Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Владимир Иосифович Гурко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одиннадцать часов вечера колонна двинулась той же дорогой, по которой шла до остановки; в авангарде я снова приказал быть уланскому полку. Из-за темноты уланы сбились с пути, причем эта незадача была обнаружена штабс-ротмистром Новиковым из штаба дивизии, который ехал во главе первого эскадрона вместе с командиром бригады генералом Львовым и с эскадронным командиром, только когда они при свете электрических фонариков прочитали установленный на перекрестке дорожный указатель. Свернув в нужном направлении, они не сообразили, что в результате остались без передового охранения. Беда случилась в селении, которое казалось совершенно вымершим. Вокруг не было слышно ни звука; в окнах не мерцало ни огонька. Доехав до центра поселка, передовые ряды конников были в упор расстреляны залпом десятка винтовок. Стреляли с такого близкого расстояния, что штабс-ротмистр Шевцов был убит наповал. Он стал третьим по счету погибшим командиром 3-го уланского эскадрона и приступил к исполнению этих обязанностей только в полдень того дня. Прежде он был моим адъютантом. Штабс-ротмистр прибыл из Москвы по собственному почину и оказался в дивизии достаточно необычным путем. Получив приказ о переводе в юнкерское училище, он, чтобы уехать из Москвы, был вынужден оставить новое место службы в надежде позднее официально оформить перевод в свой прежний уланский полк. Он погиб раньше, чем в дивизии была получена необходимая бумага. Другая пуля попала в полевой бинокль, висевший на груди у ехавшего рядом с ним офицера; счастливая случайность спасла кавалеристу жизнь. Генерала Львова сбросила с седла лошадь, которой пуля угодила в одну из латунных блях, украшавших уздечку. Конь умчался в темноту, а генерал Львов, очнувшись, счел за благо отползти в сторону и подождать дальнейшего развития событий.
Услышав как будто совсем рядом от себя винтовочные выстрелы – по ночам звуки разносятся очень далеко, – я немедленно приказал кавалеристам спешиться и цепью прочесать селение, если возможно, не поднимая стрельбы. Цепочка солдат двинулась вперед, и скоро я уже мог подъехать к месту, где прогремел залп. Посреди дороги лежало тело эскадронного командира Шевцова. В нескольких шагах от него стояла загораживающая проезд большая крестьянская телега, от которой тянулись через улицу проволоки, которыми она была прикручена к стоявшим по обочинам дороги деревьям. Было ясно, что баррикада, подготовленная маленьким кавалерийским отрядом неприятеля, предназначалась для нашей встречи. Солдаты, ехавшие вслед за офицерами попавшего в засаду эскадрона, рассказали, что сразу же после залпа они слышали стук копыт идущих галопом лошадей.
В этот момент мне доложили, что найден конь генерала Львова, но самого генерала никто не видел. Вначале я подумал, что во время неразберихи, последовавшей за залпом, его захватили в плен, возможно – раненым, либо сидевшие в засаде германцы, либо местные жители, которые могли запереть его где-нибудь в поселке. Поэтому я решил обыскать селение, как бы трудно ни было выполнить это в темноте и невзирая на неизбежную в таком случае задержку. Однако раньше, чем казаки и уланы успели прочесать все дома, передо мной собственной персоной явился генерал Львов. Он объяснил, что, свалившись с коня, предпочел спрятаться. В конце концов, услышав голоса и стук колес артиллерии, он решил выбраться из своего укрытия.
Я приказал дивизии продолжать движение. Дальше мы приблизительно до полудня ехали без особых происшествий, не встретив в окрестностях и следа германских частей. Я решил, что мы находимся уже вне пределов досягаемости неприятеля. Понимая, что люди за последние тридцать шесть часов проделали более ста километров – не говоря уже о столкновениях с неприятелем, – я приказал всей дивизии стать на бивак, чтобы солдаты могли поесть и отдохнуть, и даже разрешил расседлать коней. Фортуна еще раз стала на нашу сторону, поскольку раньше, чем этот приказ был исполнен, ко мне сначала подъехал с донесением унтер-офицер, а затем корнет Тютчев лично доложил мне, что с расположенного неподалеку небольшого холма видна спешно приближающаяся цепь германской пехоты численностью до полка. Неприятель подошел уже так близко, что его отчетливо видно невооруженным глазом. Цепь приближалась, двигалась в направлении с юга на север, из чего можно было заключить, что германцы ожидали моего возвращения на том самом маршруте, по которому я проник в их расположение. Теперь они совершали фланговый маневр с намерением либо отрезать мне путь к отступлению, либо атаковать во фланг.
Крайнее утомление моих полков, а главное – конского состава артиллерии делало невозможным принять бой. Если бы нам пришлось выбрать артиллерийскую позицию на вспаханном поле, орудийным упряжкам не достало бы сил вытягивать пушки. Даже при движении по дороге с твердым покрытием ездовым приходилось впрягать запасных лошадей, давая отдых самым утомленным. Солдаты сходили с коней и гнали их перед собой, как стадо скота – настолько они были измучены.
Я приказал колонне двигаться в северо-восточном направлении, чтобы избежать столкновения с неприятелем, намного более сильным, чем в тот момент были мы, и стараться вступить в непосредственный контакт с нашими войсками. Несмотря на это, гусарский полк, составлявший наш арьергард, подвергся сильному ружейному и артиллерийскому обстрелу. Я был вынужден оставить голову колонны на одного из бригадных командиров и поехал в арьергард, которым руководил командир гусар полковник Гротен[37].
Впоследствии мы узнали, что наши главные силы 31 августа отошли в восточном направлении; именно поэтому мы встретили в этом районе германцев. После того как я занял место в арьергарде колонны, мои передовые части обнаружили еще одну неприятельскую цепь, состоявшую из пехоты и кавалерии. Я как раз собирался отдать приказ готовиться к бою, чтобы победа далась врагу дорогой ценой, когда начался проливной дождь, совершенно скрывший нас от противника. К тому времени, когда дождь перестал, мы уже миновали небольшой лесок, который заслонил нас от наблюдения и обстрела неприятеля. Полтора или два часа спустя мы вышли к передовым заставам наших главных сил и только тогда по-настоящему осознали, что нам удалось выбраться с вражеской территории, сделав все возможное для выполнения данного нам приказа.
Несколько дней спустя я узнал, что на рассвете 17-го (30-го) числа в деревню, откуда мы начали свой рейд
