Осада (СИ) - Кирилл Берендеев

– А остров Пасхи? – помолчав, спросил Оперман. Лисицын не ответил, и это его молчание говорило яснее долгой речи. Некоторое время они сидели молча, глядя в окно, покуда окончательно не стало смеркаться.

Борис, встрепенувшись, стал раскланиваться. Оперман уговаривал его посидеть еще чуть, но тот не согласился, уже стемнело, а ему еще по неспокойной Москве пробираться. Борис неожиданно вспомнил о предстоящем вызове к ректору, хорошего ничего ждать не приходилось, посему он поспешил к себе в общежитие, надеясь успеть до восьми, времени обхода. Не успел, имел стычку с вахтой, еще раз напомнившей Лисицыну, что тому пора бы и честь знать. Он все же продрался к себе, идти на этаж пришлось по лестнице, меж разбросанных в беспорядке тюков и баулов, беженцев уже вовсю заселяли в корпус, шум и гам был невыносимый, он добрался до своей квартирки и надежно заперся.

А утром, едва Борис успел позавтракать, ему позвонили – прибыл комендант, неожиданно заявил Лисицыну о просроченной регистрации и вчерашнем приказе ректора прошерстить общежитие и выгнать всех, кто еще тут укрывается от отъезда.

– Ничего более бредового  я не слышал, у меня как раз сегодня вечером встреча с ректором, уж сперва я поговорю с ним, а потом и устраивайте погромы, – не оробев перед рослым детиной с хорошо вооруженным сопровождением, заявил Борис. Но квартиру взяли штурмом, начали собирать вещи, некоторые, особенно взбесившие коменданта, понятно, какие, выкинули в окно, ему было предложено собраться в полчаса и выметаться до января. Когда коробки были собраны, вернее, в них просто покидали первые попавшиеся вещи, заклеили скотчем и выкинули в коридор, – после этого один из сопровождения коменданта, пользуясь тем, что тот отправился к следующему понаехавшему, предложил компромиссный вариант, а именно место в студенческом общежитии, всего кровать, но не на улицу же. И недорого, сговориться сможем.

Борис попросил позвонить, студент с Калашниковым наперевес дал согласие; но только недолго, могут и засечь.

– Ты как там? – спросил Борис у Опермана, едва тот поднял трубку.

– Да так же. Пока не особо подействовало. Разве что температура тридцать семь сейчас. А ты?

– По этому поводу я тебе и звоню. Понимаешь, даже не знаю, как сказать. Просто… помнишь, я тебе рассказывал о приказе насчет выселения? Слушай, я понимаю, что не вовремя и вообще, но…

– Да не проблема, дружище. Конечно, заезжай. Жаль, встретить не могу, а то бы. Короче, ты понял, собирай, что сможешь утащить и ко мне. Только, – он неожиданно замялся.

– Я понял. Нет, этого уже нет. Выбросили.

– Я рад тебя снова увидеть, – тут же весьма бодро ответствовал Оперман. Борис улыбнулся, хотя улыбка едва тронула уголки губ.

– Будет кому за тобой ухаживать.

– Ну не без задней же мысли, – оба засмеялись, Борис положил трубку и пошел к выходу.

96.

Дзюба закончил разговор и повесил трубку. Посмотрел на Устюжного, старик, слышавший все, от первого до последнего слова, кивнул в знак одобрения.

– Нахальством, сыт не будешь, но иногда поднажать приходится, – заметил он. – Тем более, коли сосед такой попался. Ведь ни слова о сроках. Да и вы, Лаврентий Анатольевич, не больно заикались, а надо было бы.

– Я и сам задним числом понимаю, что надо, но  и вы войдите в мое положение, Глеб Львович, – старик усмехнулся, кивнул головой.

– Охотно войду. Ладно, господин президент, остывайте от беседы, я покамест по своим делам прошвырнуться должен, – и вышел из кабинета.

Дзюба снова поглядел на аппарат правительственной связи. Прежде он имел относительное удовольствие, беседовать с премьер-министром Японии, не этим, предыдущим, но только с позиции полузадушенного оппозиционера, за котором постоянно ходят «товарищи» и которого лишь по блажи Машкова не берут в оборот. Нынче же ситуация кардинально переменилась, и всего за каких-то несколько дней. Настолько, что Дзюба сам не мог поверить в случившееся, просыпаясь, готов был щипать себя, не в силах иным способом доказать собственную значимость. Все было в диковинку, все в новинку, все заставляло трепетать сердце, – как он при всем этом умудрялся еще сдерживать не только себя, но и таких же, шалевших от привалившего счастья единомышленников, назначенных им на разные высокие посты, просто уму непостижимо. Те хоть вечерами имели возможность выплеснуть накопившееся за день всяческими способами – от банальной попойки хорошей компанией, эдак часов до четырех утра, до вызова на дом, уже новый дом, отхваченный у губернаторской шушеры, девчонок по вызову. Если наутро у кого-то плохо варили мозги, так это пока ничего, правительство только формировалось, только приступало к своим обязанностям, обвыкнуться самое главное, посему Дзюба просил только об одном – чтобы особо не светились и побыстрее завязывали. С ним охотно соглашались, уверяли, божились, но пока урезонить оказывалось делом трудноватым.  Тем более просил, пора просыпаться.

Марков нанес ответный удар, группа «Альфа» спецназа ФСБ за день захватила мятежные Астрахань и Элисту, Дзюба отчего-то вспомнил времена Ивана Грозного. Теперь в руках у президента были как минимум два ставленника, готовых тому в ножки кланяться да пятки лизать, ничего удивительного, что ключевой в его собственном альянсе якутский президент тотчас заколебался: пока от Лаврентия он, кроме обещаний, не получил. Заволновалась и Камчатка, губернатор стягивал подконтрольные ему войска поближе к столице. По непроверенным данным вблизи северных островов Курильской гряды уже были замечены японские сторожевики во всеоружии. А так же патрульные корабли независимой Аляски, прощупывающие территории, могущие еще несколько раз поменять своих хозяев. Президент этой самопровозглашенной страны связывался с Лаврентием, пока вопрос о присоединении Аляски звучал скорее шуточно, но Дзюба нежданно предложил помощь – отбиваться от нападок янки и возможно, вернуть захваченную теми столицу Джуно – сами понимаете, когда раздышимся. И тот, противу обыкновения, обещал крепко подумать и сообщить в самое ближайшее время. Все зависело от переговоров с Москвой и Токио. И от их действий. Молота и наковальни, изготовившихся биться за гвоздь, попавший меж ними, лакомый кусок земли, которую господь, по своему черному юмору, наделил природными богатствами чрезмерно

На время наступила томительная, тягучая пауза, прерванная вот этим звонком японского премьера. Беседу Дзюба провел на одном дыхании, и почти без посреднических усилий переводчика. Немного зная японский, он почти интуитивно угадывал едва ли не каждое последующее слово, сказанное главой государства. Его охватил кураж, еще бы, впервые в жизни он говорил с главой одной из ведущих держав Тихоокеанского региона, на равных, по крайней мере, ни в чем пытался не уступить господину премьер-министру. Отвечал он достаточно убедительно, по крайней мере, на свой взгляд, чтобы под конец разговора вернуться к программе «территории в обмен на продовольствие», как сам изволил пошутить, к недовольному подергиванию губ Устюжного. Глеб Львович был приглашен заранее, едва стало известно о предстоящем звонке и сидя в уголке кабинета президента, выслушивал весь разговор, переводчика и Дзюбу, усевшихся за переговорный столик под только что повешенным портретом Муравьева-Амурского, основателя Владивостока. В целом остался доволен, однако, Дзюбе показалось, что Устюжному важно было услышать из его уст еще что-то, помимо точных сроков заключения договоров. Ведь пауза, взятая всеми сторонами противостояния не могла длиться долго. Лишь несколько дней, а затем, он это чувствовал, должна наступить развязка. А потому, пока у него были эти несколько дней, Устюжный напомнил: пора закрепить достигнутые результаты.

В Находке и Владивостоке, а так же Хабаровске и Комсомольске-на-Амуре, и еще ряде крупных городов Дальневосточной республики началась зачистка от орд зомби, все нити командования были переданы в руке Крайнева. В столице, также по приказу президента, милиция вскрыла государственные запасы продовольствия, частью припрятанные под резиденцией президента на острове Русский, частью возле самой Находки – всем этим командовал только что вернувшийся и вставший во главе МВД Ткаченко; Дзюба дал понять, что это крайняя мера, более направленная на стабилизацию обстановки в городе, но шум поднялся, внимание всех заинтересованных сторон было привлечено, а именно этого и добивался президент.

Крайнев добился даже большего – на следующий день его войска торжественно обновили пограничные столбы на реке Уссури и Амур. Командующий, конечно, заявил, что это всего лишь десант, что ситуация по-прежнему далека от идеала, но событие произвело впечатление куда большее, нежели оба на то рассчитывали. И тому и другому позвонил лично президент оставшейся России Марков. Сперва командующему, затем Дзюбе.