Мой любимый sputnik - Харуки Мураками

– Вы сдаете веши в багаж?

– Нет, – ответил я.

До вылета оставалось еще какое-то время, и я позавтракал в ресторане аэропорта. Снял деньги с карточки и купил дорожные чеки в долларах. В книжном магазинчике аэропорта приобрел небольшой путеводитель по Греции. Об острове, где находилась Мюу, там не упоминалось вообще, но было много полезной для меня общей информации – о национальной валюте, нынешней ситуации, климате. В общем, за исключением древней истории и сюжетов нескольких драм, о Греции мне было известно не очень много. Примерно столько же, сколько о геологической структуре Юпитера или системе охлаждения двигателя “феррари”. До последнего времени у меня и в мыслях не было, что когда-нибудь я отправлюсь в Грецию. По крайней мере – до двух часов прошедшей ночи.

Еще до полудня я позвонил своей коллеге, с которой у нас были дружеские отношения.

– У меня тут несчастье с одним родственником, и я должен уехать из Токио где-то на неделю. Ты не могла бы меня выручить: в школе остались кое-какие дела до начала занятий? – спросил я.

– Ну конечно, – сказала она. Договориться с ней было несложно – мы и прежде тысячу раз выручали друг друга. – А ты куда едешь? – спросила она.

– На Сикоку, – ответил я. Как-то язык не повернулся сказать, что я лечу в Грецию.

– Ужасно… Но ты все-таки постарайся вернуться к началу занятий, хорошо? И с тебя сувенир, если получится, – сказала она.

– Конечно, – ответил я. Придется потом что-нибудь для нее придумать.

Я пошел в зал для пассажиров бизнес-класса, погрузился в диван и задремал. Спал я тревожно. Мир на клеточном уровне утратил свою привычную реальность. Цвета стали неестественными, отдельные детали предметов – несуразными. Весь задний план сделан из папье-маше, звезды – из серебряной бумаги. Перед глазами везде – потеки клея, шляпки гвоздей. И без конца объявления. “Пассажиры, вылетающие в Париж рейсом 275 авиакомпании "Эр Франс"…” И еще, внутри этого бессвязного сна – или уже на грани пробуждения? – я думал о Сумирэ. Словно кадры старой хроники, в моей голове бессвязно всплывали разные места и ситуации, где и когда мы были вместе. Но в шуме аэропорта с его толпой снующих туда-сюда туристов наш общий мир, который мы делили с Сумирэ на двоих, казался жалким, беспомощным, расплывчатым. Нам обоим не хватало ни ума, в смысле – мудрости, ни особых способностей, которые заменили бы его отсутствие. Не было за нашей спиной и надежного, крепкого столба, на который следовало бы опереться. Мы беспредельно близко подошли к нулю. Карликовые существа, которых несет от одного отсутствия к другому – меняются только его степени.

Я проснулся в мерзком поту, влажная рубашка прилипла к груди. Тело ватное, ноги онемели. Такое чувство, будто наглотался пасмурного неба. Цвет лица у меня, наверное, был чудовищным. Служащая зала ожидания для пассажиров бизнес-класса, проходя мимо, с тревогой в голосе спросила:

– У вас все в порядке?

– Да, все нормально, это от жары, – ответил я.

– Может, принести вам что-нибудь холодного?

Чуть подумав, я попросил пива. Она принесла холодную влажную салфетку, “Хайнекен” и пакетик соленого арахиса. Я вытер пот с лица, выпил половину “Хайнекена” и кое-как пришел в себя. После чего опять заснул – совсем ненадолго.

Самолет вылетел из “Нариты” почти по расписанию, пролетел над Северным полюсом и приземлился в Амстердаме.

Чтобы поспать во время полета, я сразу накатил пару виски, а проснувшись, немного поужинал. Аппетита почти не было, от завтрака я отказался. Перегружать голову лишними мыслями не хотелось, так что я старался все время, пока не спал, сосредоточиться на Конраде.

Пересев в Амстердаме на другой самолет, я долетел до Афин, там перешел в соседний терминал и почти сразу – мне почти не пришлось ждать – всех пригласили на посадку: “Боинг-727” на остров Родос. Самолет был битком набит веселой молодежью буквально со всего света. Все очень загорелые, в футболках или коротких топах и неровно обрезанных джинсах. Многие юноши отращивали бороды (а может, просто забыли побриться), их патлы были собраны на затылке в хвост. На этом фоне я в своих бежевых плотных хлопчатобумажных брюках, белой рубашке “поло” с короткими рукавами и темно-синем пиджаке тоже из хлопка смотрелся как-то официально и нелепо. Даже очки от солнца забыл взять… Но кто, интересно, смог бы меня за это упрекнуть? Еще несколько часов назад я сидел у себя в Кунитати и ломал голову над тем, что делать со всякими объедками-очистками и прочими пищевыми отходами<В Японии это действительно немаленькая проблема, тем более летом. Последние двадцать-тридцать лет бытовой мусор следует выносить строю в определенные дни недели и в специально отведенные для этого места. Некоторые японцы, пропустив время “мусоросборки”, выходят из положения, замораживая его в холодильнике. >.

В справочном бюро аэропорта Родоса я спросил, как мне добраться до острова. Оказалось, порт совсем недалеко: если в темпе, я еще успевал на вечерний паром.

– А места есть или все битком? – спросил я на всякий случай.

– Ну, одного уж как-нибудь посадят, даже если и полно народу. – Остроносая дама неопределенного возраста недовольно махнула рукой, словно спроваживая меня. – Не лифт же.

Я поймал такси и поехал в порт.

– Как можно скорее, – попросил я водителя, но он, похоже, пропустил мои слова мимо ушей. Машина была без кондиционера, и раскаленный воздух, смешиваясь с белой пылью, врывался внутрь через открытое окно. Водитель всю дорогу нудно бубнил на смердящем английском насчет перехода стран ЕС на единую валюту. Я поддакивал из вежливости, однако на самом деле его не слушал, а изучал картину за окном: улицы Родоса, залитые ослепительным солнцем. На небе – ни облачка, ни малейшего намека на дождь. Накаляя каменные стены домов, печет солнце. Пыльные деревья с шишковатыми стволами, люди сидят в их тени или под растянутыми тентами, почти безмолвно глазеют на мир. Картинки проносились перед глазами, вызывая все больше сомнений: а сюда ли я вообще приехал? Однако яркая реклама сигарет и узо, написанная по-гречески и самым немифилогическим образом покрывшая собой все пространство вдоль дороги от аэропорта до города, не оставляла никаких сомнений: да, я в Греции.

Вечерний паром еще стоял у причала. Он оказался гораздо больше, чем я ожидал. На корме, где имелась специальная площадка для автомобилей, ждали отплытия два средних размеров грузовика с продуктами и мелкими товарами и старенький седан “пежо”. Я купил билет, зашел на паром и не успел занять место на палубе, как чуть ли не в ту же секунду отдали швартовы, и низко заурчал двигатель. Я вздохнул и посмотрел на небо. Сейчас мне оставалось только ждать, пока это судно не доставит меня к цели моего путешествия – на остров.

Я снял пропитавшийся потом пыльный пиджак, сложил его, засунул в сумку. Было пять часов вечера, но солнце еще стояло высоко, заливая все вокруг ослепительным светом. Под брезентовый навес с бака дул ветер. Я полностью доверился этому ветру и вскоре почувствовал, как потихоньку возвращается спокойствие. Мрачные мысли, мучившие меня в аэропорту “Нарита”, пока я сидел в зале ожидания, куда-то исчезли. Только легкая горечь послевкусия осталась во рту.

Остров, куда я направлялся, видно, не мог похвастаться особыми достопримечательностями – явных туристов на палубе сидело всего несколько человек. Большинство пассажиров были местные жители, много пожилых – закончив будничные дела, возвращались с Родоса домой. Покупки они бережно сложили у ног, словно те были какими-то зверьками, которых можно легко ранить. У всех людей – будто сговорились! – лица испещрены глубокими морщинами и почти лишены эмоций. Словно нещадное солнце и тяжкий физический труд начисто стерли с них всякое выражение.

Было и несколько юных солдатиков. Глаза у них смотрели еще совсем по-детски, ясные и чистые. Гимнастерки цвета хаки на спинах почернели от пота. Обхватив довольно тяжелые с виду рюкзаки, прямо на палубе сидели двое похожих на хиппи. Оба худые, ноги длинные, взгляд суровый.

Еще – девочка-подросток в длинной юбке, гречанка. Глаза у нее были глубокого черного цвета. Чувствовалось, что из нее вырастет роковая красавица. Она оживленно болтала о чем-то с подружками, и ветер трепал ее длинные волосы. Девочка все время улыбалась. Изящная, нежная улыбка – словно ее хозяйка знала, что где-то происходят совершенно замечательные вещи. Ее крупные золотые серьги порой ярко вспыхивали в лучах солнца. Молоденькие солдаты стояли, облокотившись на перила, курили, напустив на лица невозмутимость, и периодически бросали на девушку быстрые взгляды.

Я пил купленную в судовой лавке лимонную газировку, смотрел на море глубокого синего цвета, на плавающие в нем маленькие острова. Даже не острова, а что-то вроде обломков скал, на которых никто не жил. Ни воды, ни растений – только белые морские птицы на верхушках оглядывали окрестности в поисках рыбы и не обращали на плывущий мимо паром никакого внимания. Волны набегали и разбивались у подножия скал, опоясывая их ослепительно белой пенной каймой. Время от времени попадались и такие острова, на которых жили люди. Здесь разрозненными кучками росли – будто наперекор всему – упрямые деревья с густыми кронами, и белые домики усеивали склоны. В маленьких бухтах качались на волнах яркие разноцветные лодки. Своими высокими мачтами они вычерчивали на небе дуги в такт движению.