Непохожие - Юлия Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Андрей Владимирович, приехали.
Да уж. Это точно. Приехали… В паху что тебе плащ-палатка натянута. Стоит о Нелли подумать — и всё… хм… по стойке «смирно». Ну ничего. Ничего. Я отыграюсь. Не отомщу, но отыграюсь, да… «Ты ещё пожалеешь, девочка, что со мной закусилась», — мелькает в голове довольно пугающая мыслишка. Я хмурюсь, не узнавая сам себя. Мне не нравится то, что эта баба заставляет меня чувствовать. Изнутри поднимается зловонная муть давно пережёванных и отработанных комплексов. Я будто сталкиваюсь с худшей версией себя, которую не могу ни перепрошить, ни вымарать из памяти. Мне, как последнему мудаку, коим она наверняка меня и считает, хочется её… уничтожить. Почему? Да просто потому, что могу себе это позволить. Дерьмо!
— Папа! — из глубины квартиры на звук открывающейся двери выбегает Мишель. Иногда меня спрашивают, почему я назвал дочь таким экзотическим для наших краёв именем. Я и сам не очень понимал, зачем это надо, когда Наташка впервые его озвучила. Что у нас, своих имён мало? Но почему-то, когда та же Наташка уже после рождения Мишель решила дать малышке имя попроще, именно я отстоял то самое первое, которое мне, в общем-то, не особенно нравилось. Назло её идиотскому аргументу, который перерос в вой:
— Ну, какая она Мишель? Какая она Мише-е-ель?! Кале-е-е-ека…
Расставляю по сторонам руки, чуть сгибаю ноги в коленях и ловлю упавшую мне в руки малышку. Мишка совершенно бесстрашная. Знает, что я всегда её подхвачу. Это доверие, которое у кого-то напрочь вышибает дух, а кого-то просто до чертей пугает осознанием своей ответственности перед маленьким хрупким человечком.
— Привет! Ты чего долго?!
— Соскучилась?
— Нет! — невинно хлопает ресничками мелкая хитрюга.
— Нет?! — рычу я. Мишка пятится назад, я наступаю… И тогда дочка с визгом срывается с места, будто и впрямь думает, что сможет от меня убежать. Хватаю её, подбрасываю. Мишель захлёбывается смехом. Из кухни на шум приходит Галина Сергеевна. Убеждается, что у нас всё хорошо, качает головой.
— Ужин накрывать?
— Нет, я съем эту сладкую попрыгунью!
— И не съешь! И не съешь! Я невкусная!
— Да уж. Моя запечённая свиная рулька точно повкусней будет. А у нашей Мишки можно разве что косточки обглодать… — смеётся домработница.
— Ну и ладно. Зато я не толстая. А когда выпрямится глаз — вообще стану красоткой!
Переглядываемся с Галиной Сергеевной. М-да… Мишка меньше суток провела в компании матери, и вы только её послушайте!
— Ты и так красотка. Пойдём, положишь мне поесть.
Мишель радостно качает головой. Она любит, когда ей поручают какие-то ответственные задачи. Как взрослой. Или здоровой… Рулька по-пражски удалась. С удовольствием ем, с чуть меньшим — слушаю доклад о том, как прошёл день Мишель с мамой. Нет, я её не ревную к бывшей жене, как это обычно бывает. Дело вообще в другом. В том, что, сама того не замечая или не понимая в силу скудоумия, какой эффект производит её болтовня на дочь, Наталья вбивает в Мишель комплексы, с которыми мне потом приходится бороться.
— Мама сказала, что меня ни за что не возьмут в профессиональный балет, но я могу заниматься для… — Мишка хмурит светлые бровки, — …для укрепления здоровья.
Чертыхаюсь про себя. Вот же курица! Наверное, когда раздавали мозги, моя бывшая жёнушка стояла в очереди за сиськами.
— Ну, знаешь, говорят, для человека с головой нет ничего невозможного.
Номер вроде прокатывает. Мишель веселеет. Я не знаю, насколько правильно я поступаю, лелея её мечты. Которые, да, наверное, всё же неосуществимы. Но я также не понимаю, как можно сказать ребёнку, мол, нет, эта история не про тебя. Я хочу, чтобы мечты моей дочери были смелыми и амбициозными.
Следующие несколько дней проходят в бесконечных делах, встречах и подготовке документов. Работы столько, что головы некогда поднять. Меня это даже радует. Нет времени на глупости вроде мыслей о Нелли. Хотя они нет-нет да и возвращаются. В основном, когда я уже в постели. Тактика «с глаз долой — из сердца вон» в моем случае не очень-то срабатывает. Может, всё дело в том, что она всё равно стоит перед глазами, как живая. Точней, сидит… Оседлав мои бёдра.
— Чёрт! — откладываю очки. Может, пришла пора мне её навестить? Или, зайдя через главреда, поинтересоваться, как продвигается наша статья. Интересно, Нелли вообще в курсе, что совсем скоро я стану её соседом? Хотел бы я увидеть, как она отреагирует, узнав об этом.
Отвлекая меня от раздумий, звонит телефон. Я настороженно замираю. Это уже рефлекс. Когда у тебя больной ребёнок, каждый такой звонок — испытание для нервов.
— Да, Георгий Иваныч? Что-то случилось?
— Вы, главное, не волнуйтесь, с Мишель всё хорошо.
Начало так себе, прямо скажем.
— Тогда что произошло?
— У нас её сопровождающей стало плохо.
— Галине Сергеевне? — туплю.
— Да. Давление скакнуло, пришлось даже скорую вызывать. Я вообще к чему? Мишель-то одна осталась.
— Я за ней приеду, — бросаю в трубку и, вскочив с кресла, снимаю висящий на спинке пиджак. — Она в порядке?
— Да. Она немного переживала за Галину Сергеевну, но нам удалось её убедить, что с ней не случилось ничего страшного. А потом она и вовсе переключилась на эту, знаете, журналистку…
— Какую ещё, мать её, журналистку?
— Которая пишет статью про фонд. Постойте, меня заверили, что вы в курсе!..
— Да, но… Я не позволял третировать мою дочь!
— Третировать? Нет, что вы. Они беседуют о чём-то своём, девчачьем. Мишель показывает гимнастические залы и массажные кабинеты… Болтает она без умолку, это да. Но Нелли, кажется, совсем не возражает.
Ещё бы она возражала! Нелли о таком сюрпризе, наверное, даже мечтать не могла. Срываюсь с места, по ходу дела набирая водителя. Местечко для реабилитационного центра я искал поближе к
