Егерь. Девушка с Земли - Максим Хорсун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Реми присела рядом с горкой сухих водорослей. Скворцов защелкал зажигалкой. Сначала сильно запахло йодом, потом послышался треск. Через несколько минут костер запылал. Реми держала в руках по игле с нанизанными рыбешками, она ждала, когда пламя в костре угомонится и останутся угли. С рыбешек стекала слизь.
Скворцов пристроил на просушку ботинки и носки, потом прилег на бок.
— Люди, которых ночь застала вне укрытия, попросту исчезают, Реми, — сказал он, глядя на огонь. — Предположительно уходят в глубь рифового леса. Сами, без принуждения. Быть может, даже в карстовые полости, наподобие вот этих… Так что мы… хм… застряли на полпути…
— Сами уходят? — Реми нахмурилась.
— Есть предположение, что некоторые типы рифов по ночам, во время Карлика, генерируют инфразвуковые волны, которые воздействуют на психику людей. Про «голос моря» слышала?.. Так вот, это примерно то же самое.
— Зачем ты меня пугаешь, Эндрю?
— Я не пугаю. Сирена — не место для романтичных особ.
— Но волонтеры Кристо…
— Волонтеры пытаются насадить аборигенам цивилизацию, миссионеры — христианство. И те и другие действуют грубо, по наитию… И в собственных целях.
— По себе других не судят!
— Как же! Костер прогорает. Клади иглы. Не так, а вот так!.. Поперек!
Рыбкам недолго пришлось томиться на углях. Хотя Скворцов заверял, что этого времени достаточно, снедь вышла полусырой. Реми морщилась, хныкала, не решаясь приступить к трапезе. И глядела искоса на егеря, как тот уплетает сочащиеся тушки за обе щеки.
— Ешь, пока горячее, — посоветовал Скворцов. И добавил нечто совсем варварское: — Горячее сырым не бывает!
Реми вздохнула и кое-как управилась с половиной порции. Остатки отдала Скворцову.
— Что мы будем делать дальше? — спросила она.
— Надо ждать, пока Карлик не уберется, — ответил егерь. — Симмонсы дали деру, но и нам путь в рифы заказан.
— Ну а дальше?
Скворцов похлопал себя по нагрудному карману.
— У меня их карта памяти. Надо поглядеть, что хотят от твоего отца симмонсы, а прежде — сообщить ему, что ты жива и на свободе. Затем перекинем требования бандитов колохре: пусть чешутся те, кому полагается чесаться.
— Как ты полагаешь, что им нужно? Деньги?
— Может быть, — Скворцов сплюнул. — Симмонсы грабят колонии и корабли… У них есть плантации наркоты на дальних планетах, собственные рудники и заводы. Так что нищими их не назовешь. Но если речь идет об ОЧЕНЬ больших деньгах… То причина, возможно, в них.
— Я не понимаю, — Реми мотнула головой. — Разве могут быть другие основания?
— А почему нет? Тебя могли бы использовать, чтоб манипулировать мистером Марвеллом. Принудить его лоббировать интересы симмонсов в промышленной палате Федерации или отдать часть бизнеса подставным лицам. У симмонсов много помощников в Солнечной системе.
— Да уж. Не знают эти гады папа́… Манипулировать папа́! Как бы не так. Они бы разочаровались!
— Тогда бы тебя убили. Но сначала пытали и насиловали. Так что не хорохорься: ты в любом случае оказалась бы в проигрыше.
Реми некоторое время сидела словно в воду опущенная.
— Куда мы пойдем? В Персефону? — спросила она наконец жалобным голосом.
— Полагаю, да. — Скворцов сыто рыгнул. — Ох, прости. Сначала переберемся на другую сторону Барьера Хардегена, а там как карта ляжет. Деньги Марвеллов — отца и дочери — я отработал раз десять, не меньше, так что можете поразмыслить о премиальных. По крайней мере, подбрось такую мыслишку многоуважаемому папа́. Сдам тебя властям и залягу на дно, пока история не забудется. У меня худая, но своя лаборатория; у меня халтура с туристами. Забот, в общем, полон рот. Больше не собираюсь рисковать шкурой.
— Как мило, — Реми поежилась. — Теперь понятно, почему вы на Сирене ходите вокруг да около, однако не в силах разгадать ни одной ее тайны. У вас понятие работы срослось с халтурой.
Скворцов хмыкнул:
— Смотря что ты считаешь работой. Если распевание унылых песен под гитару и сочинительство книжек, то — уволь! Ты не знаешь ни черта о том, что такое работа.
Ремина оглянулась. Спросила, будто извиняясь:
— Эндрю, почему у меня появилось желание тебя ударить?
Скворцов тоже осмотрелся. Поглядел пристально на свод пещеры, подсвеченный зеленоватой флуоресценцией, потом пожал плечами:
— Инфразвук. На людей он действует по-разному…
— Глупости! Ведь на тебя он никак не действует.
— Неужели? Я хорошо знаю это ощущение, а ты столкнулась с ним впервые.
Реми нахмурилась. Замерла, прислушиваясь к себе.
На другой стороне озера снова что-то плюхнулось в воду. Поплыло, частя лапами.
— Чувствуешь? За глазами? — спросил егерь вкрадчивым голосом. — Похоже на грипп, только боли нет. И сердце учащенно стало биться, так?
— Эндрю, ты опять меня пугаешь.
— Интенсивный ультрафиолет, которым облучает Сирену Карлик, служит сигналом. На поверхности планеты происходит волна метаморфоз. Рифовый лес изменяется до неузнаваемости, дневная жизнь прячется, на охоту выбирается ночная. А рифы поют… Ты чувствуешь?
Он протянул руку и сжал ее запястье.
— Люди с точки зрения Сирены — тоже дневные существа. А о ночных соседях мы знаем с гулькин нос.
— Черт возьми, Эндрю! — Реми стряхнула пальцы егеря. — Пошли отсюда, а?
— Куда мы уйдем? Сейчас наверху — совершенно иной мир! Серебрится ночной криль, как вьюга. Между полипами бродят существа, которых мы до сих пор не смогли ни исследовать, ни классифицировать.
То, что бултыхалось в озере, повернуло к берегу. В два броска достигло кромки, выбралось на сушу, опираясь на перепончатые конечности.
Реми увидела дикого акслу.
Абориген пополз к остывающему костру, шлепая мокрыми руками. Но сил у него хватило лишь на то, чтобы преодолеть несколько метров. Потом он раззявил рот и застыл. Глаза наполовину скрылись за прозрачными веками. Горло акслы бешено пульсировало.
— Видишь, этому уже досталось! — Скворцов осторожно приблизился к аборигену, склонился над неподвижным телом. — С него кожа слезает… Вот черт! Как быстро! Аксла как будто с сейсмурией обнимался.
— Эндрю! Давай уйдем ниже! — взмолилась Реми. — Вернемся перед рассветом! Здесь опасно оставаться!
— Ладно-ладно… — Скворцов отступил от акслы. — Похоже, ты права. Чую носом, не к добру это все…
14
Они шли в полной темноте, прислушиваясь к эху собственных шагов. Время от времени им приходилось замирать на мгновение, чтобы убедиться, на самом ли деле их сопровождает лишь эхо? Иногда эхо будто подтрунивало над ними, не желая умолкать сразу. Они стояли секунду, две, три, а эхо продолжало шлепать призрачными подошвами в глубине влажного тоннеля, по которому струился узенький ручеек.
— По-моему, мы не одни, — сказала Реми.
— Я тоже заметил, — согласился Скворцов. — Они давно идут за нами, но стараются не выдать себя.
— Кто?
— Акслы.
— Уф, — выдохнула Ремина. — Лишь бы не эти ужасные крабопауки…
— Судя по твоему описанию, крабопаукам такое поведение не свойственно.
— А это не может быть… людоед?
— Вряд ли, — проговорил егерь. — Мы бы его давно, хм, почуяли… Вон как в спину дует…
— Ага, я бы сразу почувствовала этот запах… Меня при одном воспоминании выворачивает.
— Еще бы, — согласился Скворцов. — Бродяга-людоед… А вот акслы почти не пахнут…
— Почему?
— Не знаю… Акслы во многом загадочные существа… Тихо!
Реми прислушалась. Совсем рядом, вроде бы за стеной, нарастал гул. Сначала тихий, почти на пределе слышимости, он становился все громче. Легкий сквознячок, потягивающий в спину, усилился. Ремина даже ощутила капельки влаги на лице. Непонятно, с чего это вдруг, вспомнились слова безумца о придурках, что сунулись в дренажный…
— Черт! — прорычал егерь. — Бежим!
Он схватил Реми за руку и рванул вперед. Ей очень хотелось спросить: от чего нужно бежать? Но в следующий миг она увидела, что за ними по пятам, оглашая замкнутое пространство коридора ревом, катится водяной вал.
Тоннель шел под уклон, и бежать было легко. Однако вода нагоняла…
— Приготовься! — крикнул Скворцов. — Как накроет, не сопротивляйся! Плыви по течению…
Ремина не успела ответить. Ручеек вздулся рекой. Ноги захлестнуло. Сначала по щиколотку, потом до колен. Напор был сильным, но Реми до последнего пыталась устоять. Лишь когда вода поднялась до плеч, она оттолкнулась от пола (теперь уже — дна) и поплыла, стараясь держать голову над поверхностью. Тоннель заполнился больше чем до половины, напор ослаб, но течение оставалось чересчур сильным. Даже если бы Ремина и захотела, сопротивляться ему она не смогла бы. Слова сумасшедшего людоеда не шли у нее из головы.