволило стать этой притче особенно популярной. Из-за ее популярности термин «Лазарь» стал применяться по отношению к больным нищим. Так как предполагается, что упомянутые язвы являются язвами проказы, то этот термин, особенно в сокращенной форме «lazar», стал синонимичным со словом «прокаженный».

Дальняя страна

Иисус у Луки рассказывал притчу о талантах. Введено некоторое изменение. Вместо простого упоминания о человеке, путешествующем в дальнюю страну, как у Матфея, сообщается цель странствия:

Лк., 19: 12. Итак сказал: некоторый человек высокого рода отправлялся в дальнюю страну, чтобы получить себе царство и возвратиться;

Лк., 19: 14–15. Но граждане ненавидели его и отправили вслед за ним посольство, сказавши: не хотим, чтобы он царствовал над нами. И когда возвратился, получив царство…

В современном контексте это озадачило бы: почему нужно было идти в дальнюю страну, чтобы получить царство? Однако во времена Нового Завета это не было странным вообще, поскольку дальней страной был Рим.

По всему периметру Римской империи было множество марионеточных царств, каждое из которых было теоретически независимым, но все полностью находились под пятой у Рима. Никто не мог взойти на престол любого из этих царств без разрешения со стороны Рима, и не всегда было возможно добраться туда без большой взятки. А если бы претендент поспешил в Рим вручить такую взятку, то могло бы произойти так, что его подчиненные на родине пошлют делегацию, чтобы выступить в суде против, если личность претендента была непопулярна.

По-видимому, именно это произошло в случае Ирода Архелая в 4 г. до н. э., после смерти Ирода Великого, и именно к нему, по-видимому, относилась эта притча. Архелай был утвержден на правление, но только как этнарх, а не как царь, а через десять лет в результате постоянных ходатайств со стороны его подчиненных он был наконец утвержден на царство.

Ирод Антипа

Описание важнейшей недели, проведенной Иисусом в Иерусалиме, данное в Евангелии от Луки, немного отличается в целом от описания у Матфея и Марка. Но Лука — нееврей, и, по-видимому, он стремился уменьшить степень участия языческого правителя Пилата в распятии Иисуса и увеличить степень участия еврейских светских властей.

Как у Матфея и Марка, Пилат у Луки изображен как нежелающий осудить Иисуса, но у Луки он объявляет о том, что верит в невиновность Иисуса три раза, а не один раз, как у Матфея, или два раза, как у Марка. Кроме того, у Луки, и только у Луки, описано, как Пилат пытался отрицать в целом его вину:

Лк., 23: 6–7. Пилат, услышав о Галилее, спросил: разве Он Галилеянин? И, узнав, что Он из области Иродовой, послал Его к Ироду, который в эти дни был также в Иерусалиме.

Это, конечно, именно Ирод Антипа, тетрарх Галилеи, был в Иерусалиме, и возможно, как раз во время Пасхи. В действительности, суд перед Иродом ни к чему не приводит, потому что Иисус ничего не говорил в свою защиту. Ирод отказался высказывать какое-либо суждение:

Лк., 23: 11. Но Ирод со своими воинами, уничижив Его и насмеявшись над Ним, одел Его в светлую одежду и отослал обратно к Пилату.

Но, по-видимому, независимо от того, что вина падает на Пилата, в глазах Луки она падает также и на Ирода Антипу.

Распятие на кресте

Подробности распятия на кресте, описанные Лукой, некоторым образом отличаются от подробностей, данных Матфеем и Марком. В Евангелиях от Матфея и Марка мы имеем описание того, как «исторический Иисус» был всеми покинут и поносим, и, казалось, он умер в полном отчаянии.

В Евангелии от Луки это в значительной степени исчезло, и гораздо более явно Иисус изображен как Мессия. Он прощает своих палачей, сказав благородную фразу, которой нет в других Евангелиях:

Лк., 23: 34. Иисус же говорил: Отче! Прости им, ибо не знают, что делают.

Как у Марка и Матфея, у Луки описывается, что в то время было распято три человека, Иисус был распят на среднем кресте между двумя разбойниками. Марк больше ничего не говорит об этом, в то время как Матфей описывает даже этих разбойников, как нечто оскорбительное для Иисуса:

Мф., 27: 44. Также и разбойники, распятые с Ним, поносили Его.

Однако в Евангелии от Луки Иисус снова прощает. Один из разбойников принимает Иисуса как Мессию:

Лк., 23: 42–43. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю.

Этот разбойник известен в традиции как «добродетельный разбойник» или «кающийся разбойник». Он не назван по имени в Евангелии, но традиция предполагает, что его имя Дисма (Dismas).

Наконец, Лука не описывает последний отчаянный крик Иисуса: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» Это не совсем соответствует представлению о Мессии, также и Лука не может рассчитывать на то, что его читатели-неевреи оценят тонкость применения псалма, в первой фразе которого есть этот крик. Вместо этого он делает так, что последние слова Иисуса выглядят намного более формально и недраматично:

Лк., 23: 46. Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче! В руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух.

То, как это происходит, также является цитатой из Псалтыря:

Пс., 30: 6. В Твою руку предаю дух мой; Ты избавлял меня, Господи, Боже истины.

Затем следует история воскресения, рассказанная в гораздо большем объеме и в гораздо более обстоятельных деталях, чем у Матфея и Марка. На этом Евангелие от Луки заканчивается.

8. ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИОАННА

Четвертое Евангелие * Любимый ученик * Иоанн, сын Зеведеев * Слово * Иоанн Креститель * Агнец Божий * Нафанаил * Сын Иосифа * Кана * Иудейская Пасха * Храм * Никодим * Самария * Евреи * Авраам * Лазарь * Каиафа * Утешитель * Пилат * Копье * Фома

Четвертое Евангелие

Подробности жизни Иисуса, данные в четвертом Евангелии, полностью отличаются от подробностей, которые есть в первых трех синоптических Евангелиях.

Есть те, кто пытается воспринимать все четыре Евангелия как истинные, и поэтому они вынуждены объяснять все их очевидные несообразности. Можно, например, доказать, что синоптические Евангелия связаны прежде всего с проповедями Иисуса простым людям Галилеи, и игнорировать его деятельность в самом Иерусалиме, за исключением последней, решающей недели его жизни. Тогда можно было бы предположить, что четвертое Евангелие сформировано за счет концентрации на служении Иисуса в Иерусалиме, которое описывается как длившееся три года, а не одну неделю. Беседы Иисуса теперь, как правило, длинные и дискуссионные (а не простые и полные притч), которые подошли бы для споров с учеными священниками и теологами.

С другой стороны, можно также доказать, что четвертое Евангелие было написано очень поздно, для сообщества, которое было уже христианским, но было вовлечено в богословские споры. Тогда его цель могла быть не в том, чтобы представить реалистическое описание Иисуса, а скорее использовать его как образ, посредством которого представлена теология автора, в противоположность противоречивым точкам зрения других. С этой точки зрения может показаться, что четвертое Евангелие можно считать формой дидактического вымысла, примерно аналогичного тем диалогам, в которых Платон свою собственную философию вложил в уста Сократа.