Святая святых женщины - Валентина Немова

Мы с Ириной никогда прежде не ссорились, но и не дружили. Породнились уже давненько, но в гости к себе позвала она меня в первый раз. С чего бы это вдруг? — наконец-то возник у меня в голове вопрос. С того самого, — сказала я сама себе, отвечая на этот вопрос, — чтобы подобраться поближе к тебе. Ей, стало быть, поручена эта миссия — выцарапать у нас с мамой сад. Родион ведь уже вышел у нас из доверия, мозги нам запудрить ему не удастся, а Ирина, ничего плохого нам не сделавшая, еще может на что-то рассчитывать. Юдины думают, наверное, что сад уступим мы им добровольно, как отдали квартиру, как две доверчивые дурочки. Ирина уж точно надеется на наше легкомыслие и разговаривает со мной, как с глупенькой. Знает, что я злюсь на Бродьку, и делает вид, что тоже на него гневается. Бранит, чтобы мне угодить. Считая меня честным, принципиальным человеком, подделывается под меня, женщина-хамелеон. В душу пролезть, потом сделать гадость. Так же ведь и Родион действовал, домогаясь квартиры. Чувствуется одна школа. Но ведь дал же тогда он нам урок! И не один! Неужели же мы с мамой опять прошляпим?! Насторожившись, я ждала, что красотка эта дальше скажет. И вот что она мне выдала:

— Юля, попроси свою маму, пусть она уже теперь переоформит свой сад на тебя, чтобы мой непутевый братец не привязывался к ней с требованием "отписать" ему эту ее недвижимость, не мучил бы пожилого, больного человека….

Вот это был трюк! Слова Ирины нужно было понимать так: "Пусть твоя мать перепишет свою собственность на тебя. Ты попользуешься ею, пока она жива (недолго, наверное, осталось старухе небо коптить), а когда отойдет она в мир иной, братишка мой (не дурак же он) заставит тебя через суд продать участок и отберет третью часть его стоимости — Лидину долю".

Если бы мы с мамой не побывали уже в нотариальной конторе и не разговаривали с правоведом, ни за что не разгадала бы я, каков подтекст сказанных сестрой Родиона слов. Человеку, не знающему законов, будь он даже семи пядей во лбу, кажется, что дарственная надежнее завещания. Что если тебе подарили какую-то ценность — это навсегда и никто ее у тебя не отнимет. На самом деле это не так. Только то, что завещано, достанется тебе одному после смерти завещателя, если он не напишет другой документ и не заверит его по всем правилам.

Все это разъяснила нам в свое время нотариус и посоветовала маме, как уже было сказано, не дарить, а завещать мне сад. На сей раз опередили мы своих противников, прикидывающихся друзьями. Совет этой честной женщины помог нам с мамой, доверчивым до глупости, не допустить еще одной ошибки. Юдины, видимо, тоже проконсультировались с кем-то из юристов по этому вопросу, он-то и подсказал им, наверное, за определенную мзду, как нас, Русановых, облапошить…

Не стала я говорить собеседнице, что опоздала она со своим "дельным", "гуманным" предложением. О завещании тоже умолчала. То, что существует такой документ, скрывать от этих мучителей наших следовало как можно дольше, до самой маминой смерти, иначе ведь они раньше времени отправят ее на тот свет. Не стала я также стыдить советчицу мою за то, что вела она себя со мной непорядочно, подло: зачем метать бисер перед свиньями? Ответила спокойно, просто и очень вежливо:

— Извини, Ира, но навязывать маме свое или твое мнение я не стану. Она уже не маленькая и в детство еще не впадает. И пусть сама думает, как распорядиться своей личной собственностью.

К сказанному остается добавить несколько слов: попытка Юдиных одурачить нас с мамой в день переезда возмутила меня до глубины души, но не удивила, так как, повторяю, чего-то в этом роде я от них и ожидала.

Ошеломила меня в этот день моя старшая сестра Галина. На новоселье она явилась, когда все уже сидели за столом. Место ей дали рядом с Михаилом. Опять же неспроста. О чем они толковали друг с другом, выяснилось очень скоро. Выпив "штрафную", Галя перевернула свою стопку вверх донышком, хлопнула по нему ладонью и, сделав мне знак, чтобы я следовала за нею, стала выбираться из-за стола. Я тоже поспешила выйти. Сестра попросила меня проводить ее. Неподалеку от растянувшейся на полквартала пятиэтажки, в которой поселились Юдины и мама, в кооперативном доме, жила с сыном Славиком старшая дочь Галины, Татьяна. Подойдя к ее подъезду, мы остановились.

— Знаешь, почему я так быстро удрала от Юдиных? — спросила сестра.

— Почему же?

— Мишка, он же сидел у меня под боком, сказал мне на ушко: "Давай, Галка, я тебе 1000 рублей — и сад наш"?

Я засмеялась, восприняв это сообщение как глупую шутку.

— Они теперь не отстанут от вас, — продолжала Галя.

Однако я еще не догадывалась, к чему она клонит.

— Залезли вы с мамой в Юдинский капкан, — сестра никак не решалась перейти от вступления к главному. Я по-прежнему молчала, ожидая, когда она перестанет наводить тень на плетень и прямо скажет, чего ей от меня нужно. Наконец-то она решилась открыть свои карты и вот что предложила мне:

— Давай продадим это яблоко раздора и разделим пополам деньги! — таким легким, веселым тоном это было сказано, точно речь шла не о целом саде, который мама называла "золотым дном", а лишь об одном яблочке оттуда.

"Вот, стало быть, зачем она, удаляясь, потянула меня за собой: чтобы, застращав Юдиными, лапши мне на уши навешать. Сперва Ирина, теперь Галина. Ничем она от Юдиных, прохвостов этих, не отличается. Одного поля ягодки. Или, как сейчас говорят, солдат из той же роты. Как будто не нам с мамой она родственница, а нашим противникам", — подумала я, а вслух невозмутимо, как и сестре Родиона, правда с укором, заявила:

— Интересно ты рассуждаешь, нелогично вовсе: собственность маме принадлежит, а мы с тобой ее загоним и выручку себе возьмем. С какой стати? Что-то не врублюсь я.

— От греха подальше, — не отставала от меня эта пройдоха.

— Ты пойми! — начала я уже сердиться, — Мне нужен сад, а не деньги. Нужно мне, чтобы дети мои летом сюда приезжали, отдыхали бы здесь. Грелись на солнышке. Они же на севере живут, где по полгода ночь! Ты это себе представляешь?! Но не на крайнем севере, где хорошо платят, а в Архангельской области, в уже освоенном крае, и получают совсем не много, без всяких надбавок. Им не на что на юга по курортам ездить. Одно у них спасение — бабушкин "райский уголок". Далее. У тебя есть собственный земельный участок, даже два. Третий, естественно, тебе ни к чему. Деньги тебе подавай. Но сколько за это мамино детище удастся выручить? Гроши. Домик-то ведь на шестисотке плохонький, считай совсем его нет. Кроме того, и это главное: продать-то сад можно лишь один раз. А что на этой земле растет — много раз. Каждый год. Как мама говорит: купил — нажил, продал — прожил. Это ей еще дедушка беленький объяснил, наш с тобой прадед, седой старичок, помнишь, мы к нему в гости ездили, когда маленькие были?

Сестра шумно вздохнула, убедившись наконец, что переспорить ей меня не удается, и пошла своей дорогой. Сделав несколько шагов, обернулась и крикнула:

— Надо клубнику пересадить! Измельчала совсем. Придется тебе перекопать часть участка. Мама покажет где, я ей объяснила.

Галина была уже опытный садовод. Поэтому я и выбрала ее себе в помощницы, хотя, как и Юдины, доверия она мне не внушала. Был у нее еще один плюс, который я учитывала. Супруг ее, Антон, в наши семейные дела не лез. Как и Родион, не помогал маме в саду, но, в отличие от Родьки, на эту собственность тещи рот не разевал. Не оказывал жене поддержку в ее стремлении отломить кусок побольше от общего пирога. А потому, считала я, с Галкой неопасно иметь дело. С нею одной я как-нибудь справлюсь, если она начнет вдруг, как сегодня, поворачивать "не в ту степь". Мама, как и я, не доверяет Галине, хоть на старости лет разобралась наконец в своем первенце, а это значит: на поводу у плутовки не пойдет. Так что пусть работает сестричка моя на маминой делянке в меру своих сил, когда меня в Летнем не бывает. Когда же я буду здесь, сама со всеми делами на участке справлюсь. Теперь, когда "квартирный" вопрос окончательно решен, заниматься нужно только садом. Это уже облегчение.

Однако несколько дней на участке я не была: простудилась в день переезда, болела.

В придачу к квартире надеялся Родион получить не только сад, но, как и следовало ожидать, еще и меня. Жить в его доме, да ему не принадлежать — слыхано ли дело? Так не хочется писать о том, как он ко мне подбирался! Но и умолчать об этом нельзя. Днем я почти все время отсутствовала. А вечером и рано утром…. Первую ночь, пока узлы не были разобраны, я спала в маминой комнате, на старом ее раскладном диване с выпирающими пружинами, которые называла "будильниками". Когда мебель была расставлена и в квартире наведен порядок, я перебралась в гостиную, на мягкий, точно взбитая перина, диван. Эта часть импортного гарнитура, как и весь гарнитур в общем — предмет гордости семейства Юдиных (впрочем, я уже говорила об этом). Не каждая семья, а только лишь обеспеченные люди имеют возможность приобрести такую шикарную мебель. Обитый красивой и прочной материей диван — не раскладной, а раздвижной. Когда его раздвинешь, получается широченная кровать, хоть четверых на нее укладывай, а если не раздвинешь — он очень узкий, всего лишь один человек может на нем улечься, другому рядом с ним, тем более такому пузатому верзиле, как Родион, не только лечь, сесть будет негде. Разрешая мне занять это спальное место, Лида предупредила: