Игрушка судьбы: Фантастические романы - Клиффорд Саймак

Джилл говорила с мышкой, стараясь произносить слова как можно тише, почти шепотом, — она была уверена, что громкий звук напугал бы мышку. Маленькая Беженка — так она окрестила свою полуночную подружку. Маленькая Беженка с Земли. Порой, когда мышка не была так увлечена крошкой или корочкой, она что-то пищала в ответ — и писк был весьма приветливый. Судя по всему, она хотела дать Джилл понять, что она ей тоже нравится.

Поначалу Джилл испугалась, подумав, что мыши могут здорово навредить библиотеке, но потом успокоилась, ведь библиотека не была таковой в том смысле, в каком она привыкла думать. Драгоценные земные книги лежали в герметических футлярах, которые хранились в застекленных шкафах, так же как все остальные письменные источники информации. Ленты с записями и кристаллы лежали в стальных сейфах. Даже запасы чистой бумаги хранились в металлических ящиках. Нет, мыши не имели никакой возможности добраться до бумаги.

И вообще — их было не так много. Наверное, не больше дюжины, и, кроме новой подружки Джилл, которая регулярно приходила за своей долей ночной трапезы, они появлялись крайне редко. Как-то раз, покончив со скромными дарами Джилл, Беженка исчезла. Это удивило Джилл. Мышка была совершенно спокойна, в ее поведении не было никакой тревоги. Она расправилась с крошками, как обычно, и исчезла. Вот тут-то Джилл впервые задумалась о том, куда убегает мышка после еды. Она ни разу не пыталась проследить, куда исчезает мышка. Да это ее и не волновало. Пришла и ушла. Но почему-то в ту ночь Джилл стало интересно, куда уходит ее подружка. Ей это стало так интересно, что она даже рассердилась на себя.

«Что мне за дело? — подумала она. — И чего это мне вдруг взбрело в голову? Ну, узнаю, найду норку, а дальше-то что?»

Джилл решила больше не думать о такой очевидной чепухе, но мысль привязалась и не покидала ее. Нет-нет да приходила в голову. Однажды ночью совершенно случайно она проследила взглядом за убегавшей Беженкой и заметила ее путь. Мышка спрыгнула со стола на пол, побежала вдоль стены, обитой панелью, и… исчезла в стене, не замедлив быстрого, уверенного бега. Казалось, что она прямо-таки прошла сквозь стену.

Удивленная Джилл встала из-за стола, не спуская глаз с того места в стене, где исчезла мышь. Подошла к стене, опустилась на колени, провела рукой по стене у самого пола — норки не было. Панель вплотную примыкала к полу. Или нет? Самыми кончиками пальцев она ощупала стык… и обнаружила узкую щель — не шире дюйма, — но, наверное, для мышки этого было достаточно, к тому же она знала, где находится щелка.

— Маленький бесенок! — сказала Джилл негромко.

Длина щелки тоже была невелика — несколько дюймов, а по обе стороны от нее панель плотно соединялась с полом. «Может быть, пол просел?» — подумала Джилл. Пощупала ладонью — нет, пол был идеально ровным.

Тогда она попыталась просунуть кончики пальцев в щель — там было пусто. Джилл уцепилась за панель с другой стороны и потянула… С тихим скрипом и треском в стене открылась дверь! За дверью оказалась крошечная кладовка. В стену был вбит крючок, на нем висела лиловая мантия кардинала. На полу стояла пара сандалий. В одном из углов стояла корзина для бумаг. Вот и все — мантия, сандалии и корзина. Сильно пахло мышиными экскрементами.

Джилл протиснулась в кладовку, взяла корзину и вышла, прикрыв за собой дверь.

Вернувшись к столу, Джилл принялась за изучение содержимого корзины. Она была полна скомканной бумаги. На самом дне лежало большое мышиное гнездо, сооруженное из бумаги, — вероятно, им пользовалось не одно поколение мышей, и каждый новый его обитатель служил делу умножения потомства.

Отобрав относительно хорошо сохранившиеся листки, Джилл сложила их на столе в стопку. Когда на дне осталось только мышиное гнездо, Джилл начала внимательно просматривать бумаги.

Поначалу было совсем неинтересно. Несколько листков содержали какие-то математические расчеты — ничего впечатляющего. На одном листке стоял перечень дел, которые следовало переделать. Большинство пунктов было вычеркнуто — надо понимать, это означало, что дела выполнены. Кое-ка— кие листки были испещрены непонятными значками — возможно, когда-то они. что-то и означали, но теперь выяснить это не представлялось возможным. На одном листке сохранилось начало письма — собственно, всего две строчки — без даты и адреса: «Ваше Преподобие, последние несколько дней я размышлял о том деле, о котором мы с вами беседовали в саду, и пришел к выводу, что…» Дальше все съели мыши. Еще на одном листе Джилл прочла: «Темы для обсуждения с его святейшеством», но, кроме заглавия, больше ничего не было. Далее следовал совершенно загадочный листок: «666 буш. пшеницы, 30 куб. хорошего, прочного, долго горящего дерева, 150 фун. лучшего картофеля, 7 т меда» — и все. Были и другие листки и обрывки бумаги, и, наверное, тот, кто задался бы целью их расшифровать, узнал бы много интересного, но почему-то Джилл решила, что сейчас не время приниматься за их изучение. Она аккуратно сложила все бумажки в стопку, тщательно разгладив каждую. Она решила, что обязательно как-нибудь выкроит время и изучит все до одной более внимательно. Кто знает — а вдруг именно там и таится ключ к разгадке тайны Ватикана?

Приняв такое решение, она неожиданно для себя поняла, как глубока ответственность, которую она возложила на себя, как важна задача, ради решения которой она просматривала даже совершенно пустяковые на первый взгляд обрывки бумаги в надежде отыскать какую-нибудь крошечную заметку на полях, которая как раз и могла бы дать ответ на все вопросы! Нет, не такой она представляла себе эту работу, когда давала согласие остаться… Тогда она думала, что это всего-на— всего разумный компромисс с собой, некое оправдание своей задержки здесь, занятие, чтобы не слоняться без дела, не сидеть сложа руки. «Ты втянешься», — сказал Джейсон и оказался прав. Только втянулись они оба — и он ничуть не меньше, чем она, хотя он-то как раз не притворялся, не утверждал, что горит желанием здесь остаться. Разве не она планировала остаться тут, если ей позволят выполнить репортерскую работу, ради которой она так сюда стремилась?

«Если бы сейчас мне предложили улететь с Харизмы, — подумала она, — согласилась бы я или нет?» — и поняла, что ответить не может.

В самом низу бумажной стопки она обнаружила несколько сколотых скрепкой листков, исписанных витиеватым почерком. Джилл принялась за чтение, с трудом разбирая слова:

«Я, Енох, кардинал Феодосий, записал это для себя, осознавая, что настоящая информация не может войти в официальный отчет. То, о чем я пишу, не было помещено в отчет умышленно. Я записываю свои воспоминания как предупреждение самому себе, только себе самому, хотя, может быть, они пригодятся и другим. Но сейчас я не имею намерений ни с кем делиться впечатлениями. Я делаю эти записи не потому, что боюсь запамятовать, — забывчивостью я не страдаю, но потому, что хочу передать словами свои чувства, свои эмоции (если у меня есть чувства и эмоции) и мои опасения, в особенности опасения, пока время не стерло остроту впечатлений.