Ещё три сказки, сказ и бонус - Андрей Арсланович Мансуров

Как же ему, причём — так, чтоб не оскорбить гордость и чувства спасительницы, отвертеться от очередной претендентки в жёны?!

И ещё мозг калённой стрелой жгла мысль: как он мог быть настолько самоуверенным и ненаблюдательным, чтоб не раскусить…

Напарничка?!

3. Возвращение

(Пролог из романа «Бессмертие никому не нужно!»)

То, что вагон наземки оказался тесноват, Ханну не беспокоило.

Не беспокоило её и то, что тело то вдавливало в жёсткое и неудобное кресло, то — словно отправляло в невесомость, когда маленькая быстрая кабина взлетала на гребни пологих холмов, и снова проваливалась в лощины между ними. Однако по сторонам Ханна глядела отстранённо: пока её больше беспокоили свои проблемы. Просто на время оставленные там, за спиной, но от этого никуда не исчезнувшие… Отделаться от мыслей о Нории и Тане оказалось совсем не так просто, как она себе представляла.

Поросшие милой зелёной травкой холмы, впрочем, не слишком подходили для «отвлечения» от повседневных забот: они совсем не радовали разнообразием. Вот уж туристов сюда точно не привлечь: захолустная скучная дыра с банальными «достопримечательностями»… Не за что глазом зацепиться. Разве что за приземистое отсюда, словно разлитое по земле, здание термоядерной Станции в тридцати милях слева. Но Ханна-то лучше кого бы то ни было знала, насколько на самом деле велика громада из бетона и стали: она же её и строила.

Вернее, роботы под её руководством. А ещё вернее — роботы, которые совсем в руководстве и присмотре не нуждались, и даже проект сделали сами, а от неё требовалось лишь указать необходимые исходные параметры.

Но присматривала она за строительством добросовестно, потому что так её воспитала бабушка.

Бабушка…

Вагон подлетел на последнем холме, спустился в лощину. Где плавно затормозил, поскольку линия старинных железных (!) рельсов закончилась банальным тупиком: насыпью из гравия, поросшего жиденькой травкой, с торчащим из неё на двух штырях знаком «конец пути». Ханна ткнула в клавишу, дверь плавно отъехала в сторону.

В кабину ворвался воздух — не очищено-рафинированный и лишённый запахов, микробов, и пыли, а — «природный». Немедленно среагировал универсальный браслет, пославший в крошечный вживлённый наушник аудиопредупреждение:

— Внимание! Несанкционированный доступ атмосферного воздуха! Возможно заражение! Внимание!.. — то, что женский голос робота с приятным тембром проявлял запрограммированную «трогательную» заботу, сейчас не вызывало привычной благодарности, а только лёгкую досаду — да знает она, знает…

— Да, я слышу. Всё в порядке. Фильтры на месте.

Она мысленно усмехнулась: не у многих современников хватает смелости выбраться из-под защитных куполов городов, чтоб вот так, как сейчас она, пусть и с заранее вставленными в ноздри фильтрами, выйти на «свежий воздух». Да оно и правильно: пусть медицина и сделала колоссальные успехи, от банального гриппа, мутировавшего здесь, на открытых всем ветрам и солнцу, равнинах, под воздействием тысяч «природных» факторов, можно всё равно умереть. И никакие сверхпродвинутые вакцины/антибиотики не спасут. Потому что вирусы на поверхности планеты, предоставленной самой себе, изменяются быстрее, чем учёные успевают отследить их изменения и выводить противоштаммы…

Надвинув поплотней капюшон, чтоб не страдать от жёсткого ультрафиолета, она вылезла на узкую бетонную площадку станции. Которую даже не прикрывал, как на больших линиях, защитный козырёк крыши. Да оно и понятно: зачем?

Сюда, в заштатную дыру, где нет ни промпредприятий, ни дрожжевых ферм, никто не ездит. (Да, собственно, и тогда, до Катастрофы, не ездил.) С другой стороны, пластобетон прекрасно сохраняется и на «открытом воздухе»: буквально веками. Так что ремонт платформе не понадобится ещё лет триста.

Название, и места и станции, теперь, когда не мешали блики и искажения от обтекателя, стало видно отчётливо, хоть некоторые буквы и оказались изъедены эрозией, и закрыты потёками ржавчины: «Вокхилл. Конец пути».

Ханна усмехнулась: да уж…

Она оглянулась назад: нет, ничто не нарушало силуэт низкой лощины, проложенной когда-то сквозь холмы. И рельсы до сих пор лежат ровно: словно ничто не может изогнуть этих линий, уложенных педантичными и экономными роботами. А холмы вскрыты лишь настолько, чтобы при максимальной скорости вагон наземки не слетал на поворотах, и подъёмах-спусках. Рационально.

Никто ведь не предполагал, что здесь будут ездить и люди. Вот как она сейчас.

Скажем честней: те, кто чудом выжили в подземельях Убежищ, не надеялись даже на то, что вернуться на поверхность удастся раньше, чем пройдут эти самые триста лет…

И всё же это произошло. В том числе и благодаря таким Термоядерным станциям, что осталась там, за холмами: все эти могучие механические монстры, разбросанные по поверхности континентов, нужны лишь для единственной цели: прогонять через себя миллиарды кубометров отравленного и заражённого воздуха.

Чтоб вычистить из него заразу и радиацию.

Ну, с заразой оказалось полегче: микробы, бациллы, и прочие крупные (По понятиям микромира!) твари практически исчезли через десять лет после запуска атмосферных Станций очистки. А с поверхности их помогли убрать опрыскиватели и распылители — установленные как на лёгких вездесущих коптерах, так и на вертолётах, и даже мастодонтах-тракторах. Территории зачищали планомерно — старались и для себя и для детей. И пусть ушли десятки лет, результат достигнут.

А вот вирусы… Их никакие решётки молекулярных сит не берут. Зато вот от радиоактивной пыли удалось отделаться почти сразу — всего за пару лет.

И вот она здесь. Одна из немногих, (Точнее — очень немногих!) решившихся сделать вылазку на поверхность на достаточно длительное время. И причина, по которой Координатор разрешил ей это, разумеется — ну очень веская. Она невольно чуть дёрнула уголком рта в усмешке: ах, Координатор… Тан.

Красавец. Умница. Её герой. Идол. Кумир.

Любовник. Отец её дочери.

Нории.

Да, она отлично осознавала, что если бы не их длительная, и вполне благополучная связь, чёрта с два бы её отпустили «порезвиться на природе». То, что она рассчитала своим теперь прагматичным и холодным умом, впрочем, не мешало действительно — получать и чисто физическое удовольствие от их близости. И уюта «супружеских отношений». Разумеется, проходивших не без проблем и «выяснений». Иногда у неё складывалось впечатление, что он — твердыня. Незыблемая скала. Оплот консерватизма и трезвомыслия. И что это именно она начинает цепляться к его стабильности и предсказуемости. Первой.

Хватит!

Она приказала мозгу отринуть заботы, оставшиеся там, под Куполом и в подземельях, и заняться наконец делом. Вот: для начала надо включить снова сенсорное восприятие, загнанное мозгом в самые дальние уголки подсознания на время напряжённой, не то — жизни… Не то — каторжной работы, что она называла своей жизнью.

Армейские полусапоги