Имперский пёс. «Власовец» XXI века - Виталий Держапольский

– Одного не пойму, – признался Вольф, – они ведь ничего знать не могли.

– Вот шо, братва, – наконец изрек Петр Семеныч, – решать все равно что-то надо! Фрицев не вернуть, а их искать будут, как пить дать прочешут все. Старикан-то миллиардер – его так просто со счетов не скинуть. Как бы на международный скандал не нарваться! Значит, действовать будем так: никого и ничего не видели! Мы, Паша, приехали вместе, поохотились, как всегда, и отвалили! Что бы ни случилось, стойте на своем. Вольфыч, все следы нужно уничтожить, чтобы ни одна собака не нашла!

– Сделаю, тайга как-никак!

– И еще – трупы своих диверсантов зарой подальше и поглубже… Да, если вдруг еще что-нибудь почувствуешь… Ну, как это у тебя, что ворота распахнулись, немедленно мне маякни. Паша, оставишь Вольфычу спутниковый телефон.

– Хорошо, Петр Семеныч.

– Теперь разлей еще по одной – и в койку! Завтра обсудим подробности и приберемся. Ну, – он поднял услужливо наполненную Пашей стопку, – с Новым годом!

28.06.2005 г.

Тысячелетний Рейх.

Берлин. Рейхстаг.

Личный кабинет фюрера.

Что дело швах и плохо пахнет, Штрудель понял, когда с задания не вернулась вторая группа. Если после пропажи первого Пса он еще питал какие-то надежды на благополучный исход дела, то после исчезновения двух профессиональных контрразведчиков СД, посланных по его следу, надежды рухнули. Тучи сгущались над головой профессора. Он чувствовал задницей, что вскоре может разразиться большая гроза. И в этом буйстве стихий ему придется сыграть главную роль – роль громоотвода. Двое суток назад Штрудель на свой страх и риск, не предупредив об этом даже фюрера, лично курировавшего этот сверхсекретный проект, отправил в измерение «R» новую группу диверсантов. На этот раз пятерых чистокровных арийцев, прошедших специальную подготовку на секретном полигоне института. С единственной задачей – выжить. На пребывание в измерении «R» профессор отвел группе трое суток. Он рассчитывал, что за столь короткий срок хоть один из диверсантов сможет вернуться назад. Он пообещал держать открытым портал раз в сутки, прекрасно понимая, что идет ва-банк, бросая на ветер колоссальные средства. Но если в этот раз все получится… Не получилось! Откуда же профессору было знать, что отчет об энергозатратах его лаборатории лег на стол фюрера буквально через несколько минут после заброски группы. Спустя час с Берлинского военного аэродрома в восточном направлении стартовал самолет с особой командой СС на борту. Перед эсэсовцами стояла задача – взять под стражу научную группу профессора Штруделя и срочно доставить ее в Берлин. Со своей задачей элитное подразделение Вермахта справилось играючи: не прошло и суток, как Штрудель лично предстал перед разгневанным главой Тысячелетнего Рейха.

– В чем дело, Дитрих? – «ласково» поинтересовался фюрер, когда они остались наедине. – Что за самодеятельность ты устроил?

Переминающийся с ноги на ногу Штрудель стоял возле дверей, сиротливо потупив взор. Он чувствовал, как холодная рука страха железными тисками сжимает его горло, не давая произнести ни слова в оправдание, как в бешеном ритме стучит его сердце, как бегут по спине струйки пота, но ничего не мог с собой поделать. Он боялся даже поднять глаза, чтобы встретиться взглядом с Хозяином Мира.

– Я жду объяснений, Дитрих! – видимо устав слушать в ответ лишь тяжелое дыхание, повысил голос Лепке.

– Они… они… – с трудом проталкивая слова сквозь скованное спазмами горло, просипел Штрудель, продолжая «гипнотизировать» пол под ногами.

– Громче, Дитрих, громче! – раздраженно бросил фюрер, по привычке меряя шагами кабинет. Так ему было проще держать себя в руках.

– Они сказали, что проект закрыт, – вздрогнув от окрика фюрера дородным телом, прошептал доктор.

– Что ты там блеешь! – Лепке в сердцах хлопнул ладонью по столу.

– Проект закрыт! – повторил Штрудель. – Все арестованы…

– Они всего лишь выполнили мой приказ! – поставил в известность профессора фюрер.

– Но… – Штрудель наконец нашел в себе силы взглянуть в глаза Хозяину Мира, но Лепке не дал ему произнести ни слова.

– Никаких «но»! Ты представляешь себе, СКОЛЬКО энергии истрачено на последний эксперимент?!! Теперь меня запросто можно смешать с дерьмом! Едва только с этой бумажкой ознакомятся сенаторы, – фюрер потряс перед побледневшим Штруделем мятым отчетом об энергозатратах, – а это произойдет в ближайшее время, я распрощаюсь со своим высоким постом! У нас не монархия, а я не Адольф Гроссефюрер!!! – сорвался Лепке, едва не переходя на визг. – Но прежде… Прежде я превращу твою жизнь в ад! Ты пожалеешь о том, что вообще появился на свет! И зачем я только связался с тобой! – горестно воскликнул фюрер, мешком падая в кресло. Сжимая голову руками, он продолжал причитать, словно забыв о присутствии Дитриха. – О, Господи, я войду в историю как самый бездарный руководитель Империи! Я стану притчей во языцех…

– Может быть, кто-то вырвется? – робко предположил профессор.

– Замолчи! – закричал Лепке, буравя профессора налитыми кровью глазами.

– А вдруг кто-нибудь все-таки вырвется? – продолжал гнуть свою линию приободрившийся Штрудель.

– Да никто не вырвется! Никто! Ты до сих пор не понял этого?! Вся эта идея с самого начала была бредом! Фикцией…

Один из телефонных аппаратов на столе руководителя Рейха издал мелодичную трель, прервав фюрера на полуслове. Фюрер грязно выругался и поднял трубку.

– Я занят! – прорычал он. – Позвоните позже… ЧТО?!!!

С каменным лицом он выслушал доклад до конца и положил трубку на место. После нескольких минут молчания, в течение которых Штрудель боялся даже вздохнуть, фюрер наконец произнес севшим от напряжения голосом:

– Возможно, Господь дает нам еще один шанс! У нас гости с той стороны, профессор.

– Вернулся кто-то из команды?

– Нет, Дитрих, это чужие…

29.06.2005 г.

Тысячелетний Рейх.

Дальневосточный гау.

Терехоффка.

Белый потолок кружился в медленном танце, плавно раскачиваясь из стороны в сторону. Хильшер закрыл глаза и попытался справиться с приступом головокружения. Но ему не удалось этого сделать: вместо крутящегося перед глазами потолка завертелся он сам. Желудок сжался в комок, и Фридриха вырвало на белоснежную наволочку.

– Доктор! Он пришел в себя!

Хильшер скосил глаза, рассматривая говорившего мужчину. Хоть после рвоты ему немного полегчало, двигать головой он не решался. Позвавший врача оказался крепким, коротко стриженным мужчиной 45–50 лет, чем-то неуловимо похожим на вчерашнего егеря: похожие жесты, движения, интонации и манера говорить. Когда этот человек, одетый в полувоенный френч защитного цвета, повернулся к Хильшеру боком, профессора заколотила нервная дрожь – на эмблеме рукава скалился все тот же взъерошенный пес над двумя скрещенными метлами.

– Где я? – тихим от слабости голосом прошептал Фридрих.

– В тюремной больнице, – ответил незнакомец, протягивая Хильшеру чистое полотенце.

– Нет, я не об этом! – Хильшер отер полотенцем губы и накрыл им испачканную подушку. – Город? Страна?

– Вы находитесь под юрисдикцией Дальневосточного гау, одной из провинций Новой Германии, – невозмутимо ответил незнакомец. – А конкретнее – в тюремной больнице Терехоффского блока.

– Новая Германия? Дальневосточный гау? Терехоффский блок? – изумленно прошептал профессор.

– Я! – утвердительно ответил незнакомец во френче.

И только сейчас до Хильшера стало доходить, что общаются они по-немецки.

– Кто вы? Немец? – выдохнул профессор.

– Найн. Меня зовут Петер Незнански. Славянин. Унтерменш. На сегодняшний день я – заместитель блокляйтера Терехоффки.

– Мне нужно переговорить с руководством! – Хильшер резко приподнялся, но тут же вновь рухнул на подушку.

– К сожалению, сейчас это невозможно, – произнес Петер, – блокляйтер Вольф Путилофф пропал без вести два года назад…

– Вольф? Вольфывычь? – вспомнил Хильшер о егере. – У него… такая же… – Фридрих потянулся к нашивке, – татуировка… Вот здесь…

– Ты видел его? Разговаривал? – неожиданно резко спросил Петер. – Что с ним? Он жив?

– Жив, – задыхаясь, кивнул Хильшер, на него опять накатила слабость. Потолок вновь качнулся и закрутился. – Он… охраняет врата с той стороны… чтобы никто… не проник… Он – дезертир… – из последних сил произнес Фридрих и вновь потерял сознание.

– Да где же доктор?! – в сердцах выкрикнул в коридор Незнански.

– Бегу! Уже бегу! – В палату ворвался растрепанный врач в заляпанном кровью халате. – Попытка суицида… – виновато развел он руками. – Пока заштопал…

– Не из этих? Ими заинтересовались на самом верху! И не дай Бог с ними что-то случится…

– Упаси Господи! – перекрестился врач. – Нет! Гауптман Зингер из седьмой камеры вскрылся.