Цена мира, или Леди для варвара (СИ) - Мия Вереск

Она выяснит всё дома, а после найдёт способ избавиться от этой рыжей девки.

Капитан спустился с корабля последним. Жена и дочь бросились было наверх по трапу, но мужчина сделал знак оставаться на месте.

- Ну наконец! – крепко обняла его жена, а дочь, повизгивая, пыталась пролезть в тесный круг родителей, и Тар сгрёб её большой рукой, притягивая к себе.

- Как долго я тебя ждала! – сказала Марита, отрываясь, и жадно вглядываясь в глаза мужа.

- Отец, кто та девушка, которую ударила ножом Гела? – приставала любопытная Льека.

- Кыш! – строго приказала мать. – Об этой особе мы разговаривать не будем!

Но капитан неожиданно возразил жене:

- Льека уже почти взрослая, через месяц ей восемнадцать. Лучше, если она узнает от меня, а не будет собирать сплетни среди подружек и их матерей.

- Ты совсем с ума сошёл! – возмутилась Марита. – Учить ребёнка такой грязи!

- Помолчи, женщина! – сказал Тар сурово и повернулся к дочери. – Эта гритка заслуживает только жалости. Она купила мир провинции Реан ценой своей крови.

- Она возлегла на жертвенный круг? – ахнула Марита, а Льека побледнела.

- Бедняжка! – тихо прошептала девушка.

- Всё! – решительно оборвала Марика, укоризненно взглянув на мужа. – Ты расскажешь мне всё дома. – Идём же, милый, мы с Льекой приготовили такой праздничный обед!

Она увлекла за собой мужа, и больше до самого вечера они не сказали о рыжей гритке ни слова. Лишь ночью, лёжа на крепком плече Тара, Марика спросила:

- Он что, отдал её команде?

- Нет, - коротко ответил капитан, и они снова замолчали.

Капитан уже засыпал, когда жена толкнула его под бок.

- Мы должны забрать её к себе! – заявила она. – Служанкой, прачкой, кем угодно! Почему он не оставил её в Реане, если не захотел убить?

- Молчи, Мари, - устало сказал Тар, целуя жену в висок. – Он всего лишь мужчина, и он не устоял.

Женщина заворочалась, проворчав что-то очень похожее на «животное». Она ещё долго крутилась с боку на бок и вздыхала, и заснула с твёрдым намерением прямо с утра отправиться к Сейле.

В доме Таура Керта тоже долго не спали.

Они вошли в дом в полном молчании. До самого порога рин нёс Илис на руках, а когда хотел опустить на пол, Сейла воспротивилась:

- Неси её в чашу! – приказала она. – Да натаскай воды! Я не потерплю в доме насекомых, а на полу крови!

- Я сам помою её, - буркнул взрослый сын, опуская пленницу в большую каменную чашу, в которой мылись домашние.

- Здесь не бордель! – отрезала Сейла. – У себя в спальне делай, что хочешь, но мыться вместе я вам не позволю!

Рин, который немного остыл за дорогу, искоса взглянул на гритку. Она по-прежнему молчала, и даже не пискнула, когда Сейла рванула присохшую к ране ткань платья. Лишь лоб девушки покрылся испариной.

Керт невольно шагнул к Илис, но тут же повернулся и вышел, подхватив два огромных ведра.

Когда он вернулся, мать уже раздела гритку, и лицо у Сейлы было странное.

- Поставь воду и уходи, - приказала она, увидев, как сын замер на пороге, не в силах отвести взгляда от нагого женского тела.

Таур нахмурился, но не стал спорить. Дома командиром была мать.

Оставшись одна, женщина тяжело вздохнула, переводя взгляд на неподвижно замершую гритку. Та вела себя так, словно и не поняла, зачем её сюда принесли.

Когда Сейла стянула с девушки грязные тряпки, которые на ней были, то невольно замерла, оторопев. Её сын не был жестоким, но хрупкое тело гритки было всё в синяках и ссадинах. Они рассказали женщине больше, чем мог бы рассказать сын. Поблекшие, уже старые – на кистях и тонких щиколотках, свежий, с явными следами жёстких пальцев – на шее, старые ссадины на спине, как будто незнакомка занималась с её сыном любовью прямо на шершавом камне скалы. Локти и колени тоже были сбиты. Немудрено, что гритка находилась в оцепенении. То, как обращался с её телом Таур Керт, вряд ли можно было назвать любовью.

Каково же ей было в открытом море, когда невозможно было даже выйти из каюты?

Сейла сказала себе, что не должна жалеть рыжую, но ничего не могла с собой поделать. С женщиной, которую принёс домой её сын, явно случилась беда.

Чтобы заглушить эту ненужную жалость, Сейла сунула в руки девушки жёсткую мочалку, щедро помакнув ту в жидкое мыло.

- Три себя! – сурово приказала она. – Такой замарашке не место на чистых простынях!

Гритка послушно взяла мочалку, несколько раз вяло провела по голым ногам и опустила её прямо к свежей ране.

- Что ты делаешь? – вскрикнула Сейла, отбирая мочалку. – Стой уже, неумеха!

Она принялась энергично натирать безвольные руки гритки, грудь, спину, почему-то ощущая себя так, как будто купает не женщину лёгкого поведения, а ребёнка. Может быть, потому, что девушка была такой хрупкой и беззащитной, она казалась чистой.

Сейла управилась быстро, вся взмокла, но не отступила, пока не промыла на два раза рыжие густющие волосы. Сначала хотела обрезать спутанные пряди, но снова пожалела дурёху. Боги послали этой гритке испытания, которые, к счастью, не выпали самой Сейле. Разве может она её судить, не зная, что произошло с этой девчонкой?

Сын ждал за дверью, и хмуро взглянул на мать, когда она приотворила дверь. Она ответила ему таким же хмурым взглядом.

- Забирай свою принцессу, - сказала она. – Да погоди, хоть простыню принесу, бесстыдник!

В дверях Сейла обернулась и сказала укоризненно:

- За что ж ты её так, сынок? На ней же места живого нет!

Таур сверкнул глазами, но не ответил. Дожидался, пока мать принесёт простыню, искоса поглядывая на отмытую розовую гритку.

Когда Сейла принесла нижнюю рубашку и простыню, сам продел руки Илис в рукава, одёрнул подол. Как-то беспомощно посмотрел на босые ноги гритки, и снова подхватил девушку на руки.

- Таур! – окликнула его мать. – Держи! - она протянула ему крепкую деревянную расчёску. – Вели ей расчесать свои лохмы. Если не сделает этого сейчас – утром придётся обрить её наголо, никакая