Канцлер - Всеволод Иванов

Уходя, они видели, как с разных сторон в зал вошли граф Андраши и князь Горчаков, они успели услышать, что Александр Михайлович воскликнул, обращаясь к Андраши:

— Чудесный конь! Оказывается, я не умею обращаться с такими конями, граф. Вы на меня не обиделись, что я уступил его турецкому министру? Он такой великолепный наездник и так любит коней!

— Если б не вам, то лишь паше Кара-Теодори я мог бы уступить с радостью этого коня, ваша светлость.

Горчаков в тон Андраши принялся расхваливать уступленный подарок:

— А круп! Такой круп только бы печатать на ассигнациях, Ах, милый граф! Я долго думал, чем бы мне отблагодарить вас за этот бесценный подарок, за этого коня. Оружие? Драгоценности? Картины? Борзые собаки? Всё это у вас в избытке, всем этим вы пресыщены в вашей необычайно богатой и счастливой стране.

— Весьма тронут вашими словами, ваша светлость. Ваши слова — полное мне вознаграждение, ваша светлость.

— А я скажу вам откровенно, прямо — замучался. Но наконец я придумал. Я решил вам оказать драгоценную услугу, которая дороже любых алмазов, картин, оружия.

— Что же это за услуга, ваша светлость?

— Ах, в Европе сейчас так развилась идея политического убийства, она принимает эпидемический характер. За короткий срок, например перед нашим конгрессом, были два покушения на германского императора, одно — против итальянского, одно — против испанского. У нас Вера Засулич стреляет в генерала Трепова. В Берлине малое осадное положение, в Петербурге — большое. Даже меня славянофилы за уступки на Берлинском конгрессе обещают убить…

— Всё это крайне прискорбно, ваша светлость, но?..

— И вот в это время вы носите в жилетном кармане вашего мундира необыкновенно ценный документ.

— Какой документ?

— Планы «молодых германцев», изложенные рукою Бисмарка для императора Франца-Иосифа.

— Ваша светлость! Вы введены в заблуждение?

— Такой документ опасно носить с собой. А вдруг в вас выстрелят? Вы убиты. Вас раздевают. Здесь присутствуют репортеры… Нет, вам надо бы посоветоваться по этому поводу с кем-нибудь! Вы молоды ещё, неопытны ещё. Не хотите со мной, посоветуйтесь с лордом Биконсфильдом, покажите ему документ, Уверяю вас, что это лучший способ спасти не только свою жизнь или министерский портфель, но и жизнь своей страны…

— Ваша светлость! — воскликнул Андраши, осенённый мыслью. — Князь! Я лишь сейчас понял. Бисмарк, предлагая вам союз против Австрии, ссылался на этот документ, как на махинацию, благодаря которой внимание австрийского кабинета им усыплено?

— Вы столь сообразительны, граф, что вам не нужно подсказывать разгадку.

— Я буду размышлять. Но почти с уверенностью скажу, что свой голос сегодня отдам вам, ваша светлость.

«Оказывается, в кузов лезут не одни грузди», — Горчаков видел перед собой спину уходящего Андраши, потом её заслонила представительная фигура Кара-Теодори-паши.

— Рад вас приветствовать, ваше превосходительство. И у вас и у вашего коня удивительно свежий и бодрый вид сегодня, — сказал Александр Михайлович.

Турок низко наклонил голову:

— Этот конь уже не принадлежит мне, ваша светлость.

— Вот как? Удивительно легкий ход у этого коня, Вы его переуступили кому-нибудь?

— Только вам, ваша светлость, только вам! После того, как я получил ваше неслыханно любезное письмо, я решил, что сердце моё не способно вынести радости от двух таких удивительных подарков. Я решил: слова, начертанные вашим драгоценным пером, останутся у меня, а мою признательность отвезёт вам ваш конь Август, Преклоняясь, прошу принять обратно коня, и это седло, и этот чепрак, и эту уздечку…

— Вы, дорогой паша, лучше меня знаете восточные обычаи, и мне ли говорить вам, что подарки не возвращаются обратно?

— Подарки не возвращаются, но этот конь — почти родное существо вам, почти сын! Не обижайте меня, ваша светлость! — засмеялся Кара-Теодори-паша. В случае отказа у меня будет единственный повод голосовать против возвращения вам Бессарабии. — Сладкая, восточная улыбка ещё более расплылась по его лицу, турок снова поклонился и отошёл.

«Умница. Почему это у нас с Германией дружба не выходит, а с Турцией хоть и выходит, но всегда быстро кончается? Я думаю, потому, что скверные сигары скоро тухнут, а хорошие — скоро выкуриваются», — Горчаков сел на своё место за столом конференции.

Уселись и уполномоченные европейских держав.

— Открываю дневное заседание конгресса, — торжественно и мрачно провозгласил Бисмарк. — Введите румынских делегатов. — И обратился к ним, когда двое румынских уполномоченных вошли:- Конгресс просит вас, господа, высказать мнение правительства Румынии о касающихся вас пунктах Сан-Стефанского договора, которые конгресс обсуждает, считая их со стороны России чрезмерными.

Горчаков шепнул англичанам:

— Князь Бисмарк хочет сказать, что на конгрессе пожнёшь и то, чего не посеял.

Ответом был тихий смех.

Бисмарк возразил, не глядя на Горчакова, но повернув лицо в его сторону:

— Главная привилегия гениальных людей та, что случайные бессмыслицы, сказанные ими, и те считаются мудростью.

— Вы правы, князь. — Александр Михайлович также не глядел на Бисмарка. Талант есть способность верно передавать то, чего не чувствуешь.

Ваддингтон склонился к соседу:

— Будет буря.

— И большая, — поёжился итальянский уполномоченный.

Биконсфильд обратился к Андраши:

— Ветер крепчает, поверьте мне, мы, мореплаватели, это знаем.

— Некоторые, которые умеют тонуть на суше, тоже знают это превосходно. Андраши покачал головой,

— Тсс, господа! — Бисмарк затем обратился к румынским уполномоченным: Что же вы? Прошу.

— Господа, высокоуполномоченные Европы! Прежде всего мы душевно благодарим вас за желание надлежащим образом выслушать румынских делегатов в ту минуту, когда конгресс совещается о Рум: ынии. Мы видим в этом счастливое предзнаменование успеху нашего дела. Мы ограничимся изложением прав и желаний Румынии. Парижский договор 1856 года справедливо возвратил нам Бессарабию. Нынешнее же стремление России получить обратно Бессарабию мы рассматриваем как прискорбное потрясение для Румынии, как испытание её веры в Европу, в будущее. Мы принимаем на себя почтительную смелость повергнуть это рассуждение высокому вниманию великого европейского совета справедливости и благоволению великих держав, коих вы, господа, именитые представители.

— Господа уполномоченные держав желают задать вопросы? — Обращение Бисмарка было встречено молчанием. — Господа уполномоченные держав так горячо интересовались этим делом… Нет вопросов? — Опять молчание. — Конгресс добросовестно рассмотрит замечания, представленные румынскими делегатами. До свидания, господа.

Когда румынские делегаты ушли, Бисмарк продолжил:

— Атмосфера несколько накалена, вы не находите, господа?

И приказал секретарям:

— Не заносите этого в протокол.

Он сказал почти непринужденно:

— Однажды на охоте в Финляндии…

Горчаков встал.

— Румыны совершенно не правы.

— Простите, ваша светлость, но я не давал вам слова.

— Я подумал, что вы уехали на охоту, вот и заговорил. Но уж если Россия заговорила, то потрудитесь послушать, господа! Румынский делегат повергнул вашему вниманию, господа, свои рассуждения по поводу того, что отторжение русских земель от России помешает мирному развитию Румынии. И, как ни странно это говорить, румынский делегат прав. Так научили его понимать слово «мир» все те, кто понимает его так благодаря господству в них чувств эгоизма и людоедства. Да, господа уполномоченные Европы, времена людоедства приближаются, Посмотрите! Что такое мир? Понятие мира предполагает понятие спокойствия. А в Европе всё неспокойно. Понятие мира предполагает чувство доверия и безопасности. А в Европе все всех опасаются и все всех подозревают. Понятие мира, наконец, предполагает порядок. А европейские народы, как древние иудеи при постройке своего храма, работают с мечом в одной руке и с инструментом своего труда в другой. Даже вот это священное место, место, куда мы собрались говорить искренне о деле мира, превращается порой не в конгресс, а в шарлатанство…

— Осторожней, ваша светлость! Перед вами не татары, а представители Европы, — предупредил Бисмарк.

— Мы, русские, — возразил Горчаков, — чрезвычайно осторожны, и свою осторожность мы показали здесь, сделав вам такие уступки, которые показались бы даже, может быть, признаком нашей неосторожности в обращении с понятием «Россия». В таком случае разрешите мне развить это понятие, как я выше развил понятие мира. Уполномоченные нашей страны заявляют вам, господин председатель, и вам, господа делегаты, что ныне волею и сердцем России вызваны к жизни славянские народы, которые вместе с Россией будут бороться за мир и жизнь, изменять ради того свою жизнь и, если понадобится, жизнь Европы. Вот почему мы приехали сюда, не боясь ничего, потому что, какие б нам здесь трактаты ни навязывали, славянские народы пробуждены к творчеству и жизни и творчески изменят жизнь Европы, повторяю, если понадобится. Такой конгресс, как этот, возможен лишь в том случае, если у победителя есть желание творчества. Ведь не было конгресса, когда вы, господин председатель, в 1866 году разгромили Австрию или в 1870 — 1871 годах разрушали города и села Франции… — В зале поднялся шум. Александр Михайлович не возвышал голоса, но его было хорошо слышно. — Не было потому, что вы знали- штык не изменит лица Европы, а только вызовет войны…