Израиль, которого не было - Георгий Катюк

Это, между прочим, ставит под вопрос существующую точку зрения о демократичности учения и ритуалов фарисеев. Якобы последние были ближе к народу, ибо, в отличие от саддукеев, учли в своих верованиях вековые народные традиции и обряды. Так считают современные иудеи и не могут иначе. Ведь они как раз и являются потомками тех самых фарисеев. Кто же о своих отцах-основателях скажет плохо?

На самом деле фарисеи сделали все, чтобы максимально отдалиться от народа. Потому-то и изгнал их Христос из Храма. И тот факт, что Каиафа, отправивший Христа на смерть, был саддукеем, не добавляет фарисейству демократичности. Это было как раз то исключение, которое подтверждает правило. Вдумайтесь: беднейшие слои населения, сельских жителей, стали называть крестьянами. Отчего? Да оттого, что они были первыми христианами. Теперь понятно, насколько далеки были фарисеи от народа?

Впрочем, саддукеев здесь также никто не выгораживает. Любая религия имеет тенденцию к подмене своего духовного наполнения чередой бездумных обрядов. И жрецы в этом процессе играют не последнюю роль. Надо полагать, саддукеи также были несвободны от некоторой склонности к ритуализации веры. Может, именно это имел в виду Христос, когда призывал беречься «закваски фарисейской и саддукейской» (Мф., 16:11–12).

Да и крестьянами стали называть бедняков не только в противоположность более состоятельным фарисеям, но, возможно, даже в большей степени в противоположность саддукеям. Ведь последние принадлежали к еще более зажиточным слоям населения. Не в пользу демократичности саддукеев свидетельствует и эпизод с глумлением царя-первосвященника над народным обычаем. Собственно, и Иисуса как живое воплощение мессианской идеи они, как и фарисеи, не признавали. В лучшем случае как пророка.

Впрочем, все это не так важно. Речь ведь не о людях, а об учении. А оно в саддукейской редакции все-таки выглядело привлекательней, чем у фарисеев. Хотя бы уже тем, что, как и христианство, было обращено ко всем «языкам».

9

РИМСКАЯ ЭПОПЕЯ

«БОГОИЗБРАННЫХ»

Предлагаю вернуться немного назад и еще раз коснуться вопроса об иудеях как о коренных римлянах. Это очень важно. Ведь из этого положения проистекает тот факт, что римляне или по крайней мере какая-то их часть были иудеями. Более того, появляется мысль, что иудаизм был официальной религией Рима!

Наверное, читатель будет терзаться вопросом, что подвигло меня к таким выводам помимо соображений чисто умозрительных. И его можно понять. Трудно избавиться от стереотипа, в соответствии с которым римляне были закоренелыми язычниками и политеистами. Очень уж он необорим. И следует признать: стереотип этот не на пустом месте возник. Но обратите внимание: уже из самого названия язычества следует, что оно было религией не всех римлян, а лишь римского «народа». Язык — народ. То есть слово «народ» используется здесь не в смысле всего населения империи. «Народ» — это простой люд Рима.

Впрочем, даже самая широкая интерпретация этого слова никогда не включала в себя (да и теперь не включает) правящую верхушку.

Однако не будем забегать вперед. Приглядимся внимательней к религии римлян и зададимся вопросом: так ли уж далека она от воззрений древних иудеев? Сразу оговорюсь, я далек от мысли, что религия эта была сознательно искажена по каким-то идеологическим соображениям и представлена в виде дремучего политеизма. Просто мы плохо представляем себе содержание старого иудаизма. Возможно, оно мало отличалось от подлинной римской веры, о которой мы также немного знаем. Хотя и сознательное искажение возможно.

Так вот, если просуммировать все, что нам известно о религии древних римлян из официальных источников, то можно увидеть следующую картину. Культа единого божества у римлян не было. Римский пантеон представлен длинной плеядой различных богов и божков, часть которых перекочевала к римлянам из воззрений народов, населявших империю.

Таким же синкретизмом характеризуется и доимперский период, или период царского Рима, когда римляне поклонялись богам древнейшего населения Апеннин, греков и этрусков, впитывая их мифологию. Этрусским по происхождению является уже предание о капитолийской волчице, вскормившей своим молоком братьев — основателей Рима — Ромула и Рема. Римляне вслед за этрусками верили, что души мертвых в Аид препровождает старец по имени Харон, вооруженный тяжелым молотом. У тех же этрусков они переняли систему гаданий по внутренностям животных. Такого рода гаданиями в Риме, как и в Этрурии, занимались особые жрецы — гаруспики. Даже, казалось бы, такая чисто римская традиция, как гладиаторские бои, была у этрусков частью культа мертвых.

Массу богов римляне «позаимствовали» у греков. Так, греческий Зевс стал Юпитером, Арес — Марсом, Афродита — Венерой, Афина — Минервой, Гера — Юноной и т. д[56].

Вообще, количество богов у римлян множилось с увеличением числа завоеванных территорий. С овладением Египтом у римлян распространился мистериальный культ Изиды. Из Персии к ним перешел культ Митры с кровавым ритуалом заклания быка. Большой популярностью пользовался культ фригийской Матери богов — Кибелы.

Обычно эту «всеядность» объясняют следующим образом. Поклоняясь богам завоеванных народов, римляне хотели смягчить их гнев, заслужить их расположение. Считалось, что мощь Рима возрастает с увеличением числа почитаемых богов.

Этих богов, своих и чужих, в конце концов развелось так много, что в стране, по выражению одного латинского писателя, стало легче найти бога, чем человека. Римлянин считал, что его жизнь во всех ее мельчайших проявлениях подчиняется деятельности различных божеств и духов, коих необходимо постоянно ублажать молитвами и жертвами. Например, Кунина была покровительницей колыбели младенца. О пище этого же младенца заботилась Румина. Потина и Эдуса учили ребенка пить и есть после отлучения от груди. Была еще Оссипаго, которая следила за тем, чтобы кости ребенка правильно срастались. Римляне ублажали богиню лихорадки Фебрис, бога Вермина, который мог наслать паразитов на скот. Даже богиня кашля у них водилась.

Далекой от единобожия представляется такая религия.

Однако это только на первый взгляд. Есть и другие мнения. Вот как отвечал на вопрос «Каковы же были те боги, которым римлянин нес свои скромные знаки почитания?» о. Александр Мень.

«От арийских пращуров он унаследовал культ верховного бога Дьяушпитара, которого именовал Дивус Патер, или Юпитер. Этот бог считался владыкой неба, света и грозовых бурь. Его призывали под сенью старых раскидистых дубов, у камней и гротов. Со времен Ромула главным местом поклонения Юпитеру стал Капитолийский холм. Туда, на открытую ветрам скалу, поднимался народ, чтобы совершать древние обряды предков.

В Юпитере видели не просто одного из богов, пусть даже и главного. Он казался чем-то большим. «Все полно Юпитером», — говорил Вергилий, выражая в этой формуле изначальную веру римлян. А другой поэт называл Громовержца «прародителем, матерью богов, Богом единым» (здесь и далее выделено мной. — Г.К.). Впоследствии языческий богослов Варрон пытался даже сблизить религию Юпитера с учением стоиков о мировой душе. «Он есть един, — писал Варрон о Юпитере, — и в то же время — все, ибо мир один и в нем одном все».

Разумеется, нельзя приписывать такого рода монистическую философию крестьянам Лациума. Им были малодоступны отвлеченные идеи, однако по существу Варрон довольно точно обрисовал суть старой латинской религии.

Божественное у римлян именовалось также Numen. Этим же словом обозначали не только высшее Начало, но и множество богов. На вопрос, откуда они появились, римлянин мог ответить примерно так: Numen дробится на бесконечные явления и события; колос и облако, вода и огонь, смелость и любовь, беда и удача — все это numina. Построением мостов через Тибр, выходом в поле, отпиранием дверей, началом войны, да и почти всем управляют специальные боги; одна только пора младенчества человека подведомственна сорока трем numina.

Подобное разложение единобожия свойственно многим религиям, но Рим и тут обнаруживает своеобразие. В то время как большинство язычников представляли себе богов человекоподобными, римляне долго противились антропоморфизму. Им казалось уместнее сохранять древнейшую символику фетишизма, нежели наделять богов чертами смертных. Юпитера, например, они чтили под видом кремня, Марса — под видом копья, Весту — в виде пламени. Тем самым как бы выражалась вера в Божество, пребывающее по ту сторону человеческого. Римлянин интуитивно ощущал здесь тайну, постичь которую люди не могут, если она не воплощается в конкретных явлениях.

Как бы ни называть этот взгляд: пантеизмом, демонизмом или полидемонизмом, главное в нем — благоговение перед сокровенной Сущностью вещей и сознание зависимости от нее. То воистину была религия «неведомого Бога». «Великий Юпитер, или каким именем повелишь тебя называть» — так в смирении обращался римлянин к Непостижимому…