Единственный принцип - 2 - Дмитрий Хоменко

Но Визар не заметил бы в этот момент даже приближение целого войска. Всем своим видом он требовал продолжения рассказа.

— Что обозначают эти пирамиды? — заворожено переспросил мужчина, давая понять, что не отступиться, пока не услышит ответ.

— Многое. Например, время. Я узнала, каким образом могу видеть будущее людей. У времени два лица. Оно, будто две пирамиды, движется в противоположных направлениях, — ответила Скулда, но, увидев, что Отто не совсем ее понимает, вынуждена была продолжить. — Я не знаю, как это правильно объяснить. Я просто знаю, что будущее — такое же реальное, как и прошлое, только в нем у нас иногда есть возможность выбора. Оно словно миллионы песчинок в песочных часах неумолимо летит нам на встречу. И эти песчинки могут стереть человека с лица земли, даже не заметив его на своем пути, а могут подарить осуществление самых сокровенных желаний.

— А еще? — решил выпытать все до конца Отто, а потом уж вникать в смысл услышанного.

— Я же говорю, — многое. Но познать все это можно лишь самому. Так что врут твои масоны. Потому что даже половина правды — это все равно ложь, как одна пирамида, например.

— А Генрих знает обо всем этом? — вдруг поинтересовался Визар.

— Нет, — ответила Скулда. — Да и ни к чему ему это.

— Я его прекрасно понимаю, — не удержался от замечания Отто, но тут же, поняв двусмысленность своих слов, добавил. — Но рано или поздно он все равно узнает.

— Не узнает, — заверила его Скулда и после паузы невозмутимым тоном объяснила. — Он уже не вернется.

Визару не понравилась собственная реакция на это предсказание. Оно не возмутило его, и даже не расстроило. Наоборот, он почувствовал, как где–то в потаенных уголках его души начали пробиваться первые ростки подлой надежды, которые Отто тут же попытался сгубить на корню. Ему даже удалось спросить, можно ли что–то изменить. Но ответ Скулды был отрицательным. После этого, не желая быть изобличенным в своих постыдных чувствах, Визар поспешил покинуть гостиную.

В эту ночь Отто так и не сомкнул глаз. По странному стечению обстоятельств, именно ночные мысли и переживания спасли Визару жизнь. Когда под утро предатель впустил в замок врага, он оказался одним из немногих, кто встретил непрошенных гостей с оружием в руках. Отто даже успел отправить на тот свет нескольких чужаков, прежде чем сам был сбит с ног вражеской пулей. От резкой боли он почти сразу потерял сознание, но все же успел услышать одну фразу, произнесенную знакомым голосом и оставившую ему небольшую надежду.

— Кажется живой, — склонившись над его телом, сказал епископ Бруно и скомандовал своим солдатам. — Этого тоже прихватите вместе с ведьмой. Возможно, он нам еще пригодится. Если, конечно, выживет заодно со своим главарем.

ГЛАВНЫЙ ПРИЗ

«Это полное безумие», — наверняка, подобная мысль посетила головы даже самых отчаянных офицеров Вильштока, когда они профессиональным взглядом изучали стоявшие друг против друга армии. С высоты холма, на котором расположил свой командный пункт Генрих, было прекрасно видно, сколь велико преимущество свевской армии над ордой Вильштока. Это касалось всех без исключения составляющих в обеих армиях: почти двукратное преимущество в артиллерии и пехоте, не говоря уже о кавалерии. Свевская конница угрожающе гарцевала впереди пехотинцев, с нетерпением ожидая приказа о наступлении и предвкушая неминуемый разгром противника, тогда как все конные воины Генриха во главе с Паулем Шимецем еще ночью исчезли в неизвестном направлении. Да и ничем бы они не помогли Вильштоку в назревающем сражении, так как еще и неудачное расположение его армии, затиснутой между рекой и лесом, не оставляло бы им никакого простора для маневра. А лобовое столкновение с вражескими всадниками ввиду неравенства сил было бы вообще сходно с жестом отчаяния. Ко всему прочему, впечатление западни для армии Вильштока дополняли два пологих холма позади нее, разделенные широким оврагом, который и являлся самым удобным путем для предсказуемого отступления. Не составляло особого труда догадаться, что прорыв к оврагу и стал главной задачей свевской кавалерии.

Вдоволь налюбовавшись вражескими всадниками, Генрих посмотрел в противоположную сторону и остался доволен увиденным, — Бергер в точности выполнил его указание, отведя внушительный обоз всего лишь на несколько сот шагов от выхода из оврага. Если его солдаты побегут с поля боя, то неминуемо упрутся в повозки с награбленным и вряд ли захотят их без боя отдать врагу. Потом граф окинул взглядом две артиллерийские батареи, расположившиеся на обеих гребнях холмов, и подумал о том, что они могли бы сыграть решающую роль в сражении, если бы состояли из орудий помощнее и в большем количестве. Так же у Вильштока не было ни малейших шансов на победу. Но он и не рассчитывал на нее, — его целью изначально был только сам Альфред. Но даже для этого требовалось удачное стечение обстоятельств, на которое и оставалось полагаться Генриху.

Сам Альфред и подумать не мог, что Вильштока интересует только его персона, и не переставал удивляться такому глупому поведению столь опытного противника. Если бы он знал об оставленном по другую сторону оврага обозе и о том, что в центре Генрих выставил свои самые слабые полки, в которых, к тому же, не было ни одного из его ближайших соратников, то мог бы почувствовать что–то неладное и действовал бы осторожнее. Вместо этого король свевов был озабочен совершенно другим, — как бы не упустить самого Вильштока, пленение которого было до сих пор несбыточной мечтой для многих полководцев. Альфред явственно представил себе будущий триумф и, желая поскорее насладиться им в реальности, отдал приказ о наступлении, беспечно взмахнув рукой. В тот же миг его кавалерия с завораживающим гулом бросилась на врага, с каждой секундой ускоряя свой бег. Следом за ней стройными шеренгами с достоинством сильного двинулась пехота. Десятки орудий спешили облегчить кровавый труд наступавших, с удивительной точностью отправляя свои смертоносные послания.

Артиллеристы Альфреда уже устали подносить ядра, а пушки Вильштока все еще безмолвствовали. Свевская кавалерия беспрепятственно добралась до вражеской пехоты и успела перемолоть ее первые ряды, когда орудия Генриха наконец–то взялись за дело, отсекая свевскую пехоту от сражающихся всадников. Канониры Вильштока очень быстро доказали, что не уступают в умении своим визави. Конные воины уже загоняли врага в овраг и сами втягивались за ним, а пешие все еще растерянно пятились назад от града ядер. Фланги армии Вильштока с беспокойством наблюдали, как им отрезают путь к отступлению, но даже не подумали бросить свои позиции, и только непроизвольно прижимались к подножьям холмов. Вскоре их начали теснить к ним и свевы. Бросив попытки прорваться по центру, они изменили направление движения и ударили по флангам вражеской армии, подступы к которым батареи перекрыть были не в силах. Как только завязался рукопашный бой, пушечная канонада затихла, — свевы боялись попасть в своих, а батареи Вильштока, судя по всему, разворачивали орудия. По крайней мере, так решил Альфред и бросил все свои резервы в образовавшийся по центру разрыв. Свежие силы должны были не только выйти к оврагу, но и окончательно разделить вражескую армию на две части.

Противник стал проявлять явные признаки растерянности. Его орудия снова начали обстрел свевов, метя практически в то же место, что и раньше, но резервные полки уже успели пройти эту линию, и ядра разрывались за их спинами, не нанося ни малейшего урона. Да и линия обороны все ближе подбирались к самим батареям, которые, казалось, осознавая неминуемую сдачу врагу, спешили бесцельно расстрелять весь свой запас ядер.

Именно в этот момент, когда пули уже во всю свистели над головой Генриха, а его солдаты уже были готовы к паническому бегству, на его лице появилась торжествующая циничная ухмылка. Его ушедшая в ночь кавалерия вернулась. Вернулась, как и рассчитывал Вильшток, в самое подходящее время. Пока пехота Альфреда загоняла противника на гребни холмов, чтобы затем покатить вниз, а кавалерия увязла между многочисленными телегами вражеского обоза, то ли добивая отчаянно цепляющихся за награбленное солдат, то ли, уже в свою очередь, грабя награбленное, конница Генриха появилась в глубоком вражеском тылу и стрелой неслась к практически беззащитному командному пункту свевского короля. Когда там поняли, что произошло, было уже поздно.

Генрих даже не стал дожидаться условленного сигнала от Шимеца, с помощью которого тот должен был возвестить о гибели Альфреда. Даже если его друг не выполнит задание, большего Вильшток уже сделать не мог. Граф отдал приказ об отступлении в условленное место и, бросив прощальный взгляд на поле боя, неспешно поскакал прочь.