Запечатанное письмо - Эмма Донохью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как всегда! Засел дома, как паук в своей паутине, и только и знает, что читать мне нотации. То выговаривает, что я мало времени провожу дома, то, оказывается, я слишком много денег трачу на новую обстановку. Словом, вечно всем недоволен.
— Экий зануда! — Он потихоньку накрыл ее руку своей. — Но мужу полагается держать вожжи в руках.
Хелен раздраженно усмехнулась:
— Ты говоришь в точности как моя покойная мать. Он что, должен держать вожжи, даже если у него руки изуродованы ревматизмом?
— Боюсь, это не имеет значения. Лейтенант может быть умнее своего майора, но вынужден ему подчиняться.
Она выдернула свою руку, посмотрела в сторону круглого столика и встретила укоризненный взгляд хозяйки дома. Фидо достала свои часы и выразительно постукала по крышке. Хелен сделала унылое лицо и опустила взгляд.
— Это абсурд, здесь мы ничем не можем заняться, — тихо проворчал Андерсон.
— Почему же? Мы можем разговаривать.
— Спокойного разговора не получится. Вот что я скажу: почему бы мне сейчас не попрощаться и не подождать тебя на углу Гордон-стрит, а ты через десять минут возьмешь кеб и заберешь меня?
— Потому, что…
После некоторого раздумья она приняла решение. Почему это женщина постоянно должна быть осторожной и осмотрительной? И, учитывая риск, на который Хелен всегда шла и идет ради встреч с этим человеком, с какой стати лишать себя удовольствия?
Андерсон не дождался ее ответа.
— Мисс Фейтфул… — Он встал со стула.
— Сделай огорченный вид, — прошептала Хелен.
Его лицо послушно приняло расстроенное выражение.
— Мне пора уходить, — глухо сказал он.
— Понимаю, полковник. — Фидо встала с видом строгой, но справедливой учительницы.
— Вы были так добры. Не могу найти слов… — К огромному облегчению Хелен, на этом Андерсон умолкает. (Он не обладает ее даром импровизации.)
Фидо позвонила в колокольчик, чтобы ему принесли пальто, шляпу и трость, и проводила его на лестницу. Когда она вернулась в гостиную, Хелен уже успела занять на диване позу страдалицы, прикрыв лицо рукой. Фидо осторожно села рядом и спросила:
— Все… кончено?
— Я пыталась, — проговорила Хелен сквозь пальцы. — Я привела все аргументы, не оставила ему никакой надежды. Но его безумная настойчивость…
— Видимо, он сгорает от любви к тебе, — через силу проговорила Фидо.
Хелен кивнула:
— Не знаю, почему…
— О, Хелен…
Спустя минуту Хелен добавила:
— Но я уверена, постепенно он поймет, что я говорю серьезно. Пожалуйста, Фидо, не торопи меня, потерпи немного. Будь мне опорой!
Крепкие руки подруги обняли Хелен, и при этом она испытала мгновенное замешательство, ибо у нее двойственное отношение к Фидо. Втайне она посмеивается над наивностью старой девы и все-таки надеется, что та одна поможет ей разобраться в самой себе. Хелен играла роль и в то же время была искренна; ей хотелось вызвать кеб и поскорее увидеться с любовником; но не меньше этого она готова была провести здесь весь вечер, чтобы эти сильные руки баюкали ее как ребенка.
— Пожалуй, мне пора, — наконец сказала она и встала, вытирая глаза. — Гарри любит, чтобы обед подавался ровно в семь. Он уверяет, что, если обед запаздывает хотя бы на четверть часа, у него начинается сердечный приступ!
На углу Гордон-стрит Андерсон поднялся к ней в кеб, и теплый сентябрьский ветерок мягко веял им в лицо. Он протянул руку, собираясь задернуть кожаную шторку.
Хелен удержала его:
— Что ты делаешь? Да еще в такую прекрасную погоду — это только вызовет подозрения.
Он усмехнулся и оставил шторку полузадернутой.
— Куда поедем?
— Куда угодно, только не домой, — неожиданно для самой себя бросила она.
Он улыбнулся, как ребенок, обрадованный неожиданным подарком.
— Я с ужасом представляю, как возвращаюсь в этот мавзолей и за мной захлопывается дверь. Отвези меня куда-нибудь развлечься, хорошо?
— В какое-нибудь необыкновенное место, как говорят твои дочки?
Но ей не хочется думать о девочках, которые сейчас уже надевают белые панталончики и короткие платьица, готовясь к обеду с родителями. Нужно будет послать телеграмму с объяснением ее отсутствия.
Андерсон открыл маленькое оконце на крыше.
— Кебмен, на луну!
— А где это, сэр? — спросил возница, сидящий сзади, стараясь перекричать грохот экипажа.
— Оказывается, леди не желает ехать в Белгравию, — ответил ему Андерсон.
— Может, съездим в Креморн-Гарденс? — тихо обратилась к нему Хелен. — Я еще там не была. Если только еще не поздно.
— Нет, нет, сейчас как раз самое подходящее время. Кучер, в Челси, Креморн-Гарденс, пожалуйста.
Хелен с опозданием задается вопросом: не связан ли этот парк с другими воспоминаниями ее любовника? Не был ли он здесь с другими дамами? Но уговаривает себя не волноваться. Если уж она рискует навлечь на себя гнев Гарри за то, что опоздает к обеду, то намерена сполна насладиться своей эскападой.
В парке имелась телеграфная контора, принимающая заказы на места в ресторане. Хелен пила шерри, пока Андерсон входил в контору с ее запиской: «Мисс Ф. попросила меня остаться на обед с ее родителями». Она поздравила себя с блестящей выдумкой: Гарри будет думать, что она обсуждает церковные дела с суровым преподобным отцом и его полной супругой, на время покинувшими приход в Сюррее, но не утратившими свой пыл ревностных проповедников слова Божьего.
Солнечный свет постепенно утрачивал ослепительный блеск, тени деревьев становились длиннее. Из-под моста Баттерси-Бридж появился пароход и стал приближаться к пристани; Хелен разглядывала пеструю толпу, высыпавшую на палубу из тесных кают. Кажется, Креморн-Гарденс привлекает всех без разбора: она отмечала состоятельных горожанок в изящных вечерних накидках, неспешно идущих под руку с супругами, целые семейства деревенских жителей (их женщины предпочитают наряжаться в красные юбки) и, конечно, множество клерков. Оркестр на эстраде исполнял «Сказки Венского леса», в слишком быстром темпе, на слух Хелен. Она различала разбросанные между деревьями швейцарские шале, миниатюрные замки и театр марионеток и еще какое-то заведение с вывеской «Салон американского боулинга».
На большой поляне женщина-аэронавт в облегающем трико проверяла оборудование, а пятеро мужчин удерживали ее корзину на земле; зажженный газ чудовищно ревет, надувая рвущийся в небо огромный воздушный шар из прочного шелка. Хелен пыталась представить, каково каждый вечер доверять свою жизнь баллону, заполненному горячим газом, и вспоминала беременную мадам Женевьеву, рухнувшую с проволоки.
Неожиданно возникший рядом Андерсон заставил ее вздрогнуть.
— Мне удалось получить последний столик на Хрустальном подиуме, — сообщил он с глуповатой гордостью джентльмена, сунувшего официанту щедрые чаевые.
— Прекрасно. — Она положила свою руку на его локоть.
Оркестр начал исполнять шотландский танец, но еще никто не вышел танцевать. В слабых сумерках Хрустальный подиум казался разукрашенным прошлогодними рождественскими украшениями, извлеченными из-под дивана. Но все столики были заняты. Хелен и Андерсон приступили к ужину за маленьким столиком, вспоминая маскарад в Валлетте, как вдруг под общий восторженный гул в небе одновременно вспыхнули «тысячи ламп», и Хелен отложила куриную ножку и, как ребенок, захлопала в ладоши. Разнообразные арки и фестоны из газовых светильников, шары и лампы из граненого стекла сияли гранатовым, топазовым и изумрудным светом. Как это сделано?! Усеянные блестками туго натянутые провода распространяли сияние во всех направлениях парка, отчего небо за ними казалось абсолютно черным. Креморн-Гарденс переливался огнями подобно сказочной крепости, внезапно возникшей на берегу Темзы. Хелен вдруг захотелось, чтобы этим прекрасным зрелищем вместе с нею любовались ее дочери, но она одергивает себя. (Наверное, можно будет купить им слайды с видом освещенного парка.)
Затем начался роскошный фейерверк, и Хелен перестала есть и только изредка отпивала глоток охлажденного вина и сжимала под скатертью руку Андерсона. Когда какая-нибудь ракета взрывалась с особенным треском и шумом, она вонзала ноготки ему в ладонь. С эстрады уже громко неслись звуки польки, за ней галопа — и вот уже на подиуме стало тесно от танцующих пар. Она обратила внимание, что в парке осталось мало семей; состав гуляющих изменился, появилось больше молодых франтов.
Оркестр заиграл вальс.
— Один танец? — прошептал ей на ухо Андерсон. — Или отвезти тебя домой?
Она почти не колеблется.
— Семь бед — один ответ, так, кажется, говорят? Я не танцевала уже целую вечность!
Действительно, в последний раз она танцевала на прощальном балу в Валлетте, когда Гарри, как назло, оставался до самого конца, и ей с Андерсоном пришлось весь вечер отводить взгляды друг от друга.