Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 1 - Никита Хрущев

Тогда к нам уже стали проникать сведения, что на селе не благополучно, что с колхозами не все обстоит гладко.

Разгорелась острая борьба с "правыми". Потом Рыков и Бухарин сконтактировали свою оппозиционную деятельность с Зиновьевцами и даже с троцкистами. Одним словом, разгорелась очень сильная борьба. Вот тогда-то, насколько сейчас помню, Угланова, который был противником такой коллективизации, и сменил Бауман, затем Баумана сменил Молотов, а Молотова сменил Каганович. Таким образом, шло "по возрастающей" выдвижение людей в Московской организации, которая сама выдвигалась на передний план и должна была послужить примером для других, поскольку одновременно шло и нарастание коллективизации.

Когда я уже работал секретарем Московского городского комитета партии (это было в 1932 г.), вдруг Каганович однажды говорит мне, что он собирается в командировку в Краснодар.

Он не вполне откровенно сказал, какие причины вызвали эту поездку. Не знаю, сколько он отсутствовал, наверное, с неделю или с две, однако когда приехал, то как руководитель Московской парторганизации проинформировал нас о положении дел. Оказывается, он выезжал в Краснодар потому, что там началась забастовка (как тогда говорили -саботаж). Кубанские казаки не хотели обрабатывать землю в колхозах, и в результате этой поездки были выселены в Сибирь целые станицы.

Мы смотрели тогда на все эти события глазами Сталина и обвиняли кулаков, "правых", троцкистов, Зиновьевцев и всех, кого нужно было обвинить и с кем велась тогда борьба в партии. Просто не допускалось мысли, что могут быть допущены ошибки Центральным Комитетом, в первую голову Сталиным. Он формулировал в то время политические задачи совершенно бесконтрольно. К тому времени, по-моему, уже были фактически отстранены от руководства Рыков, Бухарин, Зиновьев и Каменев[70], а Троцкого уже и в нашей стране не было, он был выслан за границу. Таким образом, предвидеть эти ошибки или как-то допустить их наличие зависело от ЦК, от Политбюро, а в Политбюро руководящую и решающую роль играл Сталин.

Значит, если искать виновных, то главная вина лежала на нем.

Но тогда мы этого не видели, мы смотрели на все глазами Сталина: коллективизация идет, Сталин вовремя повернул руль, все увидел и опубликовал письмо "Головокружение от успехов". Мне неизвестно даже сейчас, какие реальные были у нас успехи. Тогда же, собственно, мы об этом и не задумывались: раз Сталин сказал, значит, так и есть, мы просто не понимали, не замечали фактов. А "успехи" были такие, что в стране возник голод.

У меня имелись приятели среди военных. Одним из них был Векличев[71], начальник Политуправления Московского военного округа, очень хороший товарищ. Он был ближайшим, преданнейшим другом Якира. Он когда-то работал на Украине и сам происходил из шахтеров. Ходил он тогда с тремя или четырьмя ромбами в петлицах. Он-то и рассказал мне, что на Украине дело обстоит плохо: крестьяне не работают, не хотят пахать, повсюду забастовки, саботаж. Вдруг я узнаю, что мобилизованные красноармейцы посылаются на прополку сахарной свеклы на Украину. В те времена Украина была главным поставщиком сахара, наверное, процентов 70 сахара, если не больше, давала она стране.

Когда я работал на Украине, то несколько соприкасался с сельским хозяйством и получил представление об уходе за сахарной свеклой.

Поэтому меня такое известие страшно поразило: если, думаю, красноармейцы будут полоть и убирать сахарную свеклу, то сахара ожидать нельзя. Эта культура довольно трудоемкая, деликатная, и ее нужно обрабатывать со знанием дела, своевременно ухаживая за ней. Конечно, от людей, не заинтересованных в результатах труда, сложно что-либо требовать. К тому же красноармейцы в большинстве своем были из разных районов страны, а не только из свеклосеющих, и они плохо знали конкретное дело. И, конечно, это сказалось на результатах: сахара не было.

Позже просачивались в Москву сведения, что на Украине царит голод. Я же просто не представлял себе, как может быть в 1932 г. голодно на Украине. Когда я уезжал в 1929 г., Украина находилась в приличном состоянии по обеспеченности продуктами питания. А в 1926 г. мы вообще жили по стандарту довоенного времени, то есть 1913 г., а тогда продуктов питания на Украине имелось много, и все продукты были дешевые: фунт мяса стоил 14 коп., у овощей была буквально копеечная цена. В 1926 г. мы достигли довоенного уровня, и после упадка хозяйства в результате войны и разрухи мы гордились этим успехом.

И вдруг - голод!

Уже значительно позже я узнал о действительном положении дел. Когда я приехал на Украину в 1938 г., то мне рассказывали, какие раньше были тяжелые времена, но никто не говорил, в чем же заключались эти тяжелые обстоятельства. Оказывается, вот что было, как рассказал мне потом товарищ Микоян. Он говорил: "Приехал однажды товарищ Демченко в Москву, зашел ко мне:

"Анастас Иванович, знает ли Сталин, знает ли Политбюро, какое сложилось сейчас положение на Украине?"

(Демченко был тогда секретарем Киевского обкома партии, причем области были очень большими). Пришли в Киев вагоны, а когда раскрыли их, то оказалось, что вагоны загружены человеческими трупами. Поезд шел из Харькова в Киев через Полтаву, и вот на промежутке от Полтавы до Киева кто-то погрузил трупы, они прибыли в Киев.

"Положение очень тяжелое, - говорил Демченко, - а Сталин об этом, наверное, не знает. Я хотел бы, чтобы вы, узнав об этом, довели до сведения товарища Сталина".

Вот тоже характерная черта того периода, когда даже такой человек, как Демченко, член Политбюро ЦК КП(б) Украины, видный работник и член ЦК, не мог сам прийти, проинформировать и высказать свое мнение по существу. Уже складывалось ненормальное положение: один человек подавлял коллектив, другие перед ним трепетали. Демченко хорошо все понимал, но он всетаки решил рассказать Микояну, зная, что Микоян был в то время очень близким человеком к Сталину.

Да и вообще тогда в партии, в партактиве нередко говорили, что существует "кавказская группа" в руководстве. К кавказской группе относились, в частности, Сталин, Орджоникидзе[72], Енукидзе[73] и Микоян.

Сколько же тогда погибло людей? Сейчас я не могу сказать. Сведения об этом просочились в буржуазную печать, и в ней вплоть до последнего времени моей деятельности иной раз проскальзывали статьи насчет коллективизации и цене этой коллективизации в жизнях советских людей. Но это сейчас я так говорю, а тогда я ничего этого, во-первых, не знал, а во-вторых, если бы и знал о чем-то, то нашлись бы свои объяснения: саботаж, контрреволюция, кулацкие проделки, с которыми надо бороться, и т. п. Это ведь нельзя было отрицать, потому что Октябрьская революция породила острую классовую борьбу, которая потрясла весь общественный строй и экономический уклад страны, ее политические основы аж до пупа Земли. Все было... Только теперь видно, что нельзя было все объяснять лишь этим: нужно было еще и разумно руководить страной.