Рыцарь нашего времени - Татьяна Веденская

— Они мечтают о другом, — она покачала головой и замолчала. Значит, не считает, что я могу ее понять. Да все я знаю, что она хочет мне сказать. Моя мама, когда увидела мою новую квартиру, молчала минут десять, а потом сказала, что я полный идиот (как обычно!), и тут негде будет даже детскую кроватку поставить. Она все ждала момента, когда во мне проснется отцовский инстинкт. Но он у меня, кажется, был поврежден. Детей я больше боялся, чем хотел.

— Ты лучше скажи, что ты будешь пить, — спросил я, чтобы перевести тему. Кажется, Ирина тоже не была в настроении дальше анализировать мои холостяцкие привычки.

— Что угодно, мне все равно, — она сделала неопределенный жест рукой и отвернулась к окну. Она была бледна. Надо бы все же заставить ее поесть.

— Если тебе все равно, может, тогда тебе водки налить? Дешево и сердито!

— Налей, — индифферентный голос, а мысли снова где-то далеко. И что, интересно, было такого в этом Петре, чтобы по нему так убиваться?

— Нет, ты и в самом деле совсем плохая. Если я тебе водки налью, ты через десять минут отключишься.

— А чего в этом плохого? — удивилась она и посмотрела на меня глазами, полными надежд.

— Ты хочешь отключиться? — я был поражен тем, какие больные у нее были глаза. Да не стоит ни один мужик того, чтобы так страдать.

— Если бы у меня была кнопка, я бы была рада сейчас нажать «Выкл.», на время, конечно.

— Ну, спасибо и на том, — вздохнул я, открыв дверцу холодильника. — Хоть нет суицидальных мыслей.

— Жизнь — слишком ценный дар, чтобы распоряжаться ею так глупо, — пояснила она. — Но сейчас я бы предпочла не иметь сознания. Потерять бы его. Водка — так водка. Или просто бы уснуть.

— Ты его любила? — спросил я без особой цели. Просто это было естественно — раз уж она тут сидит и страдает, как великомученица, значит, об этом можно и спросить. Ирина замолчала и как-то вся скукожилась, потом опустилась, легла грудью на барную стойку, прижалась щекой к холодной мраморной поверхности и посмотрела на меня.

— Да, любила. И люблю, — сказала она просто и безо всяких прикрас. Глаза ее наполнились влагой и заблестели. Красивые, зеленые.

— И чем же он заслужил такую любовь? Он так красив? Какой-то особенный любовник? Или денег у него много? — я достал из холодильника все, что, на мой взгляд, заслуживало еще звания еды (моцарелла, к примеру, уже протухла, да и не для вегетарианок она), и принялся соображать, что же из этого всего можно было бы приготовить. Теоретически могло получиться ризотто с грибами. Если Саша-Маша не высосала за два дня все белое вино.

— Я люблю его не потому, что он чем-то заслужил любовь. Любят ведь только, когда любовь есть внутри. Если она есть — кто-то все равно найдется, и полюбишь. Если ее нет — сколько ни заслуживай, любить нечем будет.

— Не понимаю. Ты хочешь сказать, что могла бы полюбить и не Петра? Просто потому, что внутрь встроена, так сказать, функция любви.

— Что-то вроде того, — кивнула она после некоторого раздумья. Я стоял около бара и злился. Саша-Маша высосала не только белое вино, но и бутылку ирландского ликера. Почему это девушки так его любят, не успеваю его покупать!

— То есть если я не полюбил никого до сих пор, то мне, значит, этого программного обеспечения не встроили. А если мне вовремя сделать апгрейд, то я смогу полюбить, и не очень важно даже кого. Даже Сашу-Машу?

— Все не так просто. — Ирина запуталась и принялась задумчиво накручивать прядь солнечных волос.

— Даже тебя? А ты, слушай, если у тебя эта программа работает, это значит, что и ты можешь теперь начать любить кого-то другого? Меня, к примеру.

— Тебя бы я любить не стала, — тут же ответила она, и самое неприятное, что сказала она это спокойно и обдуманно, без тени кокетства, а как о чем-то само собой подразумевающемся.

— Это почему? — я был задет до глубины души. Все мужское во мне протестовало. Меня-то как раз очень можно полюбить. — Чем я не хорош? Недостаточно красив? Недостаточно высок? Недостаточно образован? В чем моя проблема?

— Да разве в этом дело?

— А в чем? — я злился. Да что она понимает! Да меня в день по три девушки готовы любить! Я достал из бара бутылку коньяку. Будем пить коньяк, такие разговоры можно вести только под него. Да и лимон с сыром сойдут на закуску. Ей — лимон, мне — сыр. Пусть скиснет!

— Разве дело в росте или весе, или в цвете глаз?

— А что, ты всерьез веришь, что внешность не имеет никакого значения? Вот тут, извини, не соглашусь. Мне, к примеру, очень важно, как выглядит человек. Вот ты — наивная, но красивая девочка. И я уверен, что Петр твой именно поэтому с тобой и был, потому что у тебя такие странные глаза, из-за твоих сумасшедших рыжих волос. Наверняка ему это нравилось. И что? Это плохо?

— Это неважно. Мы все равно живем и тянемся друг к другу сердцами, а не волосами или ногами.

— Чушь! Все это — один большой рынок товаров и услуг. И любовь тоже имеет свою полку. Именно к ногам и волосам мы и тянемся.

— Ты правда так думаешь? — спросила она, глядя на меня с изумлением. Я протянул ей бокал.

— Чин-чин! А что, разве не так? Мужчины хотят женщин, потом хотят детей, они готовы обеспечивать женщинам их существование. Женщины готовы продаваться наиболее сильному мужчине. Все остальное — вариации. Нет, я не говорю, что нет физического притяжения, что нет привязанностей. И все же… все мы прежде всего животные. Расчетливые и хищные.

— Господи, какой ужас. И ты во все это веришь?

— Только не надо мне говорить, что тебе меня жаль, — я вредничал, потому что ее «тебя бы я не полюбила» меня задело, сильно задело. — Что я так никогда не узнаю, что такое настоящая любовь, и буду вечно одинок и несчастен. Все это — глупости. У меня нет семьи, и, если честно, не могу сказать, чтоб я ее хотел.

— Да? — вытаращилась на меня Ирина. — А разве можно не хотеть семьи?

— Можно. Есть и другие интересы в жизни. Карьера, друзья, путешествия.

— У тебя много друзей? — спросила она, глядя на меня ясными зелеными глазами. Красивыми глазами!

— Ты будешь пить или нет? — я почему-то почти выкрикнул это, а не сказал. Ирина вздрогнула, перевела глаза на бокал в руке и медленно подняла его вверх. Мы немедленно выпили. Потом еще и еще.

— Я знаю, почему ты так говоришь о семье, — вдруг осенило меня после нескольких бокалов. — Потому что ты сирота. И для тебя это — действительно важно. Я действительно сожалею, что с тобой так вышло, но это только лишний раз доказывает, насколько несправедлива жизнь.

— Я бы не хотела говорить об этом, — пробормотала Ирина и посмотрела на меня так, что мне на секунду стало стыдно. Хорош же я, напоминаю девушке о таком. Да еще в тот день, когда ее мужик бросил. Впервые, кажется.