Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи - Л. Переверзев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но если среди охваченной истерией толпы находились мужественные люди, исход подобных событий не всегда бывал столь трагичен. Именно о таком случае рассказывается в истории о Грейс Шервуд.
Прозрачная аллегория о дочери, отказавшейся подчиниться приказу старой и деспотичной матери — «Островной королеве» — говорит не только о конкретном происшествии, так называемом «бостонском чаепитии». Она символизирует природу исторических отношений между Великобританией и ее американскими колониями; недаром эта старинная баллада называется «Революционный чай».
Предыстория ее такова: английское правительство подняло пошлины на ввоз в Америку таких широко потребляемых товаров, как краски, бумага, стекло, свинец и чай.
В ответ последовала волна негодования и протеста, а также повсеместный бойкот английских товаров. Особенно решительными были выступления в Новой Англии, где в декабре 1773 года в городе Бостоне, столице колонии Массачусетс, произошло знаменитое «бостонское чаепитие», когда переодетые в индейцев местные патриоты выбросили на дно моря большую партию чая, принадлежавшего Ост-Индской компании. В отместку английское правительство закрыло весной 1774 года бостонский порт, а саму колонию Массачусетс лишило права на самоуправление.
А через год раздались первые залпы в окрестностях Конкорда. Американцы поднялись за свою независимость и боролись с оружием в руках и с лихой задорной песней — частушкой «Янки–Дудл», которая появилась вскоре после зимовки американской армии на Вэлли Фордж в 1775j76 году (одного из наиболее тяжелых эпизодов войны за независимость):
Янки–Дудл был в аду,Говорит — прохлада.Кто живал на Вэлли Фордж,Не боится ада.
Янки–Дудл, подтянись,Покажи нам удаль.Кто собьет с британцев спесь?Это Янки–Дудл.
К середине XVIII века в Новой Англии сложился специфический характер устного творчества янки (искаженное «инглиш») — так называли внуков и правнуков первых переселенцев, которые стали осознавать себя уже не в качестве англичан–колонистов, подданных британской короны, но собственно американцев.
Жители Новой Англии, или «Янкиленда», как в шутку называли эту часть страны, необычайно гордились своими военно–политическими, но, пожалуй, еще больше — деловыми успехами. Будучи людьми еесъма практическими, они хоть и говорили о своей верности заветам «отцов–основателей», тем не менее не обременяли себя излишне жесткой пуританской моралью. По этому поводу ходило множество анекдотов, включая такой: некий дьякон, державший мелочную лавочку непосредственно рядом с церковью, обращается к своему приказчику: «Джон, песку речного в сахар подсыпал?» — «Да, сэр». — «Воды в ром подлил?» — «Да, сэр». «Ну тогда все в порядке, можно и на молитву становиться!»
Неунывающий и вечно чем‑нибудь занятый янки стал первым героем собственно американского фольклора. Возник он, впрочем, не на пустом месте, ибо у него были европейские прототипы.
В Новом Свете пронырливый и хваткий европейский крестьянин-ремесленник быстро превращался в смелого морехода, необычайно предприимчивого купца, финансиста, изобретателя, не стесняющегося в средствах политика, а кое‑кто и в государственного деятеля. Позднее типичный облик янки, длинноногого, поджарого, седобородого джентльмена, облаченного в полосатые брюки, жилет и сюртук, с цилиндром на голове и тростью под мышкой, послужил моделью для дяди Сэма[9] — фольклорного символа Соединенных Штатов Америки.
Джош Биллингс, один из крупнейших юмористов Новой Англии, оставил классическое описание этого типа:
«Настоящие янки имеют характер смешливый и просто кипят от предприимчивости и любопытства. Телосложением они худы, наподобие гончих псов, терпеливы в своей коварной хитрости; всегда настороженны; вывести из себя их трудно; драк они избегают, но в безвыходном положении полны решительности. Язык их смазан вожделением удовольствий, а их елейно–вкрадчивые речи скрывают стремление к наживе…
В живом янки нет ни капли смирения; его любовь к изобретательству взращивает любовь к переменам. Он смотрит на мраморную пирамиду, прикидывает ее высоту, подсчитывает, сколько на нее пошло камня, и продает этот величественный памятник в Бостоне с немалой для себя прибылью».
Не менее характерную черту янки составляет неудержимая страсть к рассказам, перемежающим правду с совершенно чудовищными небылицами.
В СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ВРЕМЕНА КОЛОНИЙ
В те добрые временаКороль еще правил сполна…Гуляя в саду, три парня в бедуПопали — вот те на!У всех на виду Попали в беду:Попутал сатана!
Был мельником первый, второйБыл ткач, а третий — портной,И надо ж, в саду все трое в бедуПопали в час дневной.У всех на видуВсе трое в бедуПопали в час дневной.
Тот мельник украл зерна,Ткач — пряжу, портняжка — сукна,И тут же в саду все трое в бедуПопали — вот те на!У всех на видуВсе трое в беду:Попутал сатана!
И мельник под мельничный гулВ запруду навеки нырнул.Зачем он в саду у всех на видуМешок зерна стянул?У всех на видуПопал он в беду:Мешок зерна стянул.
Не видя от кражи удач,На пряже повесился ткач.Зачем он в саду у всех на видуЗадумал красть, ловкач?У всех на видуПопал он в беду,А думал, что ловкач!
Портняжку сглотнул сатана,В придачу и штуку сукна!Вот так вот в саду все трое в бедуПопали — вот те на!У всех на видуПопали в беду:Попутал сатана!
Перевод М. Сергеева
ОХОТА НА ВЕДЬМ
Грейс Шервуд — ведьма!
Так считали многие, кто жил в приморском графстве Принсис Энн, штат Виргиния. Но другие — а их было ничуть не меньше — утверждали, что вся эта болтовня про ведьм лишь глупые сплетни старых кумушек, недостойные образованных и умных людей.
Грейс Шервуд была мужественная женщина, не ведавшая страха. Она ходила всегда с высоко поднятой головой и за словом в карман не лезла. Когда Джейн Гинсберн попробовала было обвинить Грейс в том, что она‑де навела порчу на ее урожай и скотину, Грейс в ответ заявила, что честный упорный труд спасает от всякой порчи и урожай, и скотину, и всякое такое прочее.
Находились даже люди, которые нашептывали, будто Грейс Шервуд пересекла в яичной скорлупе бурный океан в поисках ядовитых растений, чтобы высадить их в палисаднике перед своим домом. А одна болтушка Элизабет Барнс сказала, что своими глазами видела, как Грейс обернулась черным котом, вспрыгнула к ней на постель, хлестнула ее хвостом и исчезла. Другая же утверждала, что видела Грейс, летевшую верхом на помеле.
И вот Грейс предстала перед судом.
— Закон призовет ее к ответу! — радовались кумушки.
Суд заседал долго. Одни доказывали, что Грейс ведьма, другие это отрицали. Однако шуму и разных толков вокруг вдовы было слишком много, ее столько раз вызывали в суд, что наконец судья принял решение избрать присяжных заседателей из одних женщин, чтобы они проверили, есть ли у миссис Грейс на теле таинственные знаки, как у каждой ведьмы.
Женский суд присяжных обследовал миссис Грейс и нашел таинственные знаки на ее теле, а потому ее признали ведьмой.
И все‑таки судья не хотел верить атому вздору и отправил дело на решение в Верховный суд штата.
Суд штата тоже не поверил всякой болтовне насчет «особых знаков». Однако жители графства продолжали охотиться на Грейс Шервуд. На этот раз они так ожесточенно взялись за дело, что судья вынужден был согласиться на испытание водой.
Если она виновна, то пойдет ко дну, а нет, так выплывет.
Конечно, справедливости в этом не было. Но судьи все же решили послать вслед за Грейс лодку, чтобы в случае чего не дать ей утонуть.
В тот день яркое солнце так и плясало на воде. Зрители расселись прямо на траве, а некоторые даже принесли с собой скамейки. Все ждали начала судилища.
Грейс посадили в лодку. Два гребца направили лодку на середину пруда. Там с нее сорвали лишнюю одежду и со связанными руками бросили в воду.