Операция "Раскол" - Стивен Стюарт

«Двое молодых людей, Хисс и Филд, немедленно потянулись друг к другу. Алджеру Ноэль казался человеком английского типа, и это ему нравилось. Его привлекали спокойные солидные манеры и очевидная культура высокого и слегка сутулившегося Ноэля Филда. Очень быстро они подружились семьями. Жена Алджера Хисса – Присцилла быстро усвоила фамильярно-дружественную манеру общения квакеров друг с другом. Все четверо собирались на семейные обеды. Приходя в дом к Хиссам, Филды затевали возню с детьми, которых они обожали. Вместе с Дагганами, остававшимися лучшими друзьями Филдов, они образовали тесную и дружную группу, имевшую много общих интересов. Алджер был энергичным, остроумным человеком, везде чувствовавшим себя непринужденно. Ларри Дагган был человеком светлого ума, рассудительным, практичным и язвительным. Ноэль был импульсивной натурой, знающим, но не уверенным в себе человеком. Он всей душой льнул к своим друзьям, восхищаясь, как всегда, людьми, уверенными в себе. Всех их захватила идея переделки мира, популярная в Вашингтоне, они остро ощущали свою значимость как свидетелей рождения нового лучшего общества».

Конечно, левые не понимали Рузвельта и занимали все более крайние позиции. Для Ноэля Филда, который в тот период даже не думал о вступлении в коммунистическую партию, все могло кончиться, как и для тысяч других молодых людей, невинным флиртом с коммунистическими идеалами. Обстановка в мире была крайне сложная, казалось, что выбор может быть сделан лишь между уродливым капитализмом, фашизмом и воинствующим социализмом.

Многие молодые люди из привилегированных семей, особенно такие чувствительные, как Ноэль Филд, не могли удержаться от сравнения своего благосостояния с ужасами нищеты и экономической эксплуатации, которые они видели вокруг себя. Возможно, что Филда отличало от людей его класса лишь отсутствие здравого цинизма. Он был политическим ребенком в мире взрослых.

Это несколько ребяческое качество Филда временами такое привлекательное, стало приобретать более мрачный характер в середине 30-х годов. Подобно многим другим молодым людям, он был глубоко взволнован статьей Пауля Массинга в американском левом журнале «Ныо массиз» о злоключениях и пытках того в нацистской Германии. Эта история, рассказанная немецким коммунистом, была первым свидетельством очевидца о том, что из себя представляли гестапо и его трудовые лагеря. Оно подкрепляло утверждения левых в их пропаганде против нацистов.

Когда Ноэль узнал, что жена автора статьи находится в Нью-Йорке, он пригласил ее на обед. Он не мог знать, что Хедда Массинг была советским агентом, задачей которого было вербовать в качестве агентов представителей американской интеллигенции, особенно тех, кто работал в правительственных учреждениях. После случайного знакомства с Филдом было решено, что он должен стать ее главной целью. К 1935 году левые убеждения Филда фактически уже перебродили и он решил открыто вступить в Американскую коммунистическую партию. Первой задачей Хедды Массинг было постараться убедить его не делать этого. В качестве ответственного чиновника государственного департамента он имел огромные перспективы для использования его русскими. Вступив в коммунистическую партию, он должен был бы оставить свой пост и потерял бы какую- либо ценность как информатор. Имеетея доказательство, что Ноэль Филд подавал заявление о вступлении в партию, но оно было отклонено лидером партии Эрлом Браудером, как полагают, в соответствии с инструкциями из Москвы. Отклонение заявления глубоко ранило Филда, он никогда не мог простить Браудеру этого.

Тем временем Хедда Массинг и ее муж Поль, которому удалось перебраться в США из Германии, почти день и ночь работали с Филдом, убеждая его в необходимости остаться на своем посту, с тем чтобы содействовать успеху борьбы за «международный мир» путем передачи им секретной информации государственного департамента для последующего направления в Москву. Филд не соглашался. Он говорил о лояльности к своей стране, о доверии, которое питали к нему его руководители. Но в целом он был легкой добычей для такого опытного и хорошо подготовленного агента, как Хедда Массинг.

В 30-е годы довольно много людей, подобно Филду, придерживалось той точки зрения: фашизм настолько страшен, что любая мера оправдана для того, чтобы уничтожить его. Все «прогрессивные» свято верили, что однажды Гитлер нападет на Россию и что война между ними будет не чем иным, как борьбой за защиту самой цивилизации. В свете этого Ноэль Филд в конце концов пришел к выводу, что на него возложен более высокий долг, чем лояльность к государственному департаменту: долг перед всем человечеством. Этот сложный человек имел противоречивый характер. Он бегло говорил на иностранных языках и стремился к работе за границей: вместе с тем ощущал себя принадлежащим Америке, привязанным ко всему, что там происходило. Противоречия между своими метаниями, как он их понимал, он разрешил в типичной для него наивной манере. Он передавал Хедде Массинг документы, предварительно убедившись, что они не имеют важного значения и не могут повредить его стране. Складывалась ситуация, которая не могла продолжаться долго. Даже если бы он начал с передачи меню столовой, все равно он оказался бы в тисках порочного и подозрительного шпионского аппарата.

Однако Ноэль Филд неожиданно проявил твердость характера. Он быстро понял, что сделал первый шаг на пути к предательству, и, чтобы избежать в дальнейшем вреда дня своей страны, предпринял смелые шаги, которые нанесли вред и его карьере в государственном департаменте, и его отношениям с новыми русскими хозяевами. Последние никогда не простили ему этого.

В 1936 году перед ним открылись две возможности по работе. Первая состояла в том, что он мог стать работником секретариата Лиги Наций в Женеве, вторая – возглавить германский отдел государственного департамента. Хотя Филд страстно верил в миссию Лиги Наций, он понимал, что от нее скоро будет мало толку. Что же касается германского отдела, то назначение в него не только являлось большим выдвижением, но и предоставляло Филду возможность заняться той единственной страной, которую он считал угрозой цивилизации. Находясь в этом отделе, он смог бы оказывать влияние на американскую политику. Но он отказался от этой должности, как полагают, из-за того, что этот отдел был вовлечен в то время в подготовку нового американо-германского соглашения о торговле и должен был проявлять «дипломатичность» в отношениях с германскими дипломатами в Вашингтоне. А Филд на это органически был не способен. Трудно поверить, но подготовка, которую он получил в государственном департаменте, не оставила на нем своих следов; он был не способен выполнять публично обязанности, против которых внутренне все время восставал. Что же касается русских и Хедды Массинг, то для них не было сомнения в том, какую должность он должен выбрать. Русский агент, руководящий германским бюро в государственном департаменте, имел бы совершенно исключительное значение, принося невероятную пользу. Филд стал бы одним из самых важных агентов русских в западном мире. Поэтому на него было оказано чрезвычайно большое давление, чтобы вынудить его принять назначение. Однако в апреле 1936 года Ноэль Филд неожиданно заявил, что чувствует себя морально обязанным работать для Лиги Наций, упаковал чемоданы и уехал в Женеву. Не осталось никаких документов, объясняющих, какие мотивы на самом деле побудили его отказаться от германского отдела. Конечно, ему был свойствен крайний идеализм, но в данном случае факты свидетельствуют об ином. Ноэль Филд совершенно сознательно решил не допустить своего превращения в послушного русского агента. А он понимал, что, оставшись в тот период в Вашингтоне, он не смог бы этого избежать. Для него было невозможно оставаться лояльным и добросовестным чиновником государственного департамента, но точно так же для него было невозможно руководить германским отделом, передавая русским каждую конфиденциальную и секретную телеграмму, которая проходила бы через его руки. Он не был эмоционально подготовленным для того, чтобы выдержать конфликт с лояльностью, но он и не был настолько преступником, чтобы стать советским шпионом.