Прекрасная Габриэль - Огюст Маке

— Что же? — спросил он, приближаясь с вежливым видом. — Вы открыли, что меня надо повесить, как ла Раме?

— О! Если поискать, — отвечал Крильон, улыбаясь, — наверно, найдутся же кой-какие грешки.

Он взял под руку молодого человека, обрадованного и удивленного этой приятной фамильярностью.

— Но не об этом идет дело, — сказал Крильон. — Вы ищете приключений, а эхо, как мне кажется, очень неблагоразумно. Как в военное время человек с вашей наружностью и в вашем звании рискует ездить по большим дорогам, один, верхом, с чемоданом, который введет в искушение стольких праздных людей?

— Это оттого, — отвечал Эсперанс, — что туда, куда я еду, я не могу взять ни лакеев, ни провожатых, это было бы все равно, что взять с собой барабанщиков и трубачей.

Крильон перебил его.

— Вы не примете в дурную сторону моих вопросов, — сказал он. — Вас рекомендовали мне, и я считаю себя вправе, зная, что вы сирота и один, предложить вам мои советы, если не мое покровительство.

— Вы слишком добры, и будьте уверены, что ваши советы и покровительство будут драгоценны для меня.

— Прекрасно. Итак, я продолжаю: вы едете на назначенное свидание? В Сен-Дени, близ Ормессона?

— В самый Ормессон.

— И вы не можете отложить этого свидания?

— О! Ни за что на свете!

Крильон обернулся и скомандовал:

— Лошадь! Я провожу вас часть дороги, — продолжал он, обращаясь к Эсперансу, — у меня есть дело в этой стороне. Не стесню ли я вас?

— Как можете вы так думать! Вы, такое важное лицо, хотите меня проводить?

— Вы боитесь, что я потащу за собою целую свиту? Нет, успокойтесь, мы будем ехать вдвоем, как два рейтара.

— Но я не могу оставить вас одного на дорогах. Если с вами случится несчастье…

— Теперь перемирие, а что касается тех, кто меня не знает, я не уступлю в силе никому. Для других одно мое имя стоит целой армии. Притом я поеду не совсем один. Эй, кадет!

Он обращался к Понти, и тот незамедлительно подбежал.

— Есть у тебя лошадь? — спросил капитан.

— У меня? Если б была, я давно бы ее съел.

— Да, и правда… Вели дать тебе лошадь из моей конюшни, ты едешь со мной.

— Благодарю, полковник.

— А я еду с месье Эсперансом.

— Какая радость! — в восхищении вскричал дофинец и побежал в конюшню так, словно думал найти там счастье.

Через десять минут все было готово. Эсперанс хотел держать стремя Крильону, но тот, прежде чем сел на лошадь, был остановлен размышлением.

— Мы забыли кое-что, — сказал он.

Сделав знак молодому человеку следовать за ним, он пошел к Рони, который продолжал свою прогулку по берегу реки. Гугенот работал, как всегда, чертя планы и делая отметки. Он видел, как Крильон шел к нему, но притворился, будто не видит. У него было еще на сердце утреннее разногласие. Но Крильон шел прямо к цели, он загородил ему дорогу и с улыбкой на губах, с искренним дружелюбием в глазах сказал, взяв его за руку:

— Месье де Рони, я еду в Сен-Жермен, куда меня призывает король по важному и секретному делу. Я беру с собой этого молодого путешественника и дофинца, освободившегося от веревки. Прошу вас, месье де Рони, наблюдать здесь вашим зорким взглядом, распоряжаться самовластно и считать меня вашим покорнейшим слугой.

Рони не устоял против этого великодушного излияния, он дружески обнял Крильона, который, воспользовавшись этим хорошим расположением, сделал знак Эсперансу подойти, взял его за руку и прибавил:

— Я сам хотел представить вам этого молодого человека, который мне рекомендован его родными. Это прелюбезный молодой человек, не правда ли? И вы чрезвычайно меня обяжете, если удостоите его вашим благосклонным расположением.

Рони хотел было отвечать, но Крильон тут же обратился к Эсперансу:

— А вы, наш друг, — сказал он, — посмотрите хорошенько на этого господина, который будет очень велик между нами, потому что он начал свой военный путь со столь ранних лет.

Рони покраснел от удовольствия.

— Как я ни старайся, а никогда не сравняюсь с вами, — отвечал он.

— Слава бывает разного рода, только наш король имеет все роды славы. Итак, я полагаюсь на ваше доброе расположение к Эсперансу.

— Чего он желает? — спросил Рони.

— Ничего, кроме вашего уважения, — отвечал молодой человек.

— Заслужите его, — отвечал гугенот, — как герои Плутарха.

— Постараюсь.

— Хорошо, но чем же вы хотите, чтоб вам помогли для этого?

— Это он, напротив, предложил мне кое-что, — сказал Крильон с веселым смехом, — знаете ли, что этот молодой человек имеет двадцать четыре тысячи годового дохода?

— Двадцать четыре тысячи годового дохода! — вскричал Рони тоном, который показывал начало того уважения, о котором за минуту перед тем просил Эсперанс.

— Да, именно столько.

— Если бы эти деньги имел король!.. — со вздохом сказал Рони.

— Милостивый государь, — с живостью сказал молодой человек, — я весь к услугам его величества.

— Вот это прекрасно! Прекрасно! Вы отличный молодой человек! — вскричал Рони, пожимая руку Эсперанса.

«Вот теперь он совершенно его уважает», — подумал Крильон с легкой ухмылкой.

Они простились, и, когда отошли, Крильон сказал растроганным голосом, все чувство и все значение которого Эсперанс не мог понять:

— Это будет для вас хороший знакомый, если меня не станет. Но сядем на лошадей — и в путь.

Полковой командир уехал, окруженный своими гвардейцами, которые, обожая его, как отца, следовали за ним несколько сот шагов с уверениями и с пожеланиями скорого возвращения.

Понти, гордясь, что его выбрали, чванился на лошади своего полкового командира. Он деликатно пропустил вперед своих спутников и следовал за ними шагом на таком расстоянии, чтобы ему невозможно было слышать, о чем они говорят.

Погода была великолепная, и окрестности, защищаемые перемирием, сияли желтой жатвой, на которой играло солнце. Лошади ржали от удовольствия при каждом дуновении теплого ветерка, который приносил им запах свежего сена и душистой соломы.

Подышав несколько времени молча этим прекрасным воздухом мира, столь приятным для храбрых воинов, Крильон приблизился к Эсперансу и сказал ему:

— Повторяю еще раз, я нахожу, что вы поступаете неблагоразумно, путешествуя один и без кирасы, когда вы везете с собою две тысячи экю по крайней мере.

— Я? Две тысячи экю? Со мною нет и двадцати пистолей.

— Так вы не получали вашего пенсиона нынешний месяц?

— Получил, но…

— А! Вы тратите столько денег!

— Не для себя, не думайте этого, — с живостью сказал Эсперанс.