Столпы Земли - Кен Фоллетт

Они доели все до последней капли, и Альфред и Марта улеглись на сухой тростник. Прежде чем они заснули, Том сказал им, что он и Эллен собираются отправиться на поиски священника, а Эллен велела Джеку остаться в пещере и позаботиться о детях до их возвращения. Двое измученных детей кивнули в знак согласия и тут же закрыли глаза.

Том в накинутой на плечи шкуре и Эллен отправились в путь. Как только они вышли из зарослей ежевики, Эллен остановилась, повернулась к Тому и, пригнув его голову, поцеловала в губы.

— Люблю тебя. — В голосе ее слышалась страсть. — Люблю с той самой минуты, как увидела. Я всегда мечтала, чтобы у меня был сильный и нежный мужчина, хотя не была уверена, что такие бывают. Но я видела, как ты любил свою жену. Боже, как я ей завидовала! Мне жаль, что она умерла, правда жаль, потому что я вижу горе в твоих глазах и слезы, стоящие в них, и мое сердце разрывается оттого, что ты так страдаешь. Но теперь, когда ее больше нет, я хочу, чтобы ты был моим.

Том не знал, что ответить. Трудно было поверить, что такая красивая и гордая женщина могла полюбить его с первого взгляда, но еще труднее было ему разобраться в своих собственных чувствах. Потеря Агнес была для него страшным ударом. Права Эллен: в его глазах стоят еще не выплаканные слезы. Но в то же время он был охвачен страстным влечением к Эллен с ее волшебным горячим телом, ее золотистыми глазами и ее беззастенчивым желанием любви. Он чувствовал ужасный стыд оттого, что так хочет ее, хотя прошло только несколько часов с тех пор, как он похоронил Агнес.

Том уставился на нее, и снова ее глаза заглянули ему в душу, и она сказала:

— Не говори ничего. И пусть не мучает тебя стыд. Я знаю, ты любил ее. И, поверь мне, она тоже это знала. Ты и сейчас ее любишь… да, любишь. И будешь любить всегда.

Ему нечего было ответить. Она сказала, чтобы он ничего не говорил! Том просто онемел от слов этой удивительной женщины. Но, как бы там ни было, он почувствовал облегчение оттого, что она знала все, что было у него на сердце, стало быть, теперь вроде бы и стыдиться нечего. Он вздохнул.

— Вот так-то лучше, — сказала Эллен. Она взяла его за руку, и они пошли прочь от пещеры.

Около мили они продирались сквозь девственный лес, а затем вышли на дорогу. Шагая по ней, Том то и дело поглядывал на лицо Эллен. Он вспомнил, что когда в первый раз встретил ее, то подумал, что эти странные глаза портили ее красоту. А теперь он даже не мог понять, как такое могло прийти ему в голову. В этих поразительных глазах словно отражалась вся неповторимость ее существа. Теперь она казалась ему абсолютным совершенством, и единственная загадка — почему она выбрала его.

Они прошли три или четыре мили. Том чувствовал усталость, но горячий суп придал ему сил, и, хотя он верил Эллен, ему не терпелось увидеть малыша своими собственными глазами.

Когда за деревьями показался монастырь, Эллен сказала:

— Надо постараться, чтобы монахи не заметили нас.

Том был озадачен:

— Почему?

— Ты бросил ребенка. Это считается убийством. Мы будем следить из леса и увидим, что они за люди.

Том не думал, что в данных обстоятельствах ему могут грозить неприятности, но и осторожность тоже не повредит, поэтому, кивнув, он последовал за нырнувшей в заросли кустарника Эллен, и вскоре они притаились у края большой поляны.

Монастырь был совсем маленький. Том, которому случалось прежде строить монастыри, сделал вывод, что это, должно быть, всего лишь скит, принадлежащий какому-нибудь крупному монастырю или аббатству. Каменными были только два здания: часовня и опочивальня. Остальные — деревянные домишки: кухня, конюшня, амбар и целый ряд небольших хозяйственных построек. Все было чистым и ухоженным, из чего можно заключить, что монахи работали так же усердно, как и молились.

Людей было совсем мало.

— Большинство монахов ушли работать, — объяснила Эллен. — Они строят скотный двор на холме. — Она посмотрела на небо. — К полудню придут обедать.

Том окинул поляну взглядом. Справа он увидел две фигуры, частично скрытые небольшим стадом пасущихся коз.

— Гляди… — Он указал в направлении людей и, пока они изучали их, увидел кое-что еще. — Тот, что сидит, священник, и…

— И он что-то держит в подоле.

— Давай подойдем поближе.

Лесом они обогнули поляну и очутились прямо около козьего стада. У Тома замерло сердце, когда он взглянул на сидящего на скамье священника. В подоле его сутаны был ребенок, ребенок Тома.

Том почувствовал, как у него перехватило горло. Правда… Все оказалось правдой: малыш жив. Он готов был броситься к этому священнику и обнять его.

Рядом со священником стоял молодой монах. Приглядевшись, Том увидел, что он окунал тряпочку в бадью с молоком, вероятно козьим, и затем засовывал ее намокший кончик в ротик младенца. Все очень просто.

— Ну и ну, — с опаской проговорил Том. — Лучше уж я пойду и заберу назад моего сына.

Эллен спокойно посмотрела на него.

— Подумай немного. Том. А потом — что ты собираешься делать?

Он не вполне понимал, к чему она клонит.

— Попрошу у монахов молока. Ведь они увидят, что я беден, и не откажут в милостыне.

— А потом?

— Ну, я надеюсь, они дадут мне достаточно молока, чтобы прокормить ребенка в течение трех дней, пока я не доберусь до Винчестера.

— А когда доберешься? — не унималась Эллен. — Как тогда ты будешь кормить его?

— Найду работу…

— Да ты ищешь работу с тех пор, как я тебя встретила в конце лета. — Казалось, она немного злилась на Тома. Он не мог понять за что. — У тебя нет ни денег, ни инструментов, — продолжала Эллен. — Что случится с малюткой, если и в Винчестере не окажется работы?

— Не знаю, — ответил Том. Ему было обидно, что она разговаривала с ним так резко. — Но что же мне делать — жить, как живешь ты? Я не умею охотиться на уток — я каменщик.

— Ты мог бы оставить ребенка здесь.

Том был ошеломлен:

— Оставить? Когда я только-только его нашел?

— Ты мог бы быть уверен, что малыш сыт и обогрет. И тебе не пришлось бы таскать его повсюду с собой, пока ты будешь искать работу. А когда ты что-нибудь наконец найдешь, то можешь вернуться сюда и забрать ребенка.

Всем сердцем Том противился этой идее.

— Не знаю… А что подумают монахи, когда узнают, что я бросил новорожденного?

— Они уже это знают, — раздраженно сказала Эллен. — Вопрос заключается только в том, когда ты признаешься — сейчас или через какое-то время.

— А ты думаешь, монахи знают, как ухаживать за детьми?

— Да уж не хуже тебя.

— Я не уверен.

— Однако они додумались, как можно покормить новорожденного.

Том начал понимать, что она была права. Как он ни стремился прижать к себе этот крохотный комочек, он не мог не признать, что монахи смогут лучше, чем он, позаботиться о ребенке. У него не было ни денег, ни еды, ни уверенности, что скоро ему удастся получить работу.

— Снова оставить его, — печально сказал Том. — Боюсь, мне придется это сделать. — Из своего укрытия он пристально вглядывался в маленького человечка, завернутого в подол черной сутаны. Волосы младенца были темными, как у Агнес… Да, Том принял решение, но сейчас он во все глаза глядел на своего сына, не в силах оторваться.

Пятнадцать или двадцать монахов, несущих топоры и пилы, появились на другом конце поляны. Оставаться дольше стало опасно — их могли заметить. Том и Эллен нырнули в заросли, и Том больше уже не мог видеть своего сына.

Они осторожно прокрались сквозь кустарник, а когда вышли на дорогу, со всех ног бросились прочь. Держась за руки, они пробежали триста или четыреста ярдов, на большее у Тома не хватило дыхания. Однако расстояние уже было безопасное, и они, сойдя с дороги, нашли укромное местечко для отдыха.

Они уселись на травянистом берегу речки, пестревшем пятнышками солнечного света. Том посмотрел на Эллен, которая лежала на спине, тяжело дыша; ее щеки горели, а губы улыбались ему. Ее одежда съехала, распахнувшись, и обнажила шею и холмик одной груди. Он снова любовался ее наготой, и испытываемое им вожделение было гораздо сильнее, чем чувство вины. Том наклонился было, чтобы поцеловать ее, но задержался на некоторое время, потому что она была так прелестна, что он просто не мог отвести глаз. Когда он вдруг заговорил, то от неожиданности изумился собственным словам.

— Эллен, — сказал Том, — будь моей женой.

Глава 2

I

Питер из Уорегама был прирожденным смутьяном. В этот маленький лесной скит он был переведен из главного монастыря в Кингсбридже, и нетрудно было догадаться, почему кингсбриджский приор так стремился от него избавиться. Питер был высоким, поджарым человеком лет около тридцати, обладал живым умом и пренебрежительными манерами и постоянно пребывал в состоянии праведного негодования. Когда он впервые появился среди монахов скита и отправился в поле, то принялся работать в бешеном темпе, а затем обвинил остальных в лености. Однако, к его удивлению, большинство монахов, особенно молодых, оказались в состоянии не отставать от него, и очень скоро он вконец уморился. Тогда он переключился на поиски других грехов, и его следующий выбор пал на обжорство.