Прикладная метафизика - Александр Секацкий

Большинство вбрасываемых на майдан проектов, если остановить их подобно гетевскому мгновению, обращаются в уже знакомые нам фиксы. Но если их разогнать до нужной скорости смены и чередования, они становятся похожи на поток излучения, дающий жизнь агональной тусовке, этому самому прихотливому цветку современной культуры. «Мгновенные фиксы» образуют космический ветер, заставляющий трепетать и вздрагивать тело без органов, и тогда сплоченная тусовка начинает в свою очередь излучать притягательность, приманивая взыскующих мудрости не хуже, чём чаньские монастыри в средневековом Китае. Резоны, которыми оперируют искусствоведы, выливаются в резонерство, но, сжатые и уплотненные в квант реального времени присутствия, они выгибаются в мостик интуиции, в радугу над майданом, в топливо атональности. Как-то раз я излагал А. Д. идею постгенитальной сексуальности, в частности, отмечая, что мужская сексуальность, устроенная более примитивно, способна непосредственно откликаться лишь на видеоряд, тогда как женщина может непосредственно эротически реагировать на Логос, на выверенную последовательность звучащих слов.

— Почему? Я тоже могу, — прервал меня Драгомощенко. Он, разумеется, был прав.

И все же основной обязанностью котировщика остается вынесение оценок, составление рейтингов, производство обобщенного указательного жеста «вот» (вот сюда смотри, это читай, это слушай, над этим думай). И пока вся площадка завороженно разворачивается в направлении вытянутого пальца, котировщик сохраняет стабильность своего положения, свою власть над самым трудноуправляемым типом сообществ.

Понятно, что в отстойных тусовках котировщик избавлен от подобных затруднений, там список своих и чужих давно утвержден и не имеет никакого касательства к креативным точкам современности. Но на площадках, выдвинутых в будущее, где консолидируются авангарды, котировщику приходится трудиться изо всех сил и нести ответственность за произведенные расчеты. «Гений есть тот, кто дает искусству правила», — говорил Кант. Котировщик есть тот, кто отбирает из производимого произведение и фиксирует его в статусе признанности; в конечном счете и артмейкеры, и кураторы, и влиятельные в оценке культуры СМИ зависят от вердиктов котировщиков. Собственно говоря, их влиятельность определяется умением прислушиваться и знанием, к кому прислушиваться.

Вспоминается выступление Лиотара в конференц-зале Музея этнографии в Петербурге. Маэстро прочел в режиме импровизации небольшой доклад, затем легко и изящно, на манер бегущей строки, отвечал на вопросы переполненного зала. Легко до тех пор, пока кто-то не спросил: «Господин Лиотар, а кого из современных французских художников уже можно считать классиками?» Тут философ задумался на целую минуту и наконец сказал: «Я не могу ответить на этот вопрос просто так, с ходу… Я не буду отвечать».

Заминка говорит о многом. Дело в том, что акт котировки требует предельной ответственности, и это понимает тот, кто облечен харизматическим правом выносить приговор. От того, что скажет «живой классик» философ Лиотар, зависят судьбы людей, но зависит и престиж самого философа, его возможность оставаться авторитетным котировщиком авангардов, настоящим «скатом».

Как уже было отмечено, котировщики высшего разряда пока еще не вносятся в единицы хранения, предназначенные для трансляции в вечность. Но их заработок (включая и фимиам признанное™) зачастую уже зависит от успеха в вынесении вердиктов. Виктор Топоров как-то признался, что ббльшую часть доходов ему дает участие в разного рода жюри, а вовсе не поденная литературная работа; нет сомнения, что в дальнейшем эта тенденция будет непрерывно усиливаться. По иронии судьбы, в России, где агональные тусовки работают на полную мощь и во многом определяют облик современной культуры, включая и философию, решения о присуждении гуманитарных премий в большинстве случаев выносят Стабильные Котировщики Отстойных Тусовок (или, сокращенно, СКОТы). Авторов, получивших признанность на майдане, неизменно встречает Жесткая Оппозиция Принципу Агональности, важнейшая конституирующая черта отстойных тусовок. Вероятно, это расплата за невежественность художественного истеблишмента, сформировавшегося еще во времена, когда авангарды обитали исключительно в нишах андеграунда.

Впрочем, внутри агональных тусовок внешние официальные вердикты особой роли не играют (они производят магическое воздействие лишь в греческом зале). Майдан повинуется указующему персту своего котировщика: только он один знает, в каком направлении поплывут боевые пловцы спецсил.

Лидер является типичной фигурой для научной школы и абсолютно необходимым цементирующим звеном для какой-нибудь секты блаватствующих. Для агональных тусовок лидер (в отличие от котировщика) фигура необязательная. Его место не свято, поэтому зачастую бывает пусто. Майданы авангардов в этом смысле похожи на велотрек: идет гонка за лидером, и возглавляющий заезд порой сменяется так быстро, что его позицию не всегда удается зафиксировать.

Чаще всего присутствует временный, ситуативный лидер, выкладывающийся в своем забеге по полной программе — to stadion, как говорили греки — до изнеможения. В агональных тусовках, тем более ориентированных на философию, имеют хождение преимущественно свежие тексты (или свежие прочтения классики), и набор этот постоянно обновляется. Обобщающая мысль лидера должна содержать в себе квоту оригинальности, которую мог бы подтвердить котировщик. А котировщика, если он настоящий скат, ничем не обманешь — ни начитанностью, ни мнимым глубокомыслием, ни внешней провокационностью. Как уже было сказано, поза мудрости здесь не проходит, даже бесспорная компетентность требует сжатия в капсулу логоинъекции. Призраки-покровители, пребывающие в роли почетных гостей, незримо присутствующие своими текстами, интервью и странными обыкновениями, тоже должны непрерывно бороться, вставать на цыпочки на своих Олимпах — иначе скаты их низвергнут и развоплотят до уровня голодных духов. Кстати, очное присутствие на майдане далеко не всегда идет на пользу олимпийцу, ибо всеобщий принцип атональности не знает исключений. Как бы там ни было, ситуативные лидеры возникают преимущественно на кратчайших дистанциях и чаще всего в роли интерпретаторов, своеобразных Ааронов, призванных адаптировать кабинетных Моисеев к параметрам агонального общения.

Весьма сложны и противоречивы отношения агональных тусовок со спонсорами. С одной стороны, трудно найти место, где спонсор не был бы желанным гостем, и источники спонсорской помощи неисповедимы. Дерзость авангардов, подкрепленная радикальностью художественных жестов и интеллектуальных предпочтений, вполне способна произвести надлежащее впечатление на небедных мира сего. Рука дающего время от времени протягивается жаждущей братии, финансируя выставки, акции, книги, оплачивая площадки для ристалищ и посиделок, поставляя медиаторы для общения. Нередко спонсоры и сами ищут близкого знакомства, пытаясь абонировать себе почетное кресло среди разведчиков будущего. Но с гарантиями почета, как правило, ничего не выходит. Даже простое уважение, на которое вправе рассчитывать самый непритязательный меценат, оказывается под большим вопросом.

Увы, следует признать, что агональные тусовки страшно неблагодарны к своим кормильцам; в этой среде постоянно возникает и нередко реализуется искушение укусить руку дающего. Привычное высокомерие председателей Земного Шара по отношению к фигурам, авторитетным для стражей духовности, и тем более по отношению к добившимся ситуативного успеха эфемерам, оборачивается здесь своей иррациональной стороной: признательность спонсору проявляется на редкость вяло, пренебрежение, напротив, скрывается с трудом. В конце концов деньгодатели и прочие благодетели обнаруживают, что стать своими, несмотря на искреннюю симпатию к талантливым ребятам, не удалось, ошибочным оказывается и расчет на получение персональной пометки в совершаемом культурном вкладе.

Вскоре спонсоры осознают (если не знали этого заранее), что гораздо выгоднее прикормить пару отстойных тусовок, сохраняющих следы былого величия: тут и в греческом зале можно засветиться, и благодарность получить в понятной человеческой форме. Точные наблюдения о нравах театральных тусовок можно найти в романе Олега Стрижака «Мальчик», особенно выпукло представлены как раз отношения со спонсорами.

Причины иррационального, зачастую просто необъяснимого отношения агональных тусовок к своим благодетелям состоят вовсе не в отсутствии цинизма. Как раз по степени цинизма агональная тусовка принципиально не отличается от отстойной: ничто так часто не высмеивается на майдане, как смертный грех восторженности. Дело, однако, в том, что высокий градус интеллектуальных обменов легко приводит к состоянию самозабвения, включая и забвение всех посторонних обязательств; возникает явление, зафиксированное в русской пословице: «Ради красного словца не пожалеешь и отца». Спонсор, даже если он и ведет себя «как отец родной» (в чем его только что уверяли), все равно через некоторое время оказывается жертвой агонального режима общения. О нем, в лучшем случае, забывают, его попытки как-то вмешаться в круговорот идей и проектов безжалостно пресекаются или попросту игнорируются.