Лавандовое поле надежды - Фиона Макинтош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великолепные парки теперь были еще и изрыты грядками, на которых выращивали овощи для пропитания лондонцев. В Кенсингтонских садах тянулись внушительные ряды капусты, а в Гайд-парке даже завели свиней! Весь Лондон был увешан плакатами «Копай для победы», по радио крутили специальную песенку, призывающую людей учиться готовить из того, что раньше считалось несъедобным.
Лондонцы отзывались с традиционной, как казалось Лизетте, британской выдержкой, превращая сады в фермы. Она и сама пыталась выращивать помидоры в горшках на подоконнике – пока без особого успеха. Вот и сегодня утром напрочь забыла полить, так что, пожалуй, хорошо, что ей пришлось вернуться домой пораньше. И все же на лице девушки застыла досада.
И о чем весь сыр-бор? Начальница Лизетты, мисс Маплтон, утверждала, что тут все по-честному, никакого подвоха. Помахала перед лицом у девушки визитной карточкой того джентльмена и велела идти прямиком домой, чтобы встретиться с ним точно в назначенный срок.
Девятая квартира располагалась на самой верхотуре, попадать туда приходилось через открытую площадку, но Лизетте до того нравился романтический вид на крыши Вест-Энда, что она переехала сюда в тот же день, как впервые увидела. Квартирку сняли на двоих с подругой, Харриет; собственно, ее отец им это жилье и нашел: он работал на железной дороге и имел доступ к жилому фонду «Бритиш рейл». С тех пор, как Харриет погибла во время бомбежки, Лизетта жила тут одна, и никто еще не пытался отобрать квартиру в пользу железнодорожных служащих.
Полученного Лизеттой наследства вполне хватило бы на безбедную жизнь, однако девушка редко говорила о нем, да и вообще практически не притрагивалась к деньгам. Ей не хотелось жить ни в пустом наследном доме в Суссексе, ни с бабушкой и дедушкой в Хэмпшире. Она устала, что после потери родителей ее все постоянно жалеют. Жизнь в столице, необходимость работать с утра до ночи и управляться самостоятельно сделают ее сильнее. Она совершенно не тяготилась одиночеством и даже начала радоваться жизни, особенно теперь, с удобным графиком работы и регулярной зарплатой. Плюс еще тот славный летчик, Джек, который дважды приглашал ее на свидание. До сих пор она отказывалась, но если он пригласит в третий раз, пожалуй, ответит согласием.
К началу войны Лизетта успела прожить в этой квартире всего девять месяцев – и вот уже ей пришлось замазывать окна, которые она так любила, черной краской, да гадать, не сметет ли «блиц» ее маленький домик с лица земли. По счастью, обошлось. Она жила тут три года, а до сих пор основной удар бомбежек люфтваффе приняли на себе доки и Ист-Энд.
Отважные лондонцы день и ночь укреплялись духом, без всякого почтения бросая вызов бомбежкам. За пятьдесят семь дней бесконечных налетов погибло почти шесть тысяч человек. Британцы не сдавались. Продуктовые рационы становились все скуднее и скуднее, а британцы потуже подтягивали пояса и по-прежнему верили, что чашка чая утоляет все печали. Правда, многие негодовали, что правительство прекратило производство мороженого. Когда бомбили Букингемский дворец, Лизетта поневоле вздохнула от облегчения, что и Вест-Энду тоже досталось, не только бедным районам. Похоже, стойкая королева Елизавета разделяла ее чувства: она осталась в Лондоне, чтобы подать своему народу пример мужества и оказать моральную поддержку.
Теперь Лизетта слабо улыбнулась, глядя, как ее посетитель, назвавшийся мистером Коллинзом, усаживается в единственное имеющееся в квартире кресло. Сама она притулилась на крохотной обитой вишневой кожей оттоманке, которую нашла на Кингз-роуд. Два закрашенных черной краской окна за спиной гостя напоминали слепые глаза, но девушка отодвинула черную штору на выходящем во двор окне, пропуская в комнату хоть немного дневного света. Мистер Коллинз отхлебнул глоток чая из позолоченной чашки лиможского фарфора. Ручка чашки была разрисована яркими гирляндами роз. Пожалуй, по нынешним меркам чашка выглядела аляповато, но Лизетта любила этот тонкий до полупрозрачности фарфор. Она так и не овладела в должной мере искусством заваривать чай, да и в глубине души не разделяла повального помешательства англичан на этом напитке. Вот попроси гость кофе – дело другое. Возможно, она бы и согласилась порыться в старых запасах и наглядно продемонстрировать гостю, что чашка настоящего французского кофе способна стереть недовольную гримасу с его лица.
Почти не притронувшись к чаю, мистер Коллинз поставил чашечку на блюдце.
– Мисс Форестье…
– Если не возражаете, я предпочитаю – Форестер. Стараюсь англизироваться по мере возможностей.
– Разумеется. Простите. – Мистер Коллинз вежливо кашлянул, и Лизетта невольно подумала, что он похож на толстого дрозда – такой же весь округлый, в коричневом.
– Впрочем, меня привела сюда как раз ваша «французскость». Мне бы очень хотелось, чтобы вы согласились встретиться с одним моим коллегой. Не могу назвать вам его имени, потому что… ну, потому что это тайна. – Он натянуто улыбнулся. – Мисс Форестер, от нашего внимания не укрылось, что вы говорите на нескольких языках, причем безупречно.
Девушка покраснела.
– Откуда вы знаете?
Мистер Коллинз вздохнул.
– Скажем… вы несколько месяцев находились у нас под наблюдением.
Лизетта недоуменно заморгала.
– Под наблюдением?
Ее гость кивнул. Ему хватило совести хотя бы сделать сконфуженный вид.
– И в чем вы меня подозреваете? – спросила Лизетта, почти задыхаясь от возмущения.
– О, нет, силы небесные, мисс Форестер, никоим образом! Ничего подобного. Собственно говоря, ровно наоборот. Я хочу сказать, мы восхищаемся вашим владением языками. Вы великолепны.
Лизетта сама не знала, чувствовать ли себя польщенной или просто вздохнуть от облегчения. Она вновь нахмурилась.
– Тогда зачем вы за мной наблюдаете?
– На самом деле по чистой случайности. У «Лайонса» вы как-то обслуживали мою коллегу. Она обратила внимание, что потом вы перешли к столику, за которым разговаривали по-французски, и явно понимаете, о чем речь.
– Обратила внимание?..
– Видите ли, мисс Форестер, у нее профессиональная наблюдательность. Она заметила, что вы улыбнулись на какую-то реплику от того столика. Через несколько дней вы обслуживали другого моего коллегу, англичанина. Он обратился к вам по-французски.
– Понятно.
– А потом он привел с собой другого коллегу, которого представил как швейцарца. И вы негромко поговорили с ним на немецком. Должен признаться, швейцарский посетитель был англичанином – можно сказать, подставное лицо, – но ваш немецкий оказался безупречным. Более того, вы и просторечия не пугаетесь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});