Обжора-хохотун - Макс Фрай

— Ну сегодня-то у нас никого не убили, — заметил сэр Джуффин. — Значит, тебе и беспокоиться не о чем.

Я не стал спрашивать, кого убили в девятый день пятьдесят девятого года. Но информацию к сведению принял. Оказывается, и такое случается.

Обед в «Обжоре Бунбе» был великолепен. Кроме разве что десерта, одновременно с которым возле нашего стола появился сэр Шурф Лонли-Локли. Не то чтобы вид его старомодного белого балахона вот так сразу лишил меня аппетита, просто сэр Джуффин очень быстро, буквально в двух словах, объяснил своей штатной Истине, чем она теперь будет заниматься в свободное от истребления мирных граждан время. Лонли-Локли кивнул и сказал:

— Пойдемте, сэр Мелифаро, у меня как раз есть два часа с четвертью.

По выражению его лица мне сразу стало ясно — о том, чтобы потратить эту самую четверть на завершение обеда, и речи быть не может. Пришлось оставить почти нетронутый десерт начальнику. Я бы не удивился, узнав, что все было затеяно именно ради этого. Такого пройдоху, как сэр Джуффин Халли, еще поискать.

Так или иначе, но три минуты спустя — ровно столько времени у нас отняла дорога к Дому у Моста — мне стало не до десерта. А уже через дюжину секунд после того, как за нами закрылась дверь кабинета Лонли-Локли, я перестал обращать внимание на его равнодушную физиономию и даже на старомодный покрой его лоохи. Этот отвратительный тип рассказывал и показывал настолько интересные вещи, что все остальное утратило значение.

А когда я обнаружил, что у меня все получается, зачастую с первой попытки, я и думать забыл о том, как он на меня смотрит. Даже соблазнительно описанная сэром Джуффином высокая цель — плюнуть на макушку учителя с высоты обретенного могущества — уже к вечеру перестала маячить перед моим внутренним взором. Когда занимаешься своим делом, не до ерунды. Поэтому о нашей с сэром Лонли-Локли якобы взаимной антипатии я вспоминаю только в редкие минуты досуга; впрочем, я уже давно не верю, будто он ее действительно когда-то испытывал, а попытки сделать вид, будто неприязнь ощущаю я сам, в последнее время развлекают меня все меньше и меньше.

Словом, учиться азам Очевидной магии было невероятно интересно. Рассказывать же об этом даже скучнее, чем про учебу в Высокой Школе, поскольку, в отличие от моих профессоров, сэр Лонли-Локли глупостей никогда не говорил и, увы, не делал, даже нетрезвым на занятия ни разу не пришел — глупо было на это рассчитывать. Поэтому не стану отчитываться вам о долгих часах, проведенных сперва в кабинете Шурфа, а потом, когда мы приступили к более-менее серьезным вещам, — в глубоких подвалах под Хуроном, надежно защищающим Мир от разрушительного действия колдовства. Как я понимаю, именно эти полезные подвалы перешли во владения Тайного Сыска в результате моей судьбоносной попойки с Бугаги Уду-баном.

Что касается самого Бугаги, его жизнь, как ни удивительно, тоже изменилась к лучшему. Кое-как очухавшись от грез, навеянных ароматом цветущей фаумхайны, он даже слушать не стал вопли разъяренного родителя. Объявил, что завтра же уезжает в Куманский Халифат — с отцовским благословением или без такового, это уж как получится. Не знаю, как они пришли к согласию, но дело кончилось тем, что Бугаги получил место в одной из отцовских контор в Кумоне[13], а новым послушником Ордена Семилистника стал его братишка. Теперь-то он уже Младший Магистр Семилистника — не то чтобы такой уж выдающийся колдун, но по сравнению с Бугаги практически гений. Вон даже наш сэр Шурф его из Ордена не выпер, когда вступил в должность Великого Магистра, а чистку рядов он им тогда устроил знатную, убийца он и есть убийца, хоть три парадные магистерские мантии на него напяль.

Поначалу я отрабатывал уроки и непристойно щедрое даже после вычетов в пользу Гоппы Талабу-на жалованье ночными дежурствами, — сэр Макс, помню, долго верил, будто место в Тайном Сыске досталось ему исключительно по причине его пристрастия к ночному образу жизни; на самом деле у нас все с этого начинали, даже леди Меламори, великий мастер великого преследования всего, что движется, после того как поступила на службу, первые полгода только и делала, что училась спать сидя в кресле да смотреть в рот сэру Джуффину. Ночью, вопреки общепринятым представлениям, будто это самое подходящее время для торжества темных сил, все-таки гораздо спокойнее, чем днем, к тому же, если какой-нибудь злодей все-таки вылезет из-под одеяла и, отчаянно зевая, отправится на подвиги, всегда можно послать зов дрыхнущему начальству. Оно это не то чтобы поощряет, но принимает как неизбежное зло.

Вскоре шеф подсунул мне чрезвычайно запутанное с виду, но, как я сейчас понимаю, простое по сути дело шимарского принца Айонхи, который, если верить очевидным фактам, был могущественным колдуном и жестоким убийцей. Но стоило обратить внимание на факты чуть менее очевидные, и этот злодей оказался невинной жертвой умеренно ловкого клеветника. Дело требовало скорее умения подробно расспрашивать, внимательно слушать и логически мыслить, чем ворожить, поэтому я справился с ним всего за сутки и был доволен собой, как никогда прежде. А уж как был мною доволен сэр Джуффин — до сих пор вспоминать приятно. Хоть и понимаю я теперь, что это было просто проявление его незаурядного актерского дарования. Таков уж наш шеф — использует всякий повод объявить своих подчиненных гениями. Не то чтобы это было совсем уж откровенной ложью, но подлинная правда заключается в том, что работать с гениями проще и приятнее, чем с тупицами, да и требовать от них можно гораздо больше, вот Джуффин и усердствует, нахваливая нас почем зря.

А когда молодой балбес вроде меня начинает всерьез верить похвалам, сэр Джуффин аккуратно ставит его на место. То есть дураком не называет, какое там, похвалы продолжают изливаться из уст шефа благодатным дождем. Но одновременно из этих самых уст изливается новое задание. На первый взгляд — проще простого. На деле — за пределами возможностей молодого балбеса. Ну, скажем, так, на самой границе этих грешных пределов.

Меня сэр Джуффин Халли послал собирать кельди. Он, страшно сказать, до сих пор иногда так делает. Это его любимая изощренная пытка, предназначенная специально для меня. На мой вкус, искать кельди — это даже хуже, чем ловить сортирных демонов, чьи повадки и привычки я уже успел изучить столь досконально, словно мы с ними долго жили одной большой дружной семьей.

Кельди — это просто эльфийские деньги. В смысле, кейифайские. Звучит не слишком угрожающе, правда? Мне поначалу тоже так казалось.

С эльфами у нас все обстоит непросто. Те, которые по сей день живут в Уандуке и называют себя кейифайями, — великий, почти всемогущий, практически бессмертный народ, это вам всякий скажет. Их магия у нас на Хонхоне почти не изучена, но те крохи знаний, которые нам все-таки достались, дают приблизительное представление о возможностях владеющих ею существ. Собственно, в глубокой древности кейифайи завоевали ту часть Хонхоны, на которой теперь находится Соединенное Королевство. Ну как завоевали — пришли из-за моря да и поселились, к неописуемому восторгу местного населения, добродушных и жадных до новых впечатлений крэйев. Воевать этим захватчикам, насколько я помню из курса истории, пришлось исключительно между собой. Дело кончилось тем, что править отвоеванной у собственных соратников территорией стал Ульвиар Безликий, с которого, строго говоря, и начинается наша официальная история. Кейифайи смешали свою кровь с любвеобильными крэйями, а с тех пор как к этому веселью присоединились люди с Чирухты, в нашей генеалогии сам Лойсо Пондохва ногу сломает — надеюсь, он у вас сейчас не гостит и не выйдет из соседней комнаты, чтобы призвать меня к ответу за употребление этой поговорки, по сей день популярной среди столичных жителей?

Словом, с одной стороны, эльфы, они же кейифайи, — это могущественные коренные жители Уан-дука и по совместительству предки чуть ли не четверти населения Соединенного Королевства. А с другой стороны, у нас есть, вернее, были чистокровные эльфы из Шимурэдского леса, древние, как сама история. Строго говоря, они гораздо старше истории — по крайней мере, истории Угуланда, которая начинается с того, что сразу после высадки на гостеприимные берега Хурона уандукский принц Токлиан вусмерть рассорился со своим побратимом Ульвиаром Безликим, но войну не объявил — все-таки их связывали узы покрепче кровных. По неведомой ни мне, ни нашим историкам причинам Токлиан не захотел возвращаться домой в Уандук. Вместо этого увел своих людей в Шимурэдский лес, где они устроились в полном соответствии со своими привычками и потребностями, то есть заколдовали лес и его ближайшие окрестности до полного изумления и жили там несколько безмятежных тысячелетий, никому не досаждая, пока не попробовали вино, которое существам этой расы лучше даже нe нюхать. Шимурэдские эльфы снились праактически в один день. Подозреваю, сами рады были бы завязать, но не могли, для них это процесс необратимый. Бессмертные пропойцы ютились в своем заколдованном лесу Магистры знают сколько веков, пока их не прикончил какой-то неведомый противник пьянства, всех в одну ночь[14]. С тех пор еще и дюжины лет не прошло, так что во времена моей юности шимурэдские эльфы были живы и благополучны — насколько вообще можно быть благополучным после тысячелетнего запоя. И время от времени они чудили — не то чтобы со зла, скорее просто спьяну.