Миссия Русской эмиграции - Михаил Назаров

Но не эти бедные и умеренные слои еврейства бросались в глаза правому лагерю, а активные и влиятельные: финансисты, владельцы средств информации, политики – особенно те представители возникшего в конце XIX века сионизма, которые наиболее важными местами в Ветхом Завете считали все-таки обетования, подобные приведенным выше... С такими людьми христианское окружение отождествляло цели всего еврейства (впрочем, и о других народах всегда судят по поведению их лидеров и по их священным книгам).

...Таким образом, в возникновении теории «жидо-масонского заговора» произошло совмещение как описанных свойств масонства и еврейства, так и их интересов на разных уровнях: социальном, политическом, міровоззренческом. Разумеется, не все евреи и не все масоны участвовали в этом совмещении. Но в их общей зоне наложения образовалось активное ядро, которое и послужило прообразом рассматриваемой теории заговора.

Наиболее впечатляюще это символизируют такие еврейские лидеры (упоминаемые в масонских энциклопедиях в числе руководящих «братьев») - как, например, многие Ротшильды; вождь Всемірного Еврейского Союза А. Кремье; еврейские лидеры в Великобритании – барон М. Монтефиоре, в Италии – Э. Натан и другие (многие из них занимали также важные политические посты в странах своего проживания).

Я. Кац в своей книге рассматривает в основном такие слагаемые теории «заговора», как социальные проблемы борьбы за еврейское равноправие. Совершенно не отмечает он того, о чем говорится в упомянутых работах С. Лурье, А. Кестлера, Ж. Аттали, Х. Арендт, К. Маркса, М. Гесса и др. (разумеется, все они тоже допускают много поверхностных суждений и представляют интерес главным образом в частностях). К тому же, концентрируясь на нетипичной ситуации в Германии, Кац оставляет в стороне огромное влияние масонства в других странах.

Но и то немногое, что Кац отмечает, приводит его к выводу, на примере Франции: в процессе секуляризации «в глубоком расколе французского общества евреи и масоны четко и очевидно оказались на одной стороне – в секулярном лагере... Враждебность против евреев в социальном и политическом плане смешивалась со старыми теологическими протестами в христианской традиции, преобладающей в католической Франции, по отношению к еврейским надеждам на міровое господство в мессианской эре... Когда число евреев в ложах увеличилось и стало ясно, что многие из них получили ключевые функции, произошло в некоторой степени наложение обеих групп. Требовалось лишь небольшое умственное усилие – чтобы соединить их – учитывая их социальную близость, вызванную не случайными обстоятельствами, а ставшую выражением их исторического и идеологического подобия» [132].

Более того: еврейский исследователь прямо связывает проблему эмансипации евреев с целенаправленной дехристианизацией как общества, так и самого масонства (его освобождения от остатков христианской символики); с этой целью «евреи вели свою битву внутри масонства всеми средствами убеждения, бывшими в их власти» [133]. Только Кац не называет это «заговором», считая подобную борьбу за дехристианизацию міра – не подрывом существующего порядка, а развитием «прогресса»...

Он даже наивно полагает, что Церковь выступала против масонства лишь из боязни «соперника, который намеревался достичь той же духовной цели другими средствами» [134]. То есть, Кац странным образом не понимает, что в глазах христиан и «консерваторов» эта «прогрессивная» борьба еврейства и масонства выглядела именно заговором с прямо противоположной духовной целью.

Итак, теория о «жидо-масонском заговоре» имела в Западной Европе широкое хождение уже в XIX веке. И для этого – как ни называть этот союз и как к нему ни относиться – имелись основания. Они-то и оказалось отражены, по-видимому, в художественной форме – и в так называемых «Протоколах сионских мудрецов» (в том, что это никакие не «протоколы», трудно сомневаться[135]), и в романе «Конигсби» (1844) будущего британского премьера Б. Дизраэли, о котором Х. Арендт пишет:

«...он рисует фантастическую картину, где еврейские деньги возводят на престол и свергают монархов, создают и разрушают империи, управляют международной дипломатией... Основанием для этих фантазий было существование хорошо налаженной банковской сети. Она и послужила Дизраэли прообразом тайного еврейского общества, правящего міром. Хорошо известно, что вера в еврейский заговор была одним из главных сюжетов антисемитской публицистики. Весьма многозначительно выглядит то, что Дизраэли, руководимый прямо противоположными мотивами, и в те времена, когда никто еще и не помышлял о тайных обществах, нарисовал в своем воображении такую же картину»[136].

Мнение исследовательницы, что в те времена «никто не помышлял о тайных обществах», конечно, не соответствует истине (масонские источники отмечают, что и Дизраэли был масоном). Но это не обезценивает ее процитированного вклада в анализ рассматриваемой теории заговора.

«Вот еще характерный пассаж из Дизраэли: “...страшная революция, на пороге которой стоит Германия... готовится под покровительством евреев; во главе коммунистов и социалистов стоят евреи. Народ Бога ведет дела с атеистами; самые искусные накопители богатства вступают в союз с коммунистами: особая и избранная раса обменивается рукопожатиями с самым низменным плебсом Европы. И все потому, что они хотят разрушить неблагодарный христианский мір, который обязан евреям всем, включая его имя, и чью тиранию евреи не намерены больше терпеть”. В воображении Дизраэли мір превращался в еврейский мір», - пишет Х. Арендт и замечает: «Все, что говорил позднее о евреях Гитлер, содержится в этих фантазиях»[137].

То есть, «Протоколы сионских мудрецов» не были «программой жидо-масонского заговора», по которой развивался мір. Здесь была обратная причинность: мір в XIX веке находился в похожем состоянии, которое и отразили в духе своеобразной антиутопии как «Протоколы», так и роман Дизраэли. (И в собирательном образе «Большого Брата» у Орвелла можно видеть отражение масонского термина.) Поэтому безсмысленно сводить дискуссию к утверждению или опровержению подлинности «Протоколов»; важно понять исторические реалии, которые послужили прообразом для этих текстов. А их совпадения с реальностью только этим не ограничивались. Как раз дальше самое главное только и начинается, имея уже непосредственное отношение к появлению русской эмиграции...

Первая міровая война и ее результаты дали еще большую пищу для страхов перед «жидо-масонским заговором», и уже не только правому лагерю, но и широким слоям западного общества. Проблема занимала всех, правые круги лишь не стеснялись говорить об этом вслух. Трудно сказать, насколько масонство и еврейство «управляли» событиями: катаклизмы такого масштаба никогда не происходят точно по плану. Войны и революции не организуются на голом месте; они возможны лишь при наличии существенных причин. Но, имея достаточные средства влияния, эти причины можно устранять или обострять.

Так, по-видимому, именно масоны верно нащупали «спусковой механизм» войны: противоречия между Россией и центральными державами (Германией и Австро-Венгрией) в отношении к балканским славянам. В суде над убийцами в Сараеве наследника австро-венгерского престола выявилось, что масоны дали для этого оружие и согласовали дату покушения[138]. Но этот акт, развязавший войну, был бы безполезен, если бы не было многих других обстоятельств.

Нужно сразу признать: никто не виноват в российской катастрофе больше нас самих. Мы не рассмотрели опасностей, не противостояли им, дали себя соблазнить на гибельные пути. «Попустил Господь по грехам нашим» - так говорили наши предки даже после нашествия татар. Но позволительно разобраться и в том, кто и как в очередной раз воспользовался нашими грехами.

В анализе любых явлений следует различать второстепенные и главные факторы. Поэтому, нисколько не забывая, что существуют разные евреи и разные масоны, к таким определяющим факторам в Первой міровой войне можно отнести именно поведение верхов тех и других – хотя бы потому, что они оказались в числе победителей и большую долю ответственности за происшедшее, несомненно, несут. Приведем лишь факты, имеющие отношение к России.

К началу XX века масонских лож в России, по-видимому, не было. Их весьма успешное проникновение через «окно», прорубленное Петром, было пресечено в 1822 г. Александром I. С тех пор масонство в России было запрещено (особенно после восстания декабристов, созревшего в масонских ложах). Если и сохранились остатки лож – то лишь подпольно; известны только отдельные вступления русских в заграничные ложи (например, масоном был член I Интернационала Бакунин[139]). В отличие от своих западно-европейских родственников, российские монархи более строго относились к христианскому смыслу царского служения, да и призвание православной России ощущалось ими на ином пути.