Лукоеды - Джеймс Данливи

Клементин бросает последний вожделенный взгляд на это деликатное создание. Крошечная фигурка под массивными каменными сводами. Одна одинешенька в этих бесконечных сырых подвалах. Нужно уберечь ее от такой жизни. Надо ей организовать работенку полегче недалеко от моих апартаментов.

— Шарлен, а вы можете провести меня в туннель, где рыбачит Персиваль?

— Конечно, сэр, только нужно взять пару свечей. Теперь, прошу вас сюда. Мимо кладовой для приправ и вниз по лестнице мимо кладовой для провизии.

Шарлен открывает толстую дубовую дверь, ведущую в комнату. На стенах еще больше кандалов. Проходим под арочным сводом и спускаемся вниз по круговой лестнице. Внизу узкий туннель. Каменный альков с двумя чугунными решетками в полу.

— Там внизу, сэр, темницы. Когда-то это было страшно опасное место. Бедных созданий спускали туда по прикладной лестнице и выбраться оттуда вам уже никогда не удавалось. В самые нижние заходит морская вода и там полно костей. Пищу им сбрасывали вот через эти решетки. И там внизу они дрались за нее между собой и крысами.

Туннель постепенно уходит вниз. Ноги скользят на мокрых камнях. На стенах блестят капельки влаги. Шумит вода, тихо завывает ветер. Колышется пламя свечей. Шарлен рукой прикрывает свечу. Бедный Эрконвальд хотел только исследовать мои яйца, а кончил тем, что выставил на обозрение свой собственный аппарат.

— А теперь, сэр, держитесь крепче вот за этот поручень. Тут еще ступеньки. Ну, вон уже и свет пробивается впереди.

Голубая ширь моря. К северу вздымаются утесы и побережье. К западу простирается океан. Внизу рваный бок мыса, ступеньки, выбитые в скальной породе, искривленный и поржавевший причал. И никаких признаков Персиваля.

— Не хотелось бы, сэр, просто так пугать, но обрыв здесь порядочный и уже не раз монстр, что прячется тут на глубине, утаскивал кого-нибудь к себе.

Ветер развивает волнистые пряди волос Шарлен, открывая ее лицо с мягкой белой кожей. Пара ярко-голубых глаз. Она прикусывает свои влажно-красные губки. Ее руки и запястья порозовели от холода. Она стоит на ступеньке, схватившись за старые ржавый поручень, и нагибается, заглядывая вниз.

— Его там вообще не видно. Вряд ли среди этих беснующихся внизу волн можно выстоять и вернутся обратно живым. Не дай Бог, чтобы он попал в лапы к этому угрю, он же его на куски разорвет.

— А он мог упасть?

— От рывка, запросто.

— Нам лучше пойти за помощью.

— Ну, помощь Персивалю вряд ли уже нужна, сэр, все что ему теперь надо, немного благословения, как любой другой правоверной душе, отошедшей в мир иной. Раньше он был сплошным ужасом для дам, но в эти последние дни заметно исправился. Я часто видела, как он с трудом взбирался на велосипед, чтобы исполнить свой духовный долг. По мере того, как проходят года и все ближе становится Божий аукцион, они все больше бухаются на колени и набиваются в друзья к вышестоящему, предлагая ему сигареты, свою вину, икоту, кашель и замусоленные монеты.

— Понятно.

— Конечно, если бы он был ранен, то мы бы увидели его там внизу пронзенного. А если он пошел на корм угрю, то об его останках можно забыть.

Шарлен ведет Клементина обратно по туннелю. Мимо темниц, вверх по спиральной лестнице, через кладовые и кухни и черным ходом через прихожую для слуг к узкой двери, выходящую в вестибюль Октагональной комнаты. Закрываю глаза руками и ложусь рядом с вечерней одеждой, аккуратно разложенной Персивалем. Уже мертвым где-то там в море. Шарлен сказала, что она поищет его в замке. Вместе с мисс Овари, Оскаром и Имельдой. Будем ждать. Моментально отключаюсь от суеты замка. А где Элмер? Кто-то стучит в дверь.

— Войдите.

— Извините, сэр, но пока никаких признаков Персиваля. Но мы наткнулись на такое, отчего и сам дьявол сгорел бы со стыда. Боже, там в пожарке что-то жгут и явно с какой-то примесью. И джентльмен в неприглядном виде. Приглашал нас войти. Судя по его манерам, он нас чуть ли не на бал звал. Мисс Овари выбежала с криками, что она ничего общего не желает иметь с подобными делами. Сказала, что на нас попадали змеи. Думаю, у нее начались галлюцинации из-за того, что этот человек не уделил должного внимания своей одежде. Вам что-нибудь принести?

— Нет, спасибо.

— Сэр, можно вам кое-что сказать?

— Прошу вас.

— Если мисс Овари не вернется, когда сказала, можно я на кухне все возьму на себя? Ей не надо будет иметь дела с мужчинами, а то там внизу нас осаждают джентльмены, один выскакивает на нас из-за колонн, другой поджидает в посудомоечной. Это ничего, если я им скажу, чтоб они оттуда убрались?

— Да, конечно.

— А теперь, сэр, я скажу вам самое главное. Эта банда выживает вас из дома и ничего не делают, лишь только чай пьют. А тут еще одна из них, эта дьяволица, спустилась в кухню среди ночи, нажарила столько бекона с яйцами, что можно армию накормить, приказав мне убраться, когда я пыталась разжечь утренний огонь. Вы в порядке, сэр? У вас голова болит?

— Глаза немного болят.

— Я сейчас помогу. Так, давайте я положу вам влажную тряпочку.

Шарлен укладывает на лоб Клементину компресс. Вдыхаю запах ее влажной юбки из плотной шерсти. Слышу как на дворе постукивают колеса. Лежу, закрыв веки, готовый к такому нежному уходу. Далекое завтра. Прошу приди. Без тонущих слуг. И гостей, размахивающих своими инструментами. Не хватает силы воли вернуться обратно и сказать этой даме, что Персиваля нет, так что забудь о бензине. Голова раскалывается. Мне нельзя расклеиваться. Опять лежу в постели. Как всегда, когда плохо себя чувствую. Начинаю ставит компрессы на лоб. Что я и делал в доме у тетушки, слабый свет пробивался сквозь три окна, выходящих на улицу. Почтовый ящик на телефонном столбе поскрипывал каждый раз ночью, когда кто-нибудь опускал в него письмо. Отсылая приветствие, уходящее через полуночные руки, отштемпелеванное и проштампованное, аккуратно запакованное, вниз по лотку и далее, далее вокруг земли. Прошу, не наклоняйся. Любовное воспоминание еще во мне.

— Шарлен, у Персиваля есть родственники?

— Ни души, насколько я знаю.

— Если найдем тело, то нужно будет его похоронить.

— Без проблем. Шон, кузнец, что в городе, быстренько сколотит ящик. А у вас, здесь, есть собственное кладбище, ждущее его. Омойте его несколькими бутылками виски. Сегодня очень холодно. Я зажгу несколько кусков торфа, чтобы немного согреться. Сэр, во дворе звонят, кто-то должно быть у парадной двери, мне посмотреть?

— Пожалуйста.

Смотрю в потолок, по которому ползет черный жук. Чувствую дыхание Шарлен на своем лице, сладкое и теплое. В книжке по этикету читал, что совокупление со служанками воспитывает наглость, ведущую к поеданию копченого лосося хозяина и безудержному поглощению его напитков. И даже стрельбе из его оружия. Если сквайру можно побаловаться, то хозяину лучше остерегаться. Хочется приподняться и притянуть к себе Шарлен. Очарован твоими глазами. Одни округлости переходят в другие. Попка белая, как твои щечки. Как две лампы, горящие у тетушкиного дома. Бомбардируемые всю ночь жуками. Тогда на улицах царствовал террор. Людей убивали за копейки прямо на газонах. Так что, когда я выздоровел и смог передвигаться побыстрее, то упаковал свои саквояжи, забронировал билет на океанский лайнер и сел на поезд до побережья. Почти сбежал по толстым ухающим доскам на причал. Тетушка в течение пяти лет шесть месяцев в году жила на корабле. Говорила, что ей нравится корабельная жизнь. Мужчина в зеленой будочке проштемпелевал мой паспорт. Над головой с криками летали, кувыркаясь, чайки. Моряки отдали швартовы. Корабль дал гудок. Тетушка сказала, тот мир тебе понравиться. Тебе будет за что бороться. Повысит твои требования. В саду, на третьей палубе, подавали чай, пригласили всех пассажиров второго класса. Старый корабль с узким носом. Я сидел один за столиком. Увидел блондинку с вьющимися волосами и с припудренными улыбчивыми голубыми глазами. Я подумал, Бог ты мой, путешествие будет чудесным. И больше ее не видел. Весь рейс она пролежала в чреве корабля, так ее укачало. Три часа нас трепал ураган. В темноте море дыбилось черными водяными горами. Корма, где я, вцепившись, выглядывал в иллюминатор, ходила вверх-вниз, как лифт. Гигантские винты, выходя из воды, дрожью сотрясали судно. Я стоял, завернувшись в енотовое пальто. Смерть перестала преследовать меня на суше. А теперь я танцую с ней по океанским волнам. По обе стороны от входа в ресторан стояли две пальмы в кадушках. Джентльмен с песчаного цвета волосами сидел напротив меня за моим столиком, четырнадцатым по счету. Пассажиры по одному бегали к ближайшему ведру. Одного малыша вырвало прямо на стол. Двенадцать озабоченных пепельно-зеленых лиц умчались прочь. Оставив этого мужичину и меня. Аппетит у него был. Вычистил двенадцать тарелок копченого лосося. Застенчиво улыбнулся мне и кивнул головой, поглощая очередную порцию со своей тарелки. Я написал ему коротенькую записку, пояснив, что временно потерял голос. Он снова кивнул и улыбнулся. Спросил, играю ли я в шахматы. Он был импульсивным игроком, переполненный уверенностью. Неторопливо распозиционировав коней и слонов, я разгромил его в пух и прах. Каждый раз незадолго до финальных моментов этих кровавых бань он вскакивал на ноги и мерил шагами открытую палубу, чтобы оживить свою стратегию свежим морским воздухом. Его агрессивность на первых ходах всегда толкала меня на то, чтобы не дать ему выиграть. Те немногие пассажиры, которые еще могли передвигаться по качающемуся судну, толпились вокруг. Шахматисты-любители потихоньку ему подсказывали. Бойня тем не менее продолжалась. Он все также вскакивал и мчался на открытый воздух, шлепая себя по щекам и мотая головой. Возвращался и, выдавив на своем лице снисходительную улыбку, двигал своего ферзя в атаку. То, что надо. Мой конь весело всаживал копье в приватную заднюю часть его слона. И он снова сжимал свои кулаки до побеления. Один раз мне даже показалось, что он готов был вцепиться в мое молчащее горло и не дать мне пожить в замке моей тетушки. Вместо этого он вскочил на ноги и в молчаливой истерики прошелся гавотом по кают- компании. Позже, в комнате отдыха второго класса, рядом с дымовыми трубами теплохода, он превратился в симпатичного компаньона, счастливо попивающего пинту за пинтой горькое пиво. Рассказал, что попытал свое счастье в новом мире и добился своего. Сносил все свои ботинки в поисках работы. Делал стельки из газет чтобы раскаленные тротуары не жгли ему ноги. Сказал, что все те, кто на корабле, добились в новом мире своего. А сейчас помирают на палубе от рвоты. Полкоманды тоже в отключке. И капитан зашел в порт. Пока мы пережидали непогоду у города, когда-то снесенного взрывом. В бухте, над которой возвышался форт. Я сошел на берег с этим джентльменом. В старой деревянной церкви мы посетили воскресную службу. Он занял у меня монетку, чтобы пожертвовать ее, когда к нам подошли с подносом. Меня охватила какая-то странная грусть и я почувствовал, что у меня по лицу потекли слезы. Такой одинокий мир. Голоса слились в песнопении. Взлетая ввысь в благодарении. Поперек такта и я выдавил из себя две или три нотки. При переходе из одной земли в другую. На цыпочках между разного рода обманщиками, в своей жадности хватающих тебя прямо за яйца. У меня был всего лишь дом с газоном. Где можно было пережидать снежные зимы. А летом полежать в гамаке. Но когда я дембельнулся со флота, эти суки сказали, что у них есть вакансия на бирже. Посыльного. И во мне сыграло что-то отцовское. Я встал со своего места во время собеседования и сказал, ну, ты, писака, лапы вверх. Г-н Клементин, говорит он, вы что рехнулись? Он был в очках, волосы коротко стрижены так, что торчали во все стороны. Плеч у него не было, одни ляжки. Я понял, что грубость его расстроила. Он сказал, что собеседование показало, что я для данной должности не подхожу. То лето я провел на взморье. Шатался по пляжу. Поселился в прибрежной гостинице. Пропускал рюмашку, другую, мечтая о том, каким должен быть мир. Меня хвалили. Согласно кивали головами. И прежде всего надо отдать должное хозяевам этого бара. Хорошие ребята. Пианист в действительности президент большой корпорации. Все, что ты можешь сделать, просто подыграть. Дать на лапу. И вниз, вниз по ступенькам в одинокую комнату пансиона. В надежде сначала умереть в котильоне на последней секунде драгоценного момента, пойманной в конце фразы элегантной женщины, ах, какой он мужчина, ну, настоящий котик. И не только это, мадам, у меня еще и три яйца для перезвона. Вам должен понравиться. Их перезвон. Или просто прикосновение. Яиц.