Журнал «Вокруг Света» №09 за 2008 год - Вокруг Света

Авгиева Россия

В нашей стране пока, к сожалению, преобладают обратные тенденции: с каждым годом проблема бытовых отходов становится все острее. Особенно это касается деревень, поселков, небольших городов, дачных товариществ и прочих населенных пунктов, зачастую вовсе не имеющих никаких способов утилизации мусора, кроме сваливания его в ближайший овраг, заброшенный карьер или просто в кусты. Обочины российских магистралей, полосы отчуждения железных дорог, опушки пригородных лесов давно превратились в сплошные многокилометровые свалки.

Обычно такое поведение объясняют бескультурьем. На самом деле наши сограждане как раз следуют древней и жесткой культурной норме, предписывавшей, как мы помним, перемещать отходы только в одном направлении: из центра — на периферию, из более освоенной части пространства — в менее освоенную. Вывоз мусора с места пикника или даже с дачи в город, даже сам внос мешка с уже выброшенным мусором в собственную машину (то есть перенос из «дикого» пространства в «свое») прямо противоречит этой норме — и потому психологически ощущается как нечто несуразное и невозможное. Зато наша психология радостно откликается на идею мгновенно убрать раздражающие взор отходы с глаз долой, например, закинув их в кусты или в воду. Поэтому практически в любом российском водоеме — реке, озере, городском пруду — непременно валяются старые покрышки, бутылки, газовая плита или холодильник. И если в этом водоеме купаются, то наибольшая концентрация отбросов наблюдается именно вокруг наиболее популярных мест захода в воду.

Кратковременная забастовка мусорщиков в Неаполе привела к коллапсу уличного движения. Фото: PHOTOSHOT/VOSTOCK PHOTO

Этот же механизм побуждает многих россиян регулярно использовать окна в качестве альтернативного мусоропровода, выкидывая в него если не пустые бутылки, то окурки и прочую мелочь. Ничего специфически российского в этой практике нет: как мы помним, меньше двух веков назад точно так же поступали парижане. Но европейского обывателя удалось отучить от этой привычки благодаря тому, что в западной культуре наряду с индивидуальным пространством всегда существовало и пространство общины, коммуны — не совсем свое, но уж точно не чужое и не ничье. Ситуация изменилась, когда в категорию «общинного пространства» смогли «перевести» территорию мегаполиса или даже всей страны. В кругу представлений нынешнего российского обывателя такого образа, увы, нет: за порогом его квартиры, за дверью подъезда начинается некая чуждая и даже отчасти враждебная среда, не имеющая ни смысла, ни закона, ни ценности. То есть то самое «дикое», абсолютно внешнее пространство традиционной культуры, в которое полагается отправлять отходы жизнедеятельности — не только потому, что его не жалко, но и затем, чтобы обозначить границы обжитого и осмысленного, свое присутствие в мире.

Наконец, в России в последние полтора-два десятилетия проявился обычный для «догоняющих» стран эффект: перенять потребительские стандарты оказалось несравненно проще и легче, чем соответствующую им бытовую культуру. Каким бы стремительным ни был взрыв потребления (и сопутствующий ему лавинообразный рост отходов) в Европе и Америке второй половины ХХ века, параллельно им — пусть с отставанием — менялись бытовые привычки людей и технологии обращения с отходами. На Россию же новые материалы и новые способы потребления свалились сразу же, в одночасье, не оставляя совсем никакого времени на приспособление к ним.

И все же ситуация небезнадежна. Опросы и локальные эксперименты показывают, что в стране неуклонно растет доля людей, озабоченных ее превращением в помойку и готовых противодействовать этому. В этом году в Санкт-Петербурге вступила в действие революционная для России городская целевая программа, предусматривающая раздельный сбор и глубокую переработку мусора (к концу выполнения программы тем или иным способом должно перерабатываться около 70% городских отходов). Сегодня в городе оборудовано около тысячи площадок с контейнерами для разных видов мусора (это примерно треть того, что нужно, чтобы пропустить через них весь городской бытовой мусор). Практика первых нескольких месяцев показывает, что большая часть населения с готовностью следует требованиям раздельного сбора. А если в системе возникают накладки (какие-то контейнеры вовремя не вывозятся и т. п.), обязательно находятся активные граждане, добивающиеся от коммунальных служб их устранения.

Но пока Санкт-Петербург — единственный большой город в России, где действует такая программа. Тем временем московское правительство утвердило программу строительства сразу шести новых МСЗ (на сегодня в России их всего десять, из них четыре — в Москве, и все они работают с явной недогрузкой). Так что окончательный выбор стратегии борьбы с мусорной угрозой еще впереди.

Борис Жуков

Взрослые игры

Среди путешественников, охочих до всяких чудес и курьезов, Шотландия пользуется репутацией почти анекдотической: мужчины тут ходят в юбках, военная история сводится к длинному списку поражений… И мало кто вспомнит, что, скажем, европейская научно-техническая революция во многом обязана местной интеллигенции. Чтобы убедиться в этом, достаточно хотя бы однажды побывать на Международном фестивале науки в Эдинбурге. Фото вверху ALAMY/PHOTAS

«Организационный комитет у нас вовсе не формирует программу фестиваля, — объясняла мне руководитель пресс-службы Рут Адамс. — Организаторов тут десятки, а наша задача только одна — служить им «зонтиком», координировать их усилия. О том, что планирует Оксфордский университет или Королевский ботанический сад, мы можем узнать в последний момент, но должны позаботиться, чтобы все запланированное оказалось в фестивальном буклете».

На первый взгляд представляется, что собравшиеся под этим «зонтиком» люди озабочены одной общей задачей — рассказать о происходящем в большом и очень взрослом мире науки маленьким жителям Эдинбурга или совсем юным туристам, попавшим в этот город — случайно или по плану родителей — в те две недели, что длится фестиваль. И дети с большой радостью приходят посмотреть, что на этот раз приготовили для них ученые, которые и сами-то частенько относятся к миру с детской непосредственностью и любопытством.

Но это только на первый взгляд. В действительности эдинбургский Международный фестиваль науки носит весьма серьезный характер и занимает важное, можно даже сказать лидирующее, положение в обширной сети международных мероприятий по популяризации науки. Подобные фестивали проходят и в Швеции , и в Новой Зеландии , и в Финляндии . В октябре этого года такой фестиваль пройдет и в США , в городе Сент-Луис, на родине Марка Твена. Можно предположить, что со временем их количество будет только расти. Но пока фестиваль в Эдинбурге самый продолжительный и известный.

Минули те времена, когда социальный статус академика или профессора казался пределом мечтаний. Сейчас на научные специальности университетов поступают преимущественно представители относительно маргинальных слоев, причем это общемировая тенденция. Дети элиты стремятся в бизнес-школы, финансовые академии или на юридические факультеты. Эта тенденция хорошо известна всем социологам, и по мере осознания она все больше беспокоит правительства экономически развитых стран. Дело в том, что современная социология ставит знак равенства между понятиями «постиндустриальное общество» и «общество рисков». Большая часть этих рисков связана с возможностью техногенных, экологических и гуманитарных катастроф. У естественных наук к концу ХХ века появилась новая функция — предвидеть катастрофу, оценивать ее вероятность, разрабатывать технологию минимизации последствий. Приток умов в эту область знаний сегодня необходим более, чем когда-либо.

Социологическая версия — лишь одно из возможных объяснений падения интереса к науке. В конце XIX — начале ХХ века прогресс сулил человечеству покорение природы и будущий комфорт. Думать об этом намного приятнее, чем о грозящей опасности и необходимости с ней бороться. Необходимость всегда вызывает неприязнь. Фестивали способны отчасти подсластить пилюлю…

Правильно размотать тщательно спеленатую «мумию» — дело непростое. Без помощи взрослых тут не обойтись! Фото: EDINBURGH SCIENCE FESTIVAL

Детский мир

Всякий фестиваль — прежде всего праздник. В этом смысле словосочетание «фестиваль науки» звучит почти парадоксально: кто же из нас не знает, что наука — это главным образом серьезный труд. Конечно, бывают веселые университетские праздники, во время которых студенты находят комические стороны в своих штудиях или пародируют профессоров. Но когда речь идет о детях младшего школьного или даже вовсе дошкольного возраста, подобный подход невозможен — они еще слишком мало знают. Для них празднование и узнавание должно быть слито воедино. В этом сложность. И в этом особенность эдинбургского фестиваля.