Уловка медвежатника - Евгений Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо. А что будет дальше?
– Потом они едут в то место, где находятся деньги, и поменяют их на тех условиях, которые мы обговорили заранее.
– Когда вы должны написать это письмо?
– Честно говоря, они ждут от меня это письмо уже третий день. Я бы его давно написал, если бы не злоключения, произошедшие со мной.
– Задержка письма не будет сигналом опасности?
– Не думаю, – чуть задумавшись, отвечал Фрол Епифанцев. – Насколько мне известно, они даже не догадываются о моем аресте. А потом, всегда можно отыскать подходящую причину для опоздания.
– Весьма любопытно. Вы можете сейчас написать такое письмо?
– С превеликим удовольствием. Дайте мне ручку и бумагу!
– Извольте! – пододвинул Виноградов к Епифанцеву чернильницу с ручкой.
Макнув перо в чернильницу, Фрол Терентьевич быстро принялся писать. Линия губ, искривившись, приняла мстительное выражение, а тощая рука, крепко стиснув ручку, весело отплясывала на листке бумаге.
– Все! – коротко расписавшись, произнес Епифанцев. – Теперь он ваш, – пододвинул он записку.
Подняв бумагу, Григорий Леонидович принялся читать: «Здравствуй, Тимофей! Дело двигается так, как мы и планировали. Посылаю к тебе человека, о котором мы с тобой договаривались. Можешь доверять ему так же, как и мне. Очень за тебя волнуюсь, будь осторожен. Мне нужно затаиться на некоторое время. Так будет лучше. Мы тебя с Людмилой очень часто вспоминаем. Ф. Епифанцев».
Прочитав письмо, начальник сыскной полиции аккуратно сложил его вчетверо.
– Весьма толково. Это то, что нам нужно. У вас имеются какие-нибудь пожелания?
– Пожалуйста, переведите меня из моей камеры в какую-нибудь другую. Возможно, это не самое подходящее слово, но в какую-нибудь поприличнее, что ли.
Виноградов кивнул:
– Думаю, что здесь я вам смогу помочь.
– Спасибо. Даже не знаю, как вас благодарить, – расчувствовался Епифанцев.
– Вот этого совершенно не нужно. Я выполняю свою работу. Давайте лучше поговорим с вами о том, какова была ваша роль этом деле? Значит, вы признаете свое участие в ограблении банка?
– Признаю. Теперь мне нечего скрывать. Моя жизнь пошла под откос. Признаю, предложение Макарцева было для меня на тот момент очень даже кстати. Я был уволен из «Московского банка», не знал, чем мне заняться. На некоторое время я даже уехал из города, хотел забыться, но ничего не помогало. И знаете, я даже поразился мудрости ограбления! Стоит только взломать стену – и ты в хранилище! Почему раньше никто не додумался до подобного? Мне оставалось только уговорить хозяина продать этот ресторан. Он сначала не хотел, но когда я ему предложил в полтора раза больше реальной стоимости ресторана, он тотчас сдался!
– Как вы связались с Макарцевым?
– Здесь и того проще. В криминальном мире у меня имеются некоторые связи. – Махнув рукой, произнес: – Чего мне теперь темнить? Макарцева я знаю давно, еще с того самого времени, когда он был обыкновенным карманником.
– Как вы с ним познакомились?
– Если я вам скажу, что познакомился с ним в кутузке, вы поверите?
– Отчего же не поверить… Вы расскажите!
– Это произошло лет пятнадцать назад, во время Пасхи, у Благовещенского собора. Как человек глубоко верующий, я тоже оказался в числе молящихся. Отстоял службу, вместе с молящимися прошел крестный ход. А когда возвращался к своему экипажу, то ко мне подошли двое полицейских и, подхватив под руки, отвели в ближайший околоток. Оказалось, что у одного купца первой гильдии во время давки вытащили бумажник с десятью тысячами рублей. На свое несчастье, я оказался рядом с ним, вот он и указал на меня. Целую ночь я провел в каталажке вместе с другими такими же подозреваемыми, в числе которых оказался и Макарцев. Вот так неожиданно состоялось наше знакомство. Каменный пол, пук соломы в углу, скудность освещения и надзиратель за дверью порой располагают между задержанными к какой-то особой откровенности. В общем, тогда я многое о нем узнал. Как будто бы повстречал родственную душу… Уже через сутки нас выпустили, когда нашли настоящего карманника, но связи между собой мы не потеряли. Время от времени встречались, у нас находились какие-то общие интересы. О себе Макарцев рассказывал мало, но я уже знал о том, что он переквалифицировался в медвежатника. В то время о нем ходили самые невероятные истории. И как-то в процессе нашей дружбы я познакомил его со своей женой. – Сжав кулаки, Епифанцев болезненно застонал: – Боже мой, если бы я мог только знать, чем все это закончится!
– Понятно. Продолжайте дальше, – мягко настоял Виноградов. – Он сам подбирал сообщников?
– Да. Он сам… Но я подозреваю, что в действительности там было все гораздо серьезнее. Уж слишком капитальная была подготовка, на такое Макарцев просто не способен. По существу, была продумана каждая мелочь! Моя работа заключалась в том, чтобы узнать, какие суммы проходят через банк. И возможность обналичить бумаги.
– Каким образом вы узнали, какие суммы хранятся в банке и о том, когда они поступают?
– В этом нет ничего особенного. Не забывайте, ресторан некоторое время функционировал, и туда приходили обедать в первую очередь служащие банка. Разумеется, между собой они вели самые разные разговоры, в том числе говорили о работе и о деньгах. Однажды я оказался свидетелем такого делового разговора. Один из служащих, очевидно начальник кредитного отдела, сообщил о том, что через месяц должна поступить большая партия наличности и ценных бумаг. Осталось только закрыть учреждение на ремонт и пригласить медвежатников. Ну а дальше уже вы знаете.
– Сколько человек участвовало в ограблении?
Епифанцев развел руками:
– Вот этого я вам сказать не могу. Этим делом занимался Макарцев. Он набирал подходящих людей. Думаю, что, скорее всего, банк вскрывали двое: Макарцев и Евдокимов. Остальных он держал на подхвате. На такую роль набирают людей случайных. Они выполнили свою работу, Макарцев с ними расплатился, и сейчас они загорают где-нибудь в Одессе… А теперь разрешите уйти. Мне бы хотелось побыть одному. Признаюсь, мое пребывание в тюрьме скрашивала мысль, что я любим, что меня ждут. Теперь нет и этого. Мне нужно как-то приспособиться к новой действительности.
– Хорошо, – кивнул Виноградов, надавив на кнопку вызова. – Я вас понимаю.
Высоко перешагнув порог, в комнату вошел надзиратель.
– Вызывали, господин статский советник? – басовито дал знать он о себе, чуток приподняв голову.
– Уведи арестованного.
– Слушаюсь!
– У меня к вам будет еще одна просьба, – неожиданно произнес Епифанцев, явно тушуясь.
– Пожалуйста, все, что в моих силах, – с готовностью отозвался Григорий Леонидович.
– Может, вам она покажется несколько странной, но я все-таки не могу к вам не обратиться.
Григорий Леонидович невольно хмыкнул:
– За то время, пока я служу в полиции, мне приходилось выслушивать немало жалоб и просьб самого удивительного свойства, так что едва ли ваша будет отличаться чем-то особенным.
– Позвольте мне хотя бы иногда видеться со своей женой.
– Принимается. За ваше желание сотрудничать со следствием я предоставляю вам максимальные льготы, которые возможны в вашем положении, в том числе и свидания.
– Спасибо вам, – расчувствовался Епифанцев.
– Голубчик, – обратился Виноградов к надзирателю, – как только проводите арестованного, не забудьте потом позвать ко мне кого-нибудь из вашего начальства.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, – отрапортовался надзиратель. И, добавив строгости в голос, сказал Епифанцеву: – Арестованный, к двери!
Не прошло и десяти минут, как появился сам начальник тюрьмы Волосков. Внешне полная противоположность своей фамилии – коренастый, круглолицый, он был обладателем лысого блестящего черепа. Замерев в ожидании у самой двери, он, поглаживая пальцами длинные рыжеватые усы, наблюдал за Григорием Леонидовичем, склонившимся над разложенными листами. На какую-то секунду начальник сыскной полиции задумывался, принимаясь что-то сосредоточенно рассматривать в углу комнаты, затем начинал писать вновь так же споро, от чего конец длинной ручки слегка подрагивал в замысловатом танце.
Наконец он отложил перо и, откинувшись облегченно на спинку стула, спросил:
– Отвели?
– Отвели, господин статский советник!
– Вот что, милейший, до предела ослабьте нашему арестованному тюремный режим. Пусть он почувствует, что находится на особом положении. Пускай имеет свидания с женой, знакомыми, получает питание из дома, пусть даже имеет собственную постель. Может, такое положение позволит ему вспомнить еще что-нибудь ценное.
– Слушаюсь, господин статский советник.
– Но вместе с тем он должен находиться в строжайшей изоляции, чтобы не было никаких контактов с другими арестованными. Все его передачи и корреспонденцию проверять самым тщательным образом. Неизвестно, какой еще сюрприз он может вывернуть.