Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 - 1 августа 1944 - Анна Франк.

Госпожа ван Даан между тем вопила, дергала и вертела крючок, пока, наконец, не вытащила его. После этого Дюссель, как ни в чем не бывало, завершил свое лечение и так быстро, что мадам и пикнуть не успела. И не удивительно: у доктора было столько помощников, как никогда в жизни. Ведь два ассистента, в чьей роли выступали господин ван Даан и я — это немало. Наверно, наша импровизированная практика напоминала кабинет знахаря средних веков.

Больная, тем не менее, выказывала нетерпение: ей необходимо было следить за супом и еще за чем-то. Одно ясно: не скоро она опять обратится к дантисту!

Анна.

Воскресенье, 13 декабря 1942 г.

Дорогая Китти!

Я сейчас уютно сижу в конторе и через щелочку в занавесках смотрю на улицу. Здесь в помещении сумерки, но достаточно света, чтобы писать. Очень забавно наблюдать за прохожими, кажется, что все они ужасно спешат и поэтому постоянно спотыкаются о собственные ноги. А велосипедисты и вовсе проносятся с такой скоростью, что я не успеваю разглядеть, что за персона восседает на седле. Люди, живущие в этой части города, выглядят не очень привлекательно. Особенно, дети — такие грязные, что даже противно ухватить их щипцами. Настоящие рабочие ребятишки с сопливыми носами, а их жаргон понять невозможно.

Вчера вечером мы с Марго фантазировали во время купания: "Если мы этих детей, одного за другим, каким-то образом поймаем на удочку, затащим сюда, засунем в корыто, вымоем хорошенько, а также постираем и починим их одежду, а потом снова отпустим…" "Тогда они на следующий день станут такими же грязными, как были раньше".

Но что я все о том же, за окном много других интересных вещей: машины, лодки и дождь. Я слышу шум трамвая, детские крики, и мне хорошо.

Наш ход мыслей здесь такой же однообразный, как и мы сами. Повторяющийся круговорот: судьбы евреев, еда, и снова с еды на политику.

Кстати, если говорить о евреях: вчера, подглядывая в окно через занавеску, я увидела двоих. Мне это показалось чуть ли не чудом света, и я чувствовала себя так странно, как будто, тайком наблюдая за ними, совершаю предательство.

Напротив нас жилая баржа, которую заселяет семья: моряк, его жена и дети. У них есть маленькая ворчливая собачка, знакомая нам лишь по лаю и хвостику, который можно увидеть, когда песик гуляет по борту.

Вот досада, дождь усилился, большинство прохожих раскрыли зонтики, и теперь я ничего не вижу кроме зонтов и плащей, разве что мелькнет чья-то голова в шапке. А что собственно видеть, я уже постепенно изучила этих женщин: в красных или зеленых пальто, на сбитых каблуках с сумкой под мышкой, опухших от питания одной картошкой, с озабоченным или довольным выражением лица — в зависимости от настроения их благоверных.

Анна.

Вторник, 22 декабря 1942 г.

Дорогая Китти!

Радостное известие для нашего Убежища: к рождеству мы получим дополнительно по талонам сто двадцать пять грамм масла на каждого.

Официально, правда, полагается целых двести пятьдесят грамм, но это не для нас, а для тех счастливых смертных, которые получают свои карточки от государства. Мы же, еврейские беглецы, вынуждены покупать талоны на черном рынке, и из-за дороговизны у нас их всего четыре на восьмерых. Мы решили что-то испечь на нашем масле. Я сегодня утром сделала печенье и два пирожных. А вообще сейчас здесь ужасная суета. Мама наказала мне закончить домашние дела и лишь потом заняться уроками или чтением.

Госпожа ван Даан лежит в постели с ушибленным ребром, жалуется целый день напролет, непрерывно просит сменить ей компресс, и угодить ей просто невозможно. Когда же она, наконец, встанет на ноги и сама займется делами?

Вот чего у нее отнять нельзя: она необыкновенно трудолюбивая, а если хорошо себя чувствует (физически и психически), то и веселая.

Мало того, что все целый день на меня шикают из-за того, что я, видите ли, слишком шумная, но и мой сосед по комнате не придумал ничего лучшего, как шипеть на меня по ночам. Если его послушать, то мне и повернуться в постели нельзя. Пусть не воображает, что я буду его слушаться, в следующий раз я просто отвечу ему тем же "Шшш-ш"!

Вообще, он с каждым днем становится все нуднее и эгоистичнее. Ни следа от первоначальной щедрости и уступчивости. Меня просто бесит, особенно по воскресеньям, что он рано утром включает свет и десять минут занимается гимнастикой. Мне, так внезапно и безжалостно разбуженной, эти минуты кажутся часами. Стулья, подставленные к слишком короткой кровати, то и дело подпрыгивают вместе с моей заспанной головой. Завершив упражнения на гибкость энергичными взмахами рук, господин Дюссель приступает к своему туалету. Трусы висят на крючке, это означает шаги туда и обратно. Галстук на столе, опять топанье, и все мимо несчастных стульев.

Впрочем, бог с ними, аккуратными старыми джентльменами. И пожалуй, не буду ему мстить, к примеру, выкручивать лампу, запирать дверь, прятать одежду… Положение все равно не исправить!

Ах, какая я становлюсь разумная! Здесь все надо делать обдуманно: учиться, слушать, молчать, помогать друг другу, уступать, быть милой, уж не знаю, что еще прибавить! Боюсь, что на это я исчерпаю свой (и так не очень большой) запас ума и ничего не сохраню на послевоенное время.

Анна.

Среда, 13 января 1943 г.

Дорогая Китти!

Начала писать сегодня утром, но мне помешали, и вот заканчиваю сейчас.

У нас появилось новое занятие: заполнять пакетики мясным соусом в форме пудры. Это новинка фирмы Гиз и K°. Господин Куглер не смог найти других исполнителей этой работы, кроме нас, да так и дешевле. Работу такого типа выполняют заключенные в тюрьмах. Скучно до невозможности, постепенно тупеешь или начинаешь смеяться без причины.

А во внешнем мире происходят ужасные вещи. Днем и ночью несчастных людей угоняют, разрешив взять с собой лишь рюкзак и немного денег. Да и это у них отнимают по дороге. Семьи разлучают: женщин, мужчин и детей уводят раздельно. Бывает, что дети, вернувшись со школы, не находят дома родителей. Или женщины, возвратившись с рынка, обнаруживают дом пустым и заколоченным.

Не только евреи, но и христианские семьи живут в страхе, что их сыновей угонят в Германию. Боятся все. Каждую ночь через Голландию летят самолеты, чтобы совершить налеты на немецкие города, и ежечасно в России и Африке погибают сотни и даже тысячи людей. Никого не обходит горе. Война по всей земле, и конца ей не видно, хоть и дела у союзников лучше.

А нам здесь так хорошо по сравнению с миллионами других. Мы живем спокойно и безопасно, и как говорится, проедаем наши деньги. Мы так эгоистичны, что часто мечтаем вслух о том, как будет после войны, радуемся новой одежде и обуви. А ведь следовало бы экономить каждый цент, чтобы потом помочь нуждающимся.