Холодные сердца - Антон Чиж

– Объясниться? В чем?

– Надеюсь, что могу передать ваше согласие.

Ингамов не спрашивал, а мягко приказывал, словно имел на это право.

Барышня набросила шелковый край халата на колено и позволила себе недовольный тон.

– Безусловно. Буду. Что-нибудь еще?

Посланник кивнул и растворился в зеленой тьме деревьев, обступавших дворик.

Катерина Ивановна сочла неприятный момент не заслуживающим внимания и обратилась к бутербродам. Казалось, ничто не могло испортить ее настроения. Однако бутерброды остались на блюде. Поиграв хлебными крошками, она оставила завтрак, вошла в дом и закрылась в спальне на ключ, чего не бывало. Она вынула из глубин платяного шкафа сверток в газетной бумаге.

Спальня была подвергнута придирчивому осмотру. Подходящего уголка не нашлось. Катерина Ивановна вышла в гостиную, прислушалась к грохотанию кастрюль на кухне и подошла на цыпочках к печи, выложенной кафелем. Она засунула руку глубоко в печь, пристроила там сверток, прижала, заглянула в пыльную темноту и затворила чугунную дверцу.

Ладони посерели от пепла. Она брезгливо отряхнулась. На руке, чуть выше локтевого сгиба, красовался черный след нагара, который никак не хотел поддаться, сколько ни терла пальчиком. Пришлось применить платочек, смоченный в крепких духах. Вскоре на холеной коже осталась только розовая полоска. И никаких следов. Что ей очень понравилось. Так хитро вышло.

Фабричные строения в иных столицах пугают мрачным видом и торчащими трубами. Наш Оружейный завод трубу тоже имел. Но походил больше на игрушечный городок красного кирпича, а не на кузницу смертельного оружия. Таким был ладным, маленьким, можно сказать ухоженным. Стены чистые, дорожки подметены и выложены булыжником, а огромные окна пропускают вдоволь света. Что не только красиво, но и необходимо. Электрическую станцию у нас построили лишь в прошлом году. Несмотря на мирный вид, завод наш – заведение грозное и солидное. Оружие делает знатное. На парижской выставке получил награду как лучший завод Европы. Даже англичане во время Крымской войны обстреливали его с кораблей, а на десант не решились. Еще недавно трудились тут крепостные мужики из ближайших деревень, приписанные к фабрике. Нынче нравы смягчились, мужики вроде как свободны, но, кроме завода, податься им некуда. Так что не хуже крепости.

Ротмистр направился к заводоуправлению, домику в два этажа, романтично расположенному на пригорке. Вокруг Управления были разбиты газоны, как в парке, аккуратный мостик перекинут через канал, выложенный камнем. И даже окна красиво обведены белым кирпичом. Что на общем краснокирпичном фоне смотрится выигрышно. Словно сюда перенесли кусочек уютной Голландии. Сразу видно, кто руку приложил: царь-плотник с голландской ориентацией.

Но меры предосторожности и охрана завода были скорее воображаемыми. Обнаружить посты, караулы или, на худой конец, стоящего на страже заводского полицейского не удалось. Заходи, кто хочешь. Ротмистр без всяких церемоний, подписания разрешений и прочей чепухи вошел в приемную директора и спросил, на месте ли генерал. Адъютант, занятый разглядыванием журнала мод с точеными барышнями, не спросил удостоверения, а только поинтересовался: кто и по какому вопросу. Простота нравов – мирная до изумления. Откровенно говоря, дружеские услуги Леонтия были излишни. Ванзаров мог посетить завод столь же непринужденно, как общедоступный театр.

Адъютант с некоторым сожалением отложил журнал, неторопливо (о, эти уездные нравы!) привел в порядок мундир, пригладил височек, деликатно постучался и скрылся за белыми дверями.

– Думаю, шпионам тут делать нечего, – сказал Ванзаров.

Ротмистр проникся откровенной глупостью положения, в которое сам же и попал.

– Это почему же? – раздраженно спросил он.

– Для любого шпиона этот завод чистое оскорбление: красть секреты не надо, заходи и бери что хочешь. Никакого удовольствия.

Неизвестно, что ответил бы уязвленный ротмистр, но тут появился адъютант и пригласил войти.

– Вы уж тут побудьте, я быстро, – сказал Ванзаров, направляясь в кабинет.

Леонтий пребывал в растерянности.

– Но как же…

– Нечего вам там делать, лучше подождите здесь: вдруг шпион заглянет на огонек, вы его и сцапаете.

Навстречу Ванзарову поднялся невысокий грузный человек в генеральском мундире. Чуть полноватое лицо, аккуратная «профессорская» бородка, высокий чистый лоб и мягкий, добродушный взгляд доказывали, что Сергей Иванович Мосин носит мундир исключительно по необходимости. Инженерный талант создателя уникальной по простоте и надежности винтовки мог найти применение только на военном поприще. Здесь можно было довести инженерные идеи до конкретного результата. Сергей Иванович не жалел сил и здоровья, чтобы винтовка, которой отказали в имени изобретателя, была поставлена на вооружение.

– Рад вас видеть, господин Радецкий… – Мосин запнулся, взглянул на бумажку и добавил: – Буй.

Ванзаров пожал протянутую руку и честно признался, что он не совсем Буй и, в общем, не Радецкий. И даже не из Генерального штаба. А совсем из другого учреждения.

– Неужели действительно сыскная полиция!

Генералу было по-мальчишески интересно встретить настоящего сыщика. Ванзаров представился официально и готов был показать зеленую книжечку Департамента полиции. Но этого не потребовалось. Генерал предложил садиться, узнал, не желает ли гость чаю, и вообще был рад новому лицу.

– Так чем могу помочь, Родион Георгиевич?

– Меня интересует один ваш служащий: некто Жарков. Знаете его?

– Странно было бы, если бы директор завода не знал своего инженера. А что бы вы хотели узнать о нем?

– Все, что можете рассказать без грифа «секретно».

– Он попал в дурную историю?

– Скажем так: мой интерес связан с одним делом, к которому Жарков имеет некоторое отношение.

Мосин улыбнулся ему искренно, словно старинному другу.

– Ох, секреты сыщика! Ну, не буду вас донимать расспросами. А что же касается Жаркова… Толковый юноша. Мог бы больше приносить пользы, но ветер в голове. Загорается и сразу гаснет. У него в подчинении сборочный цех. Ничем особым не отличился, даже, я бы сказал, несколько ленив. Семью пока не завел, что тоже характерно. Но ничего дурного сказать не могу. Ах нет, вот опять опоздал сегодня на службу. Теперь точно взыскание получит.

– И давно стал опаздывать? – спросил Ванзаров.

– Да вот последние дни стал какой-то рассеянный. Мне доложили, уже третий день подряд вовремя на месте нет. Так нельзя. Это безобразие, честное слово.

– Только последние дни так изменился?

– Кажется, так…

– Как насчет выпивки?

– Наверно, не брезгует, молодой ведь еще. Но в злоупотреблении не замечен.

– Жарков собирался в отпуск или в командировку?

Генерал приподнял брови.

– С чего вы взяли, Родион Георгиевич? Это совершенно невозможно. Сейчас у нас горячее время наступает. Ни о каких отпусках не может быть и речи.

– Это я так, к слову, – сказал Ванзаров. – Прошу простить за нескромный вопрос: ваши подчиненные могут вынести с завода кое-что…

– Я вас решительно не понимаю… – ответил Мосин. – Вы на воровство намекаете?

– Скажем так: мог Жарков взять саперную лопатку или штык?

– Это невозможно. У нас строжайший учет.

– Как часто сверку складов делаете?

– Раз в неделю.

– То есть Жарков, если и взял, мог успеть вернуть.

– Вы говорите очень странные вещи. Не знаю, что вам на это ответить. Зачем Жаркову лопата? Грядки вскапывать? А штык?

– И я бы хотел это знать, – сказал Ванзаров. – Позвольте последний вопрос?

Мосин был рад продолжению такой приятной беседы.

– Кто же это придумал строить фешенебельный курорт рядом с военным заводом?

– А что в этом такого?

– Шпиону не трудно затеряться в толпе отдыхающих, а между процедурами выведывать секреты и тайны. Разве нет?

Генерал очень строго посмотрел на штатского гостя.

– Это решительно невозможно. У нас и муха не пролетит, не то что шпионы. Для этого полиция фабричная имеется.

– Значит, мой вывод ошибочен, – сказал Ванзаров, поднимаясь. Он попрощался и спросил разрешения вернуться, если возникнет такая необходимость. Мосин был гостеприимен и все пытался узнать, чем же вызван интерес сыскной полиции к его инженеру. Ему ответили нечто невнятное. Уточнить Сергей Иванович счел неприличным.

Когда Ванзаров и Радецкий-Буй вышли из Управления, Леонтий сохранял спокойствие. Армейская выдержка, не иначе. Молчание затягивалось.

Шагах в двадцати, где начинался аккуратный газончик, виднелась одинокая фигура. Какой-то господин в потертом сюртуке, с которого спороли форменные пуговицы, делал вид, что бесцельно осматривает окрестности. Заметив Ванзарова, он ленивой походкой скрылся за углом дома.

Ротмистр ничего не заметил, он был занят размышлениями.