Годунов в кругу родни - Анна Феликсовна Литвина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С другой стороны, указания о поминовении жены Дмитрия Годунова из Вкладной книги Новодевичьего монастыря весьма похожи на прочие случаи поминовения иноков и инокинь, которые в мирской жизни обладали двумя христианскими именами. Так, в Данной думного дворянина Василия Сукина, например, указано только иноческое имя его отца (ум. 1578), Кирилл, сочетающееся с датой поминовения, ни к кому из свв. Кириллов отношения не имеющей, но связанной с одним из свв. Каллиников:
…дал вкладу в дом Пречистые Богородицы в вечныи сеи благ государев думной дворянин Василей Борисович Сукин по своих родителех, по отце своем иноке Кириле, да по матери Ульяне […] И за ту его дачю на молебнях о его, Васильеве, и сына его Ивана здравье Бога молить и родители их имяна написати в сенадики и в кормовыя книги, и кормы по них устроити […] июля в 29 день на память святаго мученика Калинника. [АСЗ, III: 341 [№ 416]].
Между тем, из других документов достоверно известно, что отец Василия Сукина носил в миру имена Борис и Каллиник[104].
Не стоит удивляться и тому, что во Вкладной книге Новодевичьего монастыря рядом с датой 9 ноября приведено не имя Матроны Цареградской, но имена других святых, мучеников Онисифора и Порфирия, чья память отмечалась в тот же самый день — подобная «косвенная» характеристика даты также нередко встречается в монастырских документах, тем более что в конкретных месяцесловах мужские имена обыкновенно предшествуют женским.
Помимо всего прочего, само интересующее нас сочетание Матрона и Стефанида прекрасно соответствует общей практике подбора двух христианских имен на Руси, особенно при том, что мы знаем, какая именно из свв. Матрон является в данном случае личной патрональной святой. Чаще всего, как мы помним, два христианских имени давались по следующей модели: одно выпадало человеку по дню рождения, тогда как другое, более подходящее по семейным соображениям, подбиралось в близких календарных окрестностях этой даты. Удобство же сочетания Матрона / Стефанида заключается в том, что разрыв между празднованием Матроне Цареградской (9 ноября) и Стефаниде Дамасской (11 ноября), единственной святой с таким именем в месяцеслове, очень невелик.
Эта тенденция к календарной связности двух имен, как мы уже не раз отмечали, была очень сильна и равно актуальна для мужчин и женщин. Весьма характерно в такой перспективе, что Стефанида / Матрона Годунова была отнюдь не единственной обладательницей соответствующей антропонимической пары — такие же имена носила, например, Стефанида / Матрона Яковлевна Хвостова (урожденная Путилова), причем и у нее имя Матрона было, судя по всему, крестильным, а Стефанида — публичным[105]. Матроной / Стефанидой была, по всей видимости, и княгиня Мезецкая (ум. 1627), урожденная Безобразова, жена боярина Данилы Ивановича Мезецкого [Павлов, I: 201 [примеч. 371]].
Говоря о таких устойчивых парах антропонимов, образующихся благодаря близости празднований двум святым, можно вспомнить и невестку Стефаниды / Матроны, которая фигурирует в приведенном выше письме Ксении Годуновой. Царевна-инокиня, напомним, называет ее княгиней Аленой Ивановной. Сегодня у нас практически нет сомнений, что это не кто иная, как Елена Ивановна Куракина (ум. 1625), урожденная Туренина, которая, как и ее свекровь, носила два христианских имени в миру — она была не только Еленой, но и Гликерией[106]. При этом среди женщин ее круга, появившихся на свет в XVI столетии, мы знаем по крайней мере двух обладательниц такой же антропонимической пары — уже упоминавшуюся нами Елену / Гликерию Васильевну Хворостинину[107] и Елену / Гликерию Михайловну Морозову, урожденную Кубенскую[108]. Популярность этого сочетания, со всей очевидностью объясняется тем, что память Гликерии мученицы Траянопольской, приходится на 13 мая, а на 21 число того же месяца выпадает празднование царице Елене, матери Константина Великого — естественным образом, девочки, родившиеся «на Гликерию», получают публичное имя по царице Елене. Иными словами, казус мирского наречения Стефаниды / Матроны был вполне заурядным, естественным и понятным для ее современников
Нам приходится говорить об этом (в сущности, довольно простом и типичном) случае двуименности со всей возможной обстоятельностью и тщательностью потому, что акт наречения Годуновой третьим именем — монашеским — был как раз довольно необычным и выбивающимся из доминирующей тенденции эпохи. В самом деле, как мы уже упоминали в предыдущей главе, на Руси к тому времени закрепилась практика, согласно которой иноческое имя подбиралось по созвучию к тому из имен постригаемого, под которым его некогда крестили. Обыкновенно это соответствие сводилось к простому повтору начального звука, на письме отражавшегося (далеко не всегда буквально) в совпадении первой буквы крестильного и монашеского антропонима: Андрей становился Арефой или, скажем, Афиногеном, Дмитрий — Дионисием, Диомидом или Дорофеем, Елеазар — Елевферием, Мария — Марфой или Матроной, Стефанида — Снандулией, а Евпраксия — Евфимией или Евникией… При этом нередко за основу бралась обиходная форма крестильного имени, и не только Анна, но и, к примеру, Ирина могла стать при постриге Александрой, поскольку на протяжении всей жизни ее мирское имя произносилось как Арина. Царевна Ксения Борисовна Годунова в монашестве стала Ольгой, скорее всего, потому, что нарекающие отталкивались от формы Оксинья, в иных же случаях ее тезки с легкостью становились при пострижении Аннами, потому что нарекающие могли исходить из формы Аксинья.
Традиция эта к началу XVII столетия распространилась настолько, что монашеское имя как таковое зачастую способно служить для нас надежным индикатором при определении имени крестильного у носителей светской христианской двуименности [Литвина & Успенский, 2018]. Однако к антропонимическому досье нашей Стефаниды / Матроны Годуновой этот способ идентификации крестильного имени неприменим. В самом деле, мы помним, что в монашестве она именуется старицей Александрой, уловить же фонетическое или орфографическое подобие ни в паре Матрона / Александра, ни в паре Стефанида / Александра решительно не удается. Каких бы то ни было обиходных форм мирских имен Годуновой, которые соответствовали бы монашескому Александра, мы не знаем — остается допустить, что в данном случае выбор имени при постриге происходил вне привычного стремления к этому соответствию.
Вообще говоря, такое было вполне возможно, ни одного канонического правила на сей счет, разумеется, не существовало, и случаи подобного рода являются отступлениями от традиции,
