Кадавр. Как тело после смерти служит науке - Мэри Роуч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я спросила Уолша о том, выражали ли родственники желание ознакомиться с результатами исследований после их публикации. Он ответил, что нет. «У нас создалось впечатление, что мы сообщали людям даже больше информации, чем они хотели получить».
Чтобы избежать возможной негативной реакции семей усопших и общественности, исследователи и преподаватели анатомии в Великобритании используют отдельные части тел или патологоанатомических образцов (то есть забальзамированных фрагментов тел) вместо целых трупов. Тут приходится учитывать влияние английских анти-вивисекционистов (они же защитники прав животных), которые так же активны, как американские, однако выступают по значительно более широкому кругу вопросов, часто, на мой взгляд, довольно бессмысленных. Приведу пример: в 1916 г. группа защитников прав животных подала петицию против действия Британской ассоциации предпринимателей в защиту лошадей, запряженных в катафалки, с требованием запретить украшать головы лошадей перьями.
Британские исследователи знают то, что мясники знали всегда: если вы хотите, чтобы людей не беспокоила судьба мертвых тел, нужно использовать их по частям. Коровья туша производит неприятное впечатление, а грудинка вполне подходит для ужина. У человеческой ноги нет лица, глаз или рук, которые когда-то держали ребенка или давали пощечину любовнику. Ногу трудно ассоциировать с живым человеком, которому она принадлежала. Анонимность частей тел облегчает обезличение, необходимое при работе с трупами: перед вами уже не личность, перед вами человеческая ткань. Она не может переживать, и никто не переживает за нее. Вы можете производить с ней такие манипуляции, которые было бы мучительно производить в отношении чувствующего существа.
Но давайте смотреть на вещи рационально. Почему для кого-то нормально сначала отрезать деду ногу, а потом упаковать ее для отправки в лабораторию, где ее подвесят на крюке и будут бить по ней модельным бампером, но не нормально использовать тело целиком? Разве отрезание ноги делает последующую процедуру менее неприятной или более уважительной? В 1901 г. французский хирург Рене Ле Форт посвятил много времени изучению состояния костей лица после нанесения ударов тупыми предметами. Иногда он использовал головы трупов: «После декапитации голову с силой стукнули о закругленный край мраморного стола», — сказано в описании эксперимента в книге «Эксперименты по челюстно-лицевой хирургии Ле Форта» (The Maxillo-Facial Works of Rene he Fort). А иногда голова оставалась на теле: «Тело целиком лежало в положении на спине, при этом голова свешивалась со стола. По верхней правой челюсти наносили сильный удар деревянной дубинкой…» Неужели человек, осуждающий второй способ проведения исследований, на рациональном уровне предпочитает первый? Какова разница с этической или с эстетической точки зрения?
Кроме того, для биомеханической адекватности эксперимента часто предпочтительно, чтобы тело оставалось целым. Отдельное плечо, установленное на стенде и подвергающееся ударам импактора, ведет себя не так и получает не такие увечья, как плечо, присоединенное к торсу. Когда плечи начнут самостоятельно получать водительские права, возможно, станет оправдано их изучение как самостоятельных объектов. Даже такое, казалось бы, простое научное исследование, как ответ на вопрос, сколько может выдержать человеческий желудок, прежде чем он разорвется, может быть проведено по-разному. В 1891 г. любопытный немецкий врач по фамилии Кей-Аберг предпринял попытку воспроизвести опыты своего французского коллеги, выполненные шестью годами ранее, в которых изолированные человеческие желудки наполняли содержимым до тех пор, пока они не лопались. Однако Кей-Аберг изменил условия эксперимента, оставив желудки внутри их обладателей. Возможно, он почувствовал, что тогда эксперимент будет в большей степени отражать реальную ситуацию дружеского ужина, поскольку случаи присутствия на ужине желудка без хозяина редки. Более того, экспериментатор придал телам сидячее положение. Однако в данной конкретной ситуации стремление ученого соблюсти биомеханическую корректность ничего не изменило. В обоих случаях, как сообщается в журнале The American Journal of Surgery за 1979 г., желудок разрывался при объеме содержимого 4000 см3 [30].
Конечно, во многих случаях исследователям не нужно целое тело, а нужен лишь фрагмент. Хирурги-ортопеды, разрабатывающие новый метод или ищущие новый материал для связок, используют не целые трупы, а только конечности. То же относится и к исследователям в области техники безопасности. Вам не нужен целый труп, чтобы определить, скажем, что произошло с пальцем, если вы придавили его, включив стеклоподъемник в автомобиле. Вам нужны только пальцы. Вам не нужно целое тело, чтобы определить, действительно ли более мягкие бейсбольные мячи менее опасны для глаз игроков [31]. Вам нужны только глаза, вмонтированные в прозрачные пластиковые гнезда, чтобы высокоскоростная видеокамера смогла задокументировать, что же именно происходит с глазами, когда в них попадает мяч.
Вот вам и ответ: никто на самом деле не хочет работать с целым трупом. Если только в этом нет реальной необходимости, исследователи не работают с целыми телами.
Вместо того чтобы использовать целые тела в качестве моделей пловцов для тестирования защитных решеток вокруг пропеллеров лодочных моторов, руководитель лаборатории спортивной биомеханики в Институте предотвращения травм и повреждений при Университете Теннесси Тайлер Кресс трудился над созданием искусственных тазобедренных суставов, присоединял их к ногам трупа хирургическим цементом, а затем всю полученную гибридную конструкцию — к туловищу манекена для краш-теста.
Кресс сказал мне, что создать подобную конструкцию заставила его не боязнь негативной реакции общественности, а практическая сторона дела. «С ногой, — сказал он мне, — работать несравнимо проще». Отдельными частями легче манипулировать. Они занимают меньше места в холодильнике. Кресс работал практически со всеми частями человеческого тела: с головами, позвоночниками, голенями, руками, пальцами. «Но в основном с ногами», — говорит он. Прошлое лето он провел, наблюдая за биомеханическими характеристиками вывихнутых и сломанных лодыжек. Этим летом он и его коллеги налаживают инструментальный тест для изучения повреждений при вертикальных падениях, которые случаются у любителей горного велосипедного спорта и сноубордистов. «Думаю, трудно будет найти человека, который сломал бы больше ног, чем мы».
По электронной почте я отправила Крессу вопрос о том, не приходилось ли ему установить защитный корсет в промежность трупа и бить по нему бейсбольным мечом, хоккейной шайбой или чем-нибудь еще. Кресс ответил, что нет и что он лично не знает никого, занимающегося спортивными травмами, кто бы это делал. «Вы, возможно, думаете, что удары в пах должны исследоваться в первую очередь, — писал он. — Но мне кажется, никто в лаборатории не захочет этим заниматься».
Это не означает, что ученые никогда этим вопросом не интересовались. В библиотеке местного медицинского факультета я с помощью программы Pub Med занялась поиском журнальных статей, в которых одновременно встречались бы слова «труп» и «пенис». Задвинув как можно дальше в глубь кабинки монитор компьютера, чтобы находящиеся с двух сторон от меня люди не могли взглянуть на экран и предупредить библиотекаря, я нашла двадцать пять ссылок, большинство из которых относились к анатомическим исследованиям. Урологи из Сиэтла изучали расположение спинных нервов в теле пениса (пенисы от двадцати восьми трупов) [32]. Французские патологоанатомы вводили в сосуды пениса окрашенный жидкий латекс, чтобы исследовать поток крови (пенисы двадцати трупов). Бельгийцы изучали поведение седалищно-пещеристой мышцы при эрекции (пенисы тридцати трупов). На протяжении последних двадцати лет люди в белых халатах и скрипучих ботинках во всем мире спокойно и методично отрезают пенисы трупам. Тайлер Кресс просто слабак по сравнению с этими людьми.
Я решила взглянуть на «женскую сторону» проблемы и с помощью Pub Med попыталась найти статьи, в которых одновременно встречаются слова «клитор» и «труп», но обнаружила всего одну ссылку. Австралийский уролог Хелен О’Коннелл, автор книги «Анатомическое взаимоотношение между уретрой и клитором» (Anatomical Relationship Between Urethra and Clitoris; промежность десяти трупов), пишет о вопиющем неравенстве, поскольку в современной медицинской литературе «описание анатомических особенностей женской промежности сокращено до короткого приложения, следующего за полным описанием анатомии мужчины». Я представляю себе О’Коннелл как некую Глорию Стейнем [33] в науке — быстро движущуюся и готовую на все феминистку в лабораторном халате. Она также была первым исследователем, работавшим с трупами детей, с которым я столкнулась в своих бессистемных поисках. (Она делала это, поскольку сравнительные исследования мужской эректильной ткани по необъясненным причинам должны были выполняться на маленьких детях.) В ее статье говорится, что она получила разрешение на работу от Викторианского института судебной патологии и Коллегии по медицинским исследованиям в Королевском госпитале в Мельбурне.