Святая Грусть - Николай Гайдук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня в гостях у Бедняжки – фартовый парень Серьгагуля Чернолис. Гостя надо угощать. А как же? Да ещё такого дорогого гостя.
Доедала вытащил баранью ногу, завёрнутую в парчу. Два арбуза выкатил. Зелёный штоф с вином.
Друг познается в еде, как говорил мой покойный тятя. Ну, угощайся.
Да я на минуту к тебе.
Всё равно присаживайся. Шапку можешь снять, здесь жарко.
Нет, я хорошую мыслишку застудить боюсь.
Серьгагуля выпил царского вина. Захорошело под сердцем. И закусить захотелось. Он поправил шапку – сдвинул на затылок. Закатал рукава. Раннее детство его прошло, говорят, среди туземцев на островах Океании. Это было похоже на правду. Пищу Серьгагуля руками хватал из тарелки. Хватал – торопился, как будто из горла могут вырвать кусок. Жир капал на одежду, за рукава затекал желтоватыми ручейками.
Бедняжка Доедала сам был страшен во время еды, но этот парень – ещё страшнее. Вот уж действительно: «друг познается в еде».
– Всё, хватит, некогда. Ещё винца глотну и побежал.
Серьгагуля уже вознамерился рукавом утереться, но Бедняжка протянул ему платок. Богатый платок был – красная парча с махровой кисеёй. А Серьгагуля взял его, будто портянку. Торопливо, как попало вытер лоснящуюся рожу. Наморщил нос и неожиданно сморкнулся.
Куда! Зачем в платок-то?!
А куда? – не понял Чернолис. – На пол, што ль?
Доедала обиделся:
Ну не в такой же платок!
Ничего, разживешься другими платками, – сурово отчеканил гость, сдвигая на лоб шапку из чёрной лисы. – Будь здоров, Бедняжка. Я побёг.
Давай, попутного тебе… Когда обратно ждать?
Загадывать не буду. Скоро, думаю. Печать-то настоящая? Впросак не попадем?
Впросак – это не знаю. А то, што печать настоящая, – клянусь животом.
Серьгагуля похабно улыбнулся жирными губами, плохо вытертыми.
– Эге-е… Животик ты себе наел! Говорят, царица думает рожать? А я дак думаю, што ты скорей родишь.
Бедняжка Доедала стал багроветь.
Тебе одной печати мало? – тихо спросил, поднимая упитанный сочный кулак. – Могу ещё одну печать… Тоже настоящая!
Ты смотри, обидчивый какой?!
А ты думал, я стану молчать? Врежу в ухо так, што и серьгу свою днем с огнём не найдешь!
Серьгагуля не скрывал удивления:
Молодец, Бедняжка. Отъелся, осмелел.
Ладно, чертов зубоскал. Иди, иди скорее, покуда Охра не пожаловал сюда.
А што ему здесь надо?
Почуял, видно, што-то, кривоглазый.
Надо прижать его где-нибудь в темном местечке и это… Надо вылечить его от косоглазия.
Говорил Серьгагуля по-доброму, даже сочувственно.
Бедняжка Доедала растерялся.
Как вылечить?
Просто! – в руке у Серьгагули вдруг возникло синеватое лезвие. – Р-раз! И в глаз!
А-а, так-то? Можно. А то уж я подумал, што ты всурьёз…
Да можно и всурьёз. Я видел одного заморыша со стеклянным глазом. Красиво, бляха-муха, от живого хрен отличишь. Толку, правда, мало от такой стекляшки. Зато красиво.
Серьгагуля спрятал нож. Бумагу с царскою печатью за пазухой проверил, покидая пыльный душный закуток.
2Старинный Кремль посажен мастерами на воздушные подушки: под землею тайные ходы пробиты на случай осады, пожара и во избежание другого лиха.
Сумрачно. Сухо. Покойно. Плесень кое-где цветёт, паутина выткалась широкими холстами, украшенными крылом стрекозы, изумрудиной усохшей крупной мухи, непонятно, как сюда забравшейся.
Горизонтальный ствол – неширокий, но длинный проход – раскидал направо и налево большие «ветки», ведущие в тупики, ловушки для непрошеных гостей. Каменистые чёрные «дупла» в этом стволе заняты мышиными гнездами – земными тварями. А кое-где приютилась летучая мышь – жуткий вампир-кровосос. Давненько люди здесь не проходили. Старая мышь запищала, предупреждая свой многочисленный выводок. Мышата сыпанули в темноту – затаились в норах.
Подземный ствол забронзовел, будто покрылся вдалеке сосновой корою, – свет затрепетал. Дымком запахло.
Серьгагуля Чернолис факел запалил. Торопливо шагал и всё время оглядывался. Пыль под ногами пыхала, раскручивая кольца… Фиолетово-красные капли с факела тянулись кровавою соплей – слетали, по-мышиному попискивая впотьмах…
Кое-где он пригибался, опасаясь как бы ни стукнуться. Серьга сверкала в ухе – блики брызгали на щеку. Шапка из чёрной лисы, надвинутая на брови, вдруг обретала размеры какой-то необъятной шапки Маномаха.
Иногда ходок неожиданно остановился, брезгливо смотрел под сапоги. Ему казалось – мышь раздавил.
Родившийся на островах Океании и какое-то время проживавший среди туземцев, Серьгагуля Чернолис привык терпеть невзгоды, ночевал, где придётся, и жрал, что подвернётся. Только мышей он не переваривал – в буквальном смысле слова и в переносном. У него привычка спать с полуоткрытым ртом. И вот однажды в детстве мышь залезла в рот…
– Тьфу, в рот бы ей! Хорошего кота сюда бы! – пробормотал он, снимая паутину со щеки. – А лучше бы голодную лису. Помышковала бы, курва, порадовалась.
Серьгагуля Чернолис торопился к Фартовой Бухте.
3Биография была у него очень пёстрая. Родившись в Туманном Заморье, он сиротой остался к трём годам. В шесть лет – уже геройский парень! – на корабле с командою заморышей попал он в Дурохамское Дуролевство, в безумно веселящийся город Дурохамск. Дураки и хамы очаровали его, научили на голове ходить, жить без креста, без совести. В Дурохамске судьба свела его с могучим парнем Коронатом Самозванцевым, который почему-то считал себя некоронованным царём Святогрустного Царства. Коронат говорил, что корону у него украли. «Кто? Царь Грустный Первый и он же последний!» – говорил Коронат, похохатывая и показывая свою жуткую пасть; у него там было не 33, а целых 66 зубов, которые сверкали таким сатанинским оскалом, как будто 666…
Однажды летом Коронат Самозванцев сколотил небольшую флотилию. Под парусами, на вёслах и бечевою прошли они чертову уйму многотрудных расстояний и причалили к светлым берегам Фартовой Бухты, где было немало фартовых ребят, но таких, как эти дурохамцы, здесь ещё никто не видывал.
Дурохамцы готовились к походу на Царь-Город. Изучали подземные ходы под Святогрустным Кремлём – многочисленные лабиринты выводили к Хрусталь-реке. Делали подкопы к пороховым погребам, чтобы в нужный момент захватить их, лишая охрану малейшей возможности сопротивляться. Все было обмозговано, на семь рядов отмерено – и можно было резать.
Кто их выдал? Неизвестно.
Провалились подкопы – и всё дело провалилось в тартарары. Короната Самозванцева с товарищами забили в колодки и отправили в черную глушь – на Столетние Стоны. И Серьгагуля должен был бы «стонать» с ними имеете, но, видать, не судьба. Коронат в ту пору снарядил его гонцом – нужно было срочно сгонять в Дурохамское Дуролевство. Серьгагуля на всех парусах смотался туда и обратно. И оказался у разбитого корыта.
Серьгагуля был крепкий, ладный парень, смазливый, только злой на весь мир, лишивший его родительской ласки и житейской бесхитростной сказки. Характер скандальный, занозистый. С какой стороны ни погладишь его – один чёрт, об занозу поранишься.
А после того, как случилась беда с его друганом Коронатом, посягавшим на Святогрустную корону, Серьгагуля вообще стал неуправляемый.
Он с юности считался первым драчуном в Дурохамске; весь город фонарями награждал: и захребетникам, и заморышам, и дурохамцам – всем доставалось.
А теперь вся Фартовая Бухта страдала от Серьгагули.
– Я добрый, – сознавался он. – Мне фонаря ни для кого не жалко.
И правда… Вечерочком, смотришь, кто-нибудь из заморышей причалил к берегам Фартовой Бухты. Вышел – твердь ощутил под ногами. Постоял, по сторонам поглядел. Куда идти? А вот она, Кудыкина гора. Точнее сказать, Пьяный Яр. Ноги сами собою в кабак приведут моряка и всякого другого мужика, это уж дело известное – такое устройство ног.
Чуть позднее, когда потемнеет совсем, кубарем слетит моряк с Пьяного Яра и на четвереньках пойдет по грязи. Фонарь под глазом тащит, дорогу до причала освещает и Серьгагулю благодарит:
– Вот какая щучья бухта! Утопнешь в грязи! Это ладно парень мне подарил фонарь, а то бы всё… Утоп на чужедальней стороне. На море-окияне уцелел, а тут захлебнулся бы, ей-богу захлебнулся бы, не окажись под глазом фонаря.
Попадало и самому Серьгагуле. И хорошо попадало. Другой давно бы кровью выхаркал нутро и навек успокоился бы где-нибудь в лопухах. А этот – нет. Живучий, как черт знает кто.
Однажды в потасовке темечко ему стесали топором. Сняли крышку с головы, так страшно сняли – мозги было видно.
Бледный, злой, он потребовал стакан спиртяги.
Тяпнул и занюхал рукавом. Завеселел.
А правда, что ли, видно?
Кого? – Рядом с ним крутился коновал, зашивать готовился.
Ну, мозги-то? Есть, говоришь?
Есть… Потерпи маленько.
Во-о-т! – Серьгагуля скрипел зубами. – Дурохамцев надо бы сюда позвать!