Русская историография. Развитие исторической науки в России в XVIII—XX вв - Георгий Владимирович Вернадский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Философия Гегеля динамична и проникнута духом истории. Он называл государство организмом, строителем которого является история. По мнению Гегеля, нельзя народу навязать отвлеченную конституцию. «Каждый народ имеет ту конституцию, которую он заслуживает». Тем не менее Гегель формулировал общую идею конституционного государства как политический образец. «Истинное государство, как всякое явление абсолютной идеи, должно содержать в себе три момента: 1) момент общности, который выражается в законодательной власти; 2) момент подведения конкретного под общее – власть правительственная; 3) момент целостной личности – королевская власть» (Н. Н. Алексеев).
Практически Гегель считал прусскую конституцию своего времени лучшим выражением этих принципов. Но он допускал возможность того, что с течением времени другие народы могут выдвинуться на первое место, в частности славяне. В «Философии истории» он говорит: «Мы находим сверх того на востоке Европы великую славянскую нацию, местожительство которой простирается от Эльбы вплоть до Дуная… И все же эта вся масса исключена из нашего рассмотрения, так как она до сих пор не выступала как самостоятельный момент в ряду оформлений разума в мире. Случится ли это в будущем – не наше дело; ибо в истории мы должны заниматься прошедшим».
Характерным для 1820-х, 1830-х и 1840-х годов было образование целого ряда философских кружков для изучения Шеллинга и Гегеля. Первым в России таким кружком были «ученые беседы» студентов Московской духовной академии, секретарем которого был Ф. А. Голубинский. Он же, по-видимому, был и инициатором этого кружка (поступил в студенты Московской духовной академии в 1814 году – ему было в это время семнадцать лет).
Следующим таким кружком было «Общество любомудров» в Москве, образовавшееся в 1833 году. Председателем его был князь Владимир Федорович Одоевский (1803–1869), секретарем – Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805–1827). В числе членов общества находились И. В. Киреевский и А. И. Кошелев (будущие славянофилы), С. П. Шевырев и М. П. Погодин (оба потом профессора Московского университета) и еще несколько человек. В 1824 году общество издавало альманах «Мнемозина» – первый философский журнал в России. Редакторами его были Одоевский и В. К. Кюхельбекер, участник тайных политических обществ.
Одоевский был человек многосторонних дарований и интересов – писатель, музыкант и музыковед, философ, веривший в мессианскую миссию русского народа. Главный его дар был музыкальный. Музыка внутренне была ему ближе всего и нужнее всего.
В области философии Одоевский, исходя из Шеллингова понятия Абсолюта, стремился к новому построению эстетики. В эстетике Одоевский высшее место отводил музыке.
В начале 1830-х годов Одоевский отходит от шеллингианства и погружается в изучение мистической литературы – Арндта, Эккартсгаузена, Сен-Мартена, Пордеджа, Баадера.
В своей историософии Одоевский приходит к разочарованию в западной культуре и подвергает ее резкой критике. Спасение Европы возможно, по его мнению, лишь в том случае, если на сцену истории выступит новый народ со свежими силами. Таким народом, по убеждению Одоевского, является русский народ. «Мы должны спасти душу Европы… Девятнадцатый век принадлежит России».
Душою «Общества любомудров» был Д. В. Веневитинов. Он страстно увлекался философией и поэзией и своим вдохновением заражал других. У него, несомненно, было крупное философское дарование и поэтический талант. По его собственному выражению, «философия есть истинная поэзия… Истинные поэты были всегда глубокими мыслителями, были философами». Задача философии, по его взглядам, – «учение о познании». В эстетике Веневитинов видел связующее звено между искусством и философией. Источник идей – интуиция («чувство порождает мысль»). Он умер 22 лет.
«Общество любомудров» прекратило свое существование после неудавшегося восстания декабристов на Сенатской площади (14 декабря 1825 г.). Соиздатель «Мнемозины» Кюхельбекер был арестован и признан одним из главных виновников бунта. Двоюродный брат Одоевского, Александр, также был одним из видных декабристов. Среди друзей Одоевского был и Рылеев.
Понятно, что «любомудры» опасались репрессий и решили закрыть свое общество. Одоевский созвал всех членов и в их присутствии сжег в камине устав и протоколы общества.
Личную дружбу и обмен мнений «любомудры» сохранили на всю жизнь. Дружил с некоторыми из них и Чаадаев. Особенно тесная дружба связывала его с Пушкиным. По существу же Петр Яковлевич Чаадаев (1794–1856), автор «Философических писем» и провозгласитель скептической оценки русской культуры, был одиноким мыслителем. Рано лишился родителей и остался на попечении тетки, княгини А. И. Щербатовой, которая дала ему превосходное образование. В 1809 году он поступил в Московский университет, а в 1812-м – на военную службу. Офицером лейб-гусарского полка участвовал в войне с Наполеоном. В начале 1821 году вышел в отставку и уехал за границу, где пробыл шесть лет. В 1825 году Чаадаев познакомился с Шеллингом и заинтересовался его философией. В 1832 году (уже из России) он писал Шеллингу (по-французски): «Изучение Ваших произведений открыло мне новый мир… Оно было для меня источником плодотворных и чарующих размышлений, но да будет мне позволено сказать и то, что, хотя и следуя за Вами по Вашим возвышенным путям, мне часто доводилось приходить не туда, куда приходили Вы».
За три года перед тем Чаадаев написал (по-французски) свои «Философические письма», но опубликованы они еще не были.
Как было уже раньше сказано, Н. И. Надеждин опубликовал первое из этих писем в журнале «Телескоп» в 1836 году (в неуклюжем русском переводе Кетчера). Письмо произвело фурор. «Телескоп» был закрыт. Надеждин поплатился кратковременной ссылкой. Вся тяжесть удара пала на Чаадаева.
Он был официально объявлен сумасшедшим. Его не заключили в госпиталь, а оставили жить в его доме под домашним арестом (он имел право раз в день выходить на прогулку). Ежедневно к нему приходили доктор и полицейский чиновник и получали свою мзду за визит. Через полтора года эти стеснения были сняты.
Некоторые места в письме Чаадаева вызвали возмущение не только в правительственных сферах, но и в довольно широких кругах русского общества.
«Мы, – писал Чаадаев, – никогда не шли вместе с другими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человечества, ни к Западу, ни к Востоку, не имеем преданий ни того, ни другого».
«Мы существуем как бы вне времени, и всемирное образование человеческого рода не коснулось нас».
«В самом начале у нас было дикое варварство, потом грубое суеверие, затем жестокое, унизительное владычество, следы которого не изгладились совсем и доныне, – вот горестная история нашей юности».
«Мы явились в мир, как незаконнорожденные дети, без наследства, без связи с людьми, которые нам предшествовали, не усвоили себе ни одного из поучительных уроков
