История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Около Фёдора стали гуртоваться мужики, единомышленники молчаливо своим поведением сочувствуя ему.
— Видать, он у них главарь! — послышались перешёптывания в президиуме.
— Да ладно вам воду в ступе толочь, давайте ближе к делу, а то только переливаем из пустого в порожнее!
— Голосовали скорее бы что ли, — встрепенувшись от дремоты высказался Митька Кочеврягин, сидевший в середине зала.
— И на самом деле. Хватит лясы точить и тары-бары растабары разводить, пора и толк знать. А то получается вокруг да около! — поддержал Митька, вскочивший с места видимо дремавший до сего времени Степан Тарасов, и добавил, — По-моему тут долго калякать нечего, товарищи нас жали, жмут и буду жать! Я больше вам сказать ничего не могу, а мою речь, как хотите, так и понимайте! А от себя ещё добавлю, что миром положено, тому и быть так! Затем и щука в море, чтоб карась не дремал. Хотите голосуйте, хотите так, а меня записывайте в колхоз, больше выходу нет. Налогами замучаете! А нам кроме цепей терять нечего! — Степан сел.
Его не совсем грамотная, но взволнованная речь произвела на мужиков большое впечатление, а у некоторых присутствующих здесь баб выжала слёзы. Публика, на некоторое время пришла в замешательство, не поймут о чём сказал Степан, или он яро выступил против, или он безумно стоит за колхоз. Чтоб взять инициативу, на собрании в свои руки, Васляев для резвости слов выпив полстакана воды начал говорить:
— Ну, товарищи-мужички, давайте-ка ближе к делу. Давайте приступим к голосованию. Кто за колхоз, того прошу поднять руки.
Сидящие в зале взомлевшие от жары мужики и бабы разом зашевелились, в углу тревожно закопошились, послышались притаённые язвительные выкрики. Но на передних рядах, около сцены, вверх взметнулось несколько молоткастых рук. Призидиумцы, вскочив с мест, стали считать голоса:
— Почти единогласно! — с довольной улыбкой проговорил Васляев.
— Кто против? — вопросил в зал Малкин.
— Почти никого! — констатировал он.
— А кто воздержался?! — спросил у зала Федосеев.
— А-а-а! Ты один! — смотря в упор на Паньку, голосовавшего за воздержание, удивился Малкин, но твой голос в счёт не принимается и колхоз, видимо, не твоего ума дело! А ты, товарищ Тарасов, раз за колхоз вот иди сюда к столу и распишись, что ты вступаешь в колхоз!
Степан, встав с места и шлёпая лаптями по приступкам поднявшись на сцену спросил:
— Где тут расписаться-то?
— Вот тут! — сказал ему Федосеев.
И Степан вместо отчётливой росписи, поставил в списке против своей фамилии, какую-то замысловатую загогулину.
— А ты бы начинал свою роспись с заглавной буквы! — хотел подучить Степана Федосеев.
— Вступая в ад и этой заковирочки хватит! — отшутился Степан.
В зале дружно засмеялись.
— Уж больно вы забавно нас увещеваете, в колхоз прямиком заманиваете, слушать вас селезёнка от радости трепещет! Только иногда вы немножко забалтываетесь и завираетесь! Забрали всю власть на селе в свои руки, и делаете над нами, что вздумаете! — как бы взамен своей росписи, развязано высказался Степан на сцене.
— Ты вступать так вступай без оговорок, и не вводи народ в заблуждение, вставлять палки в колёса мы никому не позволим, — рассерженно пригрозил Степану Песикин.
— А мы и так заблудились, бога забываем, совести в нас не стало, правду кривда одолевать стала! — пробурчал Степан, сходя со сцены.
Некоторые мужики записались тут же на собрании, некоторые, отговариваясь, что дома посоветуются с бабами и подадут письменные заявления завтра, а Василий Самойлович, от имени закоренелых единоличников сказал:
— Без письменных заявлений нас принимайте, а то только через наши трупы!
За столом президиума пошептавшись посоветовались между собой, объявили:
— Ну ладно, если не хотите писать письменные заявления и ставить под ними свои росписи, то и без заявлений принимаем! Кого из вас писать первым?
— Вот антихристы, навязались на нашу шею! — бормоча выругался Василий и видя, что власти идут на всё, выкрикнул: — Тогда пишите первым-то меня. «Эх, хорошо, — сказал мужик, а сам заплакал» — добавил он, садясь на своё место.
Записали и Анания.
— Ну, всё что ли? Кончайте собрание-то, здесь больно накурено и жарко! Лампа-то того гляди загаснет!
— Пошли мужики на волю! — слышались выкрики из зала в адрес президиума, от мужиков, которые готовясь к выходу, почти все повставали с мест и ожидающе устремили свои, вспотевшие, красные словно подсолнечники, в сторону сцены, ожидая закрытия собрания.
Да и членам президиума изрядно надоело сидеть и томиться в жаре. Федосеев, записывая желающих вступить в колхоз, здесь не выходя с собрания исчёркал целый лист бумаги, второпях он списком этот вёл так небрежно, что и самому было мудрено разобраться кто тут записан и сколько количеством. Мужики, выходя из душного помещения сладко раскуривали, переговаривались меж собой:
— Мужики, а один представитель из раёну-то так и ест всех глазами так и есть. Видно, агент из ГиПиУ! Хотел я ему из зала выкрикнуть, да побоялся, как бы не забрали!
— Вот ещё чего выдумал, нам ерепениться ни к чему, у них не заржавеет.
— Вот ты Василий Самойлович, выходя из избы-читальни сказал: «Пойдёмте на волю!» Нет, уже теперь волюшки нам больше не видывать, раз в колхоз попадём, в кабалу попадём! Помяни моё слово.
О выходе из колхоза
Случайно встретил на улице Матвей Кораблёв Василия Самойловича и сразу к нему с вопросом:
— Слушай-ка, в себе прослышалось, как будто ты в колхоз записался?
— Да! Теперь я вольный казак! А что? — отшутился Василий на вопрос Матвея.
— Налетел с ковшом на брагу, и чего ты в колхозе-то не видывал.
— Да я и сам не рад, что вбукался в эту яму, и от жены дома житья не стало!
— Да уж это верно! За этим правом в колхозе-то будешь только в хомуте ходить, из работы не вылазить. Не возвидишь свету вольного, — постращал его Матвей.
— Да, на собрании-то не я один с ума-то спятил и Анания в колхоз записали!
— Так вот, сегодня вечерком зайдите-ка с Ананием-то ко мне в дом, поговорим о колхозе и о том, какую нам жизнь сулят товарищи. Да прихватите с собой и Фёдора, — не прощаясь наказал Матвей Василию, отходя от него.
— Ладно, зайдём! — пообещался Василий.
Не усело ещё смеркнуться, а Василий уже был у Анания.
— Слушай-ка, Ананий, позавчера я только заявился
